Хроники лечебницы - Дэниел Киз

Ты словно создана для этого.

— Ну, ты же сказал, что Ника — богиня скорости.

Когда они вошли в дом, Алексий сказал:

— Собирай свои вещи. Ты переезжаешь.

— Меня выгоняют?

— Только отсюда. Мы поедем ко мне на квартиру, где сможем остаться вдвоем.

Она посмотрела в его темные глаза. Несмотря на то что часть ее боялась высоты, ей хотелось, чтобы там, на Акрополе, он взял ее на руки и отнес к мотоциклу.

Теперь же, глядя на себя со стороны, она увидела свою сестру.

«…так это будешь ты или я, рэйвен? или это будет ménage à trois[14] для двоих?..» — «Остынь, сестренка. Он мой». — «…задолбала с сестренкой. у меня теперь есть имя… зови меня никки аптерос…» — «Если «Бескрылая Победа» означает, что ты не выносишь высоты, как же ты улетишь с Акрополя?» — «…улечу? черт, да я даже вниз не смотрела…»

Глава восемнадцатая

Алексий смотрел, как Никки шагает вверх по ступенькам. Гибкое тело. Красивые бедра. Упругая тугая попка. Она была в его власти. Он вставил ключ в замок и повернул, но, когда она потянулась к ручке, он схватил ее за запястье.

— Извини, — сказала она, подняв взгляд на него, — я только хотела помочь.

— Смотри за мной и запоминай.

Он прислонил руку к верхней планке косяка и снял волос, а затем второй снизу. Он показал их ей.

— Эти волосы белые. Здесь был мой отец.

— Предупредительный знак?

— Именно.

Он открыл дверь. Войдя, она бросила на пол рюкзак и обняла Алексия. Он мягко отстранил ее.

— Что такое?

— Давай не здесь. Это место, наверное, вызывает у тебя ужасные воспоминания. Мы поедем ко мне домой, там ты будешь счастлива.

— Я не помню, когда была счастлива.

Он никогда еще не сталкивался с такой переменчивостью в людях. В один момент она была хрупкой девушкой, в другой — дерзким сорванцом.

— Я помогу тебе запомнить счастье. Собирай свои вещи. Мы сейчас уйдем отсюда, ты будешь на свободе и в безопасности. Верь мне.

— Я тебе верю.

Она подтянулась и поцеловала его в щеку. Он потянулся к ее груди, но она отстранилась.

— Ты сам сказал, не здесь.

Она подбежала к шкафу и запихнула все, что он купил ей, в наволочку.

— Спасибо тебе за все.

Ее доверчивый взгляд вызвал в нем желание сжать ее в объятиях. Но надо сдерживать себя. Быть бережным. Она достаточно окрепла для промывки мозгов. И все же его жемчужина находилась в мякоти под твердой скорлупой. Он услышал, как она спокойно напевает, и улыбнулся. Ему нравилось делать ее счастливой. Но надо быть осторожным. Не влюбляться. Ведь ей, возможно, осталось жить недолго.

— Это было ужасно, — спросил он, — сидеть запертой в шкафу?

— Я причиняла себе боль, чтобы отвлечься, но мой голос говорил со мной о надежде.

— Голос?

— Говорил мне, что скоро это кончится. А если нет, он уверял меня, что я смогу прыгнуть в темноту.

— Я не понимаю.

— Мой голос сказал, что я могу покончить с собой и улететь на свободу, как моя мама.

— Ты бы правда убила себя?

— Я часто думаю об этом.

— Обещай, что больше не будешь. Не могу представить жизнь без тебя.

— Ты обрезал мне крылья. Пока ты есть у меня, мне не нужно умирать.

У нее не только были видения, она умеет переносить боль и смотреть в лицо смерти. Будет нелегко вытащить из нее пророчества Тедеску.

— Я купил тебе еще один подарок, — сказал он.

Когда они вернулись к «Харлею», он открыл багажник и достал черную женскую сумку.

— Ух ты. Мне нужна была сумочка. Но она большая, прямо торба.

— Большая потому, что у нее двойное дно. Смотри.

Он потянул за скрытую молнию и открыл снизу секретное отделение.

— Зачем мне что-то прятать от тебя?

— Не от меня, но всегда думать наперед.

— Да. Это правильно.

Она достала из наволочки красный и черный парики и засунула в секретное отделение.

— Вот, умница.

Она поцеловала его и прошептала:

— Спасибо.

— А теперь едем ко мне. Я поведу.

Она забралась на сиденье сзади и крепко прижалась к нему. Мотор взревел, они выехали из переулка и поехали по улице, лавируя между студентами на велосипедах и скутерами. Он задел крыло стоявшей машины. Рэйвен подумала о царапинах у себя на руке. Она успела сделать одиннадцать, хотя прошло уже больше дней после самоубийства отца. У нее в ушах все еще звучал выстрел, она видела, как его лицо заливала кровь и он падал. Как бы она ни пыталась стереть это воспоминание, оно оставляло следы, словно красным мелом на доске ее разума.

«…чтобы жить, ты должна заставить алексия нуждаться в тебе. делай все, что он захочет. делай его счастливым…»

Она чувствовала грудью, как вибрирует его мускулистая спина. Она закрыла глаза и отдалась ощущению движения, словно качаясь на волнах. На поворотах он вел плавнее, чем она, когда ехала от банка. Он повернул на площадь Экзархия и выключил двигатель.

Дворники убирали разорванные знаки протеста и баллончики от слезоточивого газа.

— Похоже, — сказал он, — недавно здесь была стычка.

Она вошла за ним в здание и поднялась в его квартиру на втором этаже. Это было не то, чего она ожидала. Просторная гостиная была почти пустой. Она рассмотрела кубистические картины без рам, покрывавшие стены.

Он бросил на пол вещи и обнял ее.

— Давай покажу тебе нашу спальню.

В отличие от опрятной гостиной в спальне был бардак. Огромная кровать, простыни и одеяла в куче, словно он вскочил в спешке. По полу разбросаны одежда, книги и газеты. Мусорная корзина переполнена.

— Нужно, чтобы кто-то прибирался у тебя.

— Тогда я ничего не найду, — сказал он. — Это только кажется, что тут беспорядок, но я знаю, где лежит каждая вещь.

— Ты шутишь.

Он усадил ее на кровать и сдернул одеяло.

Будет ли он предохраняться? Спросить или нет?

«…лучше не надо. ты и так, считай, на том свете…»

Он расстегнул рубашку. Она помогла ему стянуть ее и увидела на его спине рубцы крест-накрест. Она коснулась бугристой кожи.

— Откуда это?

— Это отец, — сказал он.

— Мирон был так жесток к тебе?

— Не жесток, строг. Он бил меня, чтобы научить.

— Чтобы отличать хорошее от плохого?

— Это было потом. Когда я был мальчиком, я ходил и говорил во сне. Сперва он привязывал колокольчики к моим щиколоткам, чтобы они будили меня, когда я встану с кровати. Но это не помогало, и тогда он стал связывать мне