Хроники лечебницы - Дэниел Киз

коснулась его руки.

— Но ты такой симпатчный — не могу представить, чтобы какая-то женщина ушла от тебя.

Он поднял стакан.

— За возможность узнать друг друга получше.

Она подмигнула ему и коснулась его бокала своим, а на ее губах обозначилась сардоническая улыбка.

— За инакомыслие! — сказала она громко. — Долой турок, британских империалистов и политиков, продавшихся американским капиталистам!

Студенты за соседними столиками подняли стаканы.

— Хопа!

Как он и подозревал, она симпатизировала террористам. С ней надо быть настороже, но он мог что-то узнать от нее. Так что он тоже поднял стакан:

— Хопа!

Официант вернулся и забрал чаевые.

Трое студентов на маленькой сцене настроили свои бузуки. Их звучание резануло ему слух, но он поднял стакан в их сторону.

Мужчина средних лет с седыми подкрученными вверх усами встал и мягко запел рембетику:

…Руки исколоты морфием, точно наколками,

Ненависть душу терзает… Дай мне снова умереть…

В бессчетный раз забыться смертным сном…

Артемида вздохнула.

— Так грустно и так романтично.

Она снова коснулась его руки. Ее взгляд говорил ему, что этой ночью одна из комнат на третьем этаже будет пустовать. Он подумал о заложнице, которую должен был спасти, и отвел руку.

Она широко раскрыла свои темные глаза в удивлении и повела плечами.

Несколько молодых человек заняли место старика и встали полукругом, положив руки друг другу на плечи, и стали танцевать. Остальные звенели стаканами в ритме танца.

Внезапно музыку заглушили крики с улицы. Воздух наполнился запахом жженой резины. Студенты ломанулись к выходу.

— Анархисты устроили демонстрацию и жгут покрышки. Идем, посмотрим, как будут орудовать полицейские.

— А это не опасно?

— Если не будем вмешиваться, — сказала она и вывела его на площадь Экзархия. — Это больше представление, чем бунт.

Протестанты шагали, поднимая самодельные знамена. Из-за угла возникли в боевом порядке полицейские, с дубинками наготове.

Одна из женщин бросила в них камень, и он отскочил от щита. Когда же она развернулась, собираясь затеряться в толпе, Дуган замер. Ее лицо показалось ему знакомым. Она шла за высоким одноруким демонстрантом и передала ему что-то. Он засунул это в подколотый рукав. К ним приближался полицейский, подняв дубинку.

Женщина бросилась на него и впилась ногтями в лицо. Он ударил ее дубинкой по голове. Она не отставала. Он снова ударил ее и еще раз, и она повалилась на асфальт.

И тогда Дуган узнал ее: это была мисс Салинас. Он вспомнил ее злобное лицо перед тем, как она вышибла из него дух в кабинете Тедеску. Если она умрет, послание Тедеску умрет вместе с ней.

Если только… Что за бумагу она передала однорукому? И куда он делся? Скрылся. Растворился в неистовствующей толпе.

Со стороны полиции по асфальту покатились слезоточивые гранаты, выпуская дымовые хвосты. Демонстранты обернули головы платками и стали наступать.

От газа Дуган закашлялся. Артемида разорвала свой платок, половину приложила к своему лицу, а другую протянула ему.

— На. Скоро газ развеется, и полиция отступит.

Один студент споткнулся и упал, затем другой. Полицейские надели на них наручники и увели.

Дуган выкрикнул:

— Они не отступают!

— Это не анархисты! Это сторонники 17N! Полиция будет брать их в кольцо. Надо быстро сматываться!

Она повела его по улице, за угол, подальше от бушующей толпы, и вскоре они были в общежитии. Он потянулся к выключателю.

Она его остановила.

— Не надо света. Полиция будет обыскивать студенческие общаги, чтобы найти сторонников 17N.

— На третий этаж в темноте? Мы себе шеи сломаем.

— Я так уже делала. Я тебя поведу.

Она взяла его за руку. На середине первого пролета она остановилась и прислонилась к стене.

— Что ты де…

— Ч-ч-ч. Не надо, чтобы кто-то нас услышал.

Она притянула его к себе, прижавшись к нему грудью. Он попытался отстраниться, но она обхватила его задницу и притянула к себе.

— Ты ненормальная?

— Да.

Он шагнул на следующую ступеньку, но как только он поднял ногу, она расстегнула ему молнию. Еще шаг вверх, едва не споткнувшись. Она вынула его вялый член и засунула себе под юбку. Трусов на ней не было. Он почувствовал ее волосатый лобок.

И начал твердеть.

— Не могу поверить.

— Не нужно верить. Мне и так сойдет.

И она ввела его в себя. С каждым шагом вверх по лестнице возбуждение нарастало. В темноте он не видел ее лица. На первом пролете он выскользнул из нее, но она его поймала и ввела еще глубже.

Свет в холле зажегся. Он увидел ее полуулыбку. И попробовал высвободиться, но она втянула его за угол, в темноту второго пролета, и удержала его в себе. Она терлась об него в ритме светового таймера.

На полпути третьего пролета свет погас, и их опять окутала темнота. Он почувствовал, как она задрожала. Она отпустила его и стала падать. Он подхватил ее обмякшее тело.

— Не останавливайся, — прошептала она.

Внизу опять зажегся свет.

— Там кто-то есть, надо кончать.

— Я пытаюсь.

— Я про свет, — сказал он. — Со второго этажа.

— Откуда ты знаешь?

— На третьем только наши комнаты.

К тому времени, как они достигли третьего пролета, свет на втором этаже погас. Он уже обмяк, но она продолжала тереться об него. Вот уж esprit de l’escalier[13] в чистом виде! Он обожал это французское выражение, означавшее запоздалое остроумие, настигающее тебя, когда ты уже вышел за дверь на лестницу.

Добравшись до двери в свою комнату, он стал искать в кармане ключи.

— Не к тебе, — сказала она. — Полиция будет обыскивать здание насчет новых жильцов. Меня они знают. Мою комнату обыскивать не будут.

Он заколебался, но она притянула его к своей комнате, открыла дверь и ввела за руку. Ее окно выходило в небо. Ее глаза блестели в лунном свете.

— Это было интересно, Артемида.

Она притянула его к кровати.

— Я еще не кончила.

Он отстранился, но она запустила руку ему в брюки, провела по влажному бедру и обхватила яйца.

— Скажи, красавчик, тебе понравилось трахаться на лестнице?

— Мне нужно подумать об этом.

Она сжала пальцы.

Глава семнадцатая

Когда отец Алексия убрал руку с ее шеи, Рэйвен выпрямилась. Никакого дыма от свечи. Только черный фитилек. Она оглядела своих похитителей в масках. Неужели они никогда не станут доверять ей настолько, чтобы показать свои лица? Только Алексий мог защитить ее, но он был где-то далеко.

— Идем, Никки, — сказал его отец. — Я отвожу тебя обратно в хату.

Вспомнив, как он чуть не изнасиловал ее в шкафу, она отпрянула.