Непогрешимый предводитель - Эван Хантер

она вернулась, она снова села в кресло, сложила руки на коленях и сказала:

— Мне очень жаль, что я не могу помочь вам, но я не знаю, где сейчас Биг, и я не знаю никого, кого зовут Мидж.

Итак, она начала заученно повторять свою пластинку, выполняя приказ Рэнди по телефону.

— Когда-нибудь бывали в Турмане? — спросил Клинг. Они не собирались дать ей выскользнуть. Если придётся, они были даже готовы брякнуть ей, что её друг-возлюбленный застигнут с Мидж in flagrante delicto (в момент совершения преступления — латынь) посреди главной улицы Турмана в самое людное время.

— Турман?

— Турман, Турман, — резко повторил Карелла. — Сразу как переехать Гамильтон-бридж. Только не надо нам рассказывать, что вы не знаете, где Турман.

Элли сжалась от его тона.

— Я знаю, где это — Турман.

— Вы там бывали?

— Я... не помню.

Значит, она там бывала! Теперь всё должно пойти гладко. Но вместо того, чтобы расслабиться, их манеры становились всё жестче, голоса — всё резче, даже осанка — всё несгибаемей и безжалостней.

— Вам лучше припомнить, — наступал Клинг.

— И побыстрее, — нажимал Карелла.

— Раз я не помню, значит, не помню, — сказала Элли. Её голубые глаз уже были полны слёз.

— Были ли вы когда-нибудь в Турмане — да или нет? — загремел Карелла.

— Я была, ладно, была там. Но только раз.

— Когда?

— Я не помню.

— Послушайте меня, Элли, — сказал Карелла, наставив на неё палец — Если не начнёте сейчас же говорить нам правду, вам придётся очень плохо.

— Нечего тратить время, — злобно сказал Клинг, — забираем её прямо в участок.

— Ну, погодите, объясните, почему? — умоляла Элли. Её глаза были полны слёз и испуга.

— Когда вы ездили в Турман?

— Как раз перед Рождеством.

— Где?

— Я не по...

— Где, чёрт возьми? — загремел Карелла.

— Это большой город, я не помню.

— Это маленький город, и вы помните...

— В чём дело, Элинор? — окликнула её старушка из кухни.

— Где?! — Карелла был неумолим.

— Что случилось, Элинор? — добивалась старуха. — Что у вас за крик?

Клинг резко поднялся с дивана.

— Вашей бабушке придётся внести залог за вас, — повелительно сказал он. — Вставайте, одевайтесь.

— Да, погодите, я...

— Да? — сказал Карелла.

— Что я сделала? — плаксиво спросила Элли. — В самом деле, чего?

— Вы скрываете факты, — жёстко вёл Клинг. — Поехали!

Он отцепил наручники с пояса. Это решило дело. Он навсегда запомнил, что это движение к наручникам заставило девушку расколоться. В будущем он не раз и не два успешно повторял его.

— Ну, ладно, я туда ездила в один дом, — тихо сказала Элли, опустив голову и упорно глядя на свои ноги.

— Какой дом? — быстро спросил Карелла

— У тётки Бига есть дом в Турмане.

— Где? Улица?

— Я не знаю.

— Да чёрт возьми... — сорвался Клинг.

— Я, правда, не знаю! Клянусь вам! Это жёлтый дом с белыми ставнями и впереди на газоне фиговое дерево. Оно было укутано, когда мы там были в декабре. Я не знаю улицы. Я там была только один раз! Клянусь вам богом, я не знаю, какая это улица.

— Как зовут его тётку?

— Марта Уолш.

— Где она живет?

— За углом. На Филлипс-авеню...

— Спасибо, — сказал Карелла.

— Элинор? — донеслось из кухни. — С тобой всё в порядке?

— У меня всё в порядке, — ответила Элинор упавшим голосом.

Детектив Майер Майер погряз в «связях с общественностью». Монтгомери Пиэрс-Хойт снова оседлал его телефон и желал узнать, дал или нет лейтенант разрешение Майеру обсуждать проблемы связи телевидения с актами насилия.

— Да, он дал мне такое разрешение, — сказал Майер. — Разумеется, при том условии, что существует полное понимание, что моё любое заявление является лишь моим личным мнением и никоим образом не может преподноситься в прессе как официальная точка зрения Главного управления полиции.

— О, конечно, конечно, — сказал Пиэрс-Хойт. — Когда я могу приехать к вам?

— Я как раз уезжаю с работы, — ответил Майер,

— Когда вы вернётесь?

— У меня выступление, а потом я еду прямо домой.

— Выступление? — спросил Пиэрс-Хойт. — Какое же?

— В женском колледже.

— На какую тему?

— Изнасилование. Как предотвратить его.

— О, звучит так интригующе! — воскликнул Пиэрс-Хойт.

— Да, это интригующее дело, — сухо заметил Майер.;

— Можно мне тоже присутствовать?

— Я уже выезжаю.

— А я вас встречу на месте. Мне бы очень хотелось послушать вашу беседу. Это в каком колледже?

— Амберсон.

— В какое время начало?

— В три часа, — сказал Майер и не удержался, чтобы добавить: если меня отпустить от телефона.

— Буду на месте. А как я вас узнаю?

— Я один буду стоять на сцене за кафедрой и говорить об изнасиловании.

— Пока! — жизнерадостно прощебетал Пиэрс-Хойт и повесил трубку.

Майеру не нравился Пиэрс-Хойт. Он его ещё даже не видел воочию, но уже не любил его. Ему не нравилось, что надо ехать в центр и даже дальше, да ещё в субботу, и проводить беседу о предотвращении изнасилования полному залу девиц, которое, вероятно, живут в общежитии со студентами из соседних колледжей, выматывая их до бесчувствия. Когда его собственная дочка Сюзи поступила в колледж, он сказал: «Нет! Нет, жить в общежитии в одной комнате со студентом я не позволю. Нет! Нет, я не позволю тебе приводить парня к нам в гости и оставлять его ночевать у себя в комнате. Да, я старомодный человек, это верно. Будь мы в Польше, откуда приехал мой дедушка, мы бы пошли к деревенскому раввину и спросили его: «Рав, приличествует ли моей единственной дочери спать с мужчиной до бракосочетания?». И раввин покачал бы головой, погладил бы бороду и сказал: «Нет таких книг, где было бы написано, что такое должно разрешаться». И мой ответ будет: «Нет, Сюзи. Нет и нет».

Он подошёл к вешалке и уже надевал пальто, когда зазвонил телефон. Коттон Хоуз и Хэл Уиллис должны бы работать в одной смене с ним, но их и след простыл ещё с