Призраки оставляют следы - Вячеслав Павлович Белоусов

Аркадий заглянул бы другу в глаза, но темнота спасла Ковшова. – Логики не наблюдается. И кто тебя по черепку шарахнул тоже не приметил?

– Враз отрубился.

– Хорош удар. Профессиональный. По затылку он тебя очакушил, – оценил Аркадий. – И не смертельно, и отключает тут же. Однако согласись, этот бандит, выходит, и стрелял в Топоркова?

– Больше некому.

– Чья гильза, если не из его нагана?

– В милиции такой древности на вооружении давно нет. Этим когда-то… в далёкие грозовые революционные баловались, – сказал и замолчал Данила, его ошпарило от догадки: «Топорков-то про что рассказывал?! Он же и талдычил об усмирителях Хана!..»

– Что это ты весь перекосился? – заметил перемену в его лице приятель. – Правильно мыслишь, в Гражданскую войну наши комиссары шашками да наганами красовались. Матросы маузеры предпочитали. Помнишь фильм про командарма Пархоменко? Но у маузера гильза покрупней калибром…

Он помолчал, дожидаясь реакции товарища, но Ковшов отмолчался и даже попробовал отвернуться.

– Нет, ты погоди, – удержал его за плечо Аркадий. – Ты гильзу патологоанатому отдал, но предупредил, чтобы он помалкивал до поры до времени, так?

– Ну так.

– А почему?

– А ты всё ещё не догадался?

– Хотел бы всё-таки услышать…

– Чтоб он в себе не разуверился. Доволен?

– Понятно, понятно… В воспитательных целях, так сказать. Ты не горячись. Чего взбеленился-то? – не отпускал приятеля Аркадий. – Значит, теперь получается так… Раз я ущучил гильзу в избе, а Дынин как раз эту пулю нашёл в теле убитого?..

– Ну продолжай, продолжай.

– Только что ты подтвердил, что уверен в Илье?

– Ну, уверен…

– Вот! Получается, что бандюга тот, который Топоркова грохнул из нагана и тебя отключил, он же эту пулю спёр из морга.

– Как ты всё подвёл-то! – попробовал осадить разыгравшуюся фантазию друга Данила, но азарта спорить не хватало, да и самого грызли сомнения, он давно пришёл к такому же выводу, но пугался этих мыслей, слишком страшными они выглядели. – У тебя прямо цепочка! Долго соображал?

– Логическое построение, – невозмутимо хмыкнул Аркадий, не обидевшись. – Несколько правильных посылок образуют верное заключение. Забыл, как учили?

– Какие же это правильные посылки? Не поделишься? – Данилу так и подмывало, ему не терпелось уличить товарища в ошибке, в преждевременности сказанного; получалось, что в разное время, разными путями, но они оба с Аркадием пришли к одному результату…

– Можно было бы множество доводов привести, – видя, как заволновался Ковшов, с издёвкой и лениво отозвался Аркадий, поддразнивая друга, – но, думаю, и двух достаточно.

– Каких же?

– Всё произошло в один вечер, так? – начал рассуждать Аркадий.

– Так.

– А ведь посторонних, кроме тебя, при покойнике не наблюдалось… И когда Топорков жив был, и когда, простите…

– Да меня никто не видел! – дёрнулся в сердцах Данила. – Однако я к гибели Топоркова никакого отношения не имею. Это-то ты учёл?

– Как знать, старичок, как знать…

– Что? Ты и меня подозреваешь?

Данила, конечно, больше шутил, но приятель продолжал отвечать ему в том же серьёзном тоне и, казалось, совсем не дурачился:

– Как любил повторять твой литературный любимчик Холмс: в поле подозрения попадают все, кто был на месте преступления, а?

– Пока не рассеется туман, – соглашаясь, нахмурился Данила и погрустнел. – А туман пока не думает опадать. Отнюдь. Мне кажется, он ещё больше сгущается…

– Ты это о чём?

– Убийца Топоркова и вор, если это было одно и то же лицо, должен был знать, что Дынин вечером будет производить анатомирование.

– Его предупредили.

– Кто?

– Что ж тут думать? Легче простого вычислить. Называй всех, кто знал об этом, и отбери достойного.

– Ты что мелешь? Из кого выбирать? Сплошь одни работники милиции и прокуратуры.

– Не так уж и велик круг.

– Слушай, твою фантазию да хорошему бы романисту!

– А что делать?..

– Вот я и думаю…

– Всё только начинается, мой друг, – посочувствовал Аркадий. – Ты приляг, приляг. Что вскочил-то?

– Да всё равно утро скоро.

– Может, с гильзой я поторопился?

– Что? Час от часу не легче.

– А давай, чтобы не было мороки, я её назад заберу у Дынина. Илья Артурович завтра же с утречка в город рванёт. Так я его на своей ласточке перевстрену. Где он живёт, я уже знаю.

– Зачем? – меланхолично гадал Данила.

– Отберу гильзу назад. Нечего ему этой вещицей дурить Югорова.

– Ну, брат, ты загнул!

– А чего?

– Югоров как раз думает продолжить исследования, чтобы убедиться в наличии этой пули, или…

– Или?

– Или подтвердить доводы Каримова и Боброва, что никакой пули не было и в помине…

– Вот и пущай себе исследует. Пущай копает. Есть медицинская наука, пусть использует все её широкие возможности, новейшие разработки и достижения. Пусть доказывает в конце концов своё право на существование…

– Заболтался ты что-то! – у Данилы не находилось слов от возмущения. – Знаешь ты кто?

– Кто?

– Пошёл ты знаешь куда со своими предложениями!

– Куда?

– Это же вещественное доказательство!

– Но ты же сам только что мямлил, что оно добыто без понятых, не оформлено протоколом, поэтому таковым являться не может…

– Почему это?

– Сам же!

– Мы тебя допросим в порядке статьи сто восемьдесят, и всё встанет на место.

– Как свидетеля, – подсказал Аркадий, уже просвещённый своим приятелем.

– И к твоим показаниям приложим этот вещдок.

– Хорошо. Вот и выход!

– Хорошо, да не очень… Подпорченными будут выглядеть такие доказательства.

– Нелегитимными?

– Начинается…

– Сам же говорил. Ну тогда давай по-другому всё обтяпаем. Я нашёл эту гильзу, я её и положу назад, успею до вашего завтрашнего осмотра.

– И что?

– А этот капитан… Как его?

– Квашнин, кажется…

– Квашнин завтра её найдёт. Платочком я её оботру. Ваточку вытащу, чин-чинарём. И оформляй этот вещдок протокольчиком, как положено, а?

– Лучше не придумал?

– Ну, на тебя не угодишь, – обессилев от фантазий, Аркадий, раскинув руки в стороны, запыхтел от негодования.

– Ты всерьёз всё это буровил? – Подождав, пока друг успокоится, тихо спросил Ковшов.

– Конечно. Думаешь, размечтался? От сильного перевозбуждения? – съязвил тот. – Чуть не проломил голову твоему Дынину, и меня понесло.

– И этот бред я слушаю!.. – угрожающе привстал Данила.

Он снова начал с философских категорий: след – пуля, гильза, нож, отпечатки пальцев, гниль под ногтями, воздух в пакете, это всё объективная реальность, если ею манипулировать, истины не установить. Если заигрывать с истиной, можно докатиться… Но есть принципы, не уступающие истине, это честь, долг, совесть, собственная репутация – категории, которыми определяется сущность следствия!..

– Ну, брат, ты прямо Фейербах, – Аркадий пододвинулся к другу, выждал момент и прикрыл ему рот ладонью. – Ладно, миру – мир. Ты же сам, вручая гильзу Илье, наказывал, чтобы он её пока не афишировал.

– Ты знаешь, Аркаш, – покривился Данила. – Отдать-то я отдал, но и сейчас не