Смерть под старой ивой - Николай Иванович Леонов

Ознакомительный фрагмент

Факты, хотя все они были косвенными, говорили о другом. Скорее всего Пантелеева и Вороновых действительно связывало нечто общее – некая тайна, о которой Гуров покамест не имел никакого представления. И вот Пантелеев неожиданно возник пред Вороновым, а вместе с ним, так или иначе, возникла и та самая тайна, ибо Пантелеев был ее носителем и хранителем. Очень может быть, что это была очень важная тайна, она каким-то образом разоблачала Вороновых и каким-то нежелательным образом могла сказаться на их дальнейшей жизни. И что в таком случае оставалось делать Вороновым? А оставались три варианта. Первый: купить молчание Пантелеева. Вероятно, убитый именно на это и рассчитывал – не зря же он несколько раз кряду намекал старухе Макаровне и своим собутыльникам Мишке Кряку и Витале Безухому на свое скорое и неминуемое обогащение. Но по какой-то причине случилась осечка, и никакого богатства Пантелеев так и не дождался. То ли он запросил слишком много, то ли Вороновы оказались чрезмерно скупы, то ли помешали какие-то другие, не известные Гурову обстоятельства. Вариант второй – прогнать Пантелеева взашей. Вороновы как раз и пытались это сделать, но безрезультатно. Они его гнали, а он возвращался к ним раз за разом. И что из этого следовало? А следовал третий вариант – устранить Пантелеева. Могли ли Вороновы пойти на такой шаг, Гуров, конечно же, не знал. Он покамест не имел никакого представления, что это за люди, и потому рассуждал чисто гипотетически. Хотя и не совсем и гипотетически – ведь Пантелеева-то кто-то и впрямь убил! Но в то, что совершить преступление мог кто-нибудь из Вороновых – отец или сын, – Гуров не верил категорически. Все дело было в способе убийства. Как-то не вязались в представлении Гурова Вороновы и обух или камень, а ведь именно одним из этих орудий преступления и был убит Пантелеев. Такие люди убивают иначе, но никак не обухом – уж Гуров об этом знал прекрасно. А вот кто-нибудь из деревенских вполне мог воспользоваться и обухом, и камнем. Например, тот же Мишка Кряк. А из этого следовало, что Вороновы наняли Мишку Кряка в качестве убийцы. Могли нанять, скажем так. Конечно же, Гуров пока что всерьез не подозревал ни кого-то из Вороновых, ни Мишку Кряка – для этого у него не было веских доказательств. Он просто размышлял.

Теперь – о визите к Вороновым. Лев Иванович вовсе не надеялся, что у него состоится какой-либо вразумительный разговор с семейством или хотя бы с кем-то одним из семейства. Скорее всего ему так же откажут в аудиенции, как отказали оперу Лежакову. С той лишь, пожалуй, разницей, что Гурова не отправят восвояси так же безапелляционно и грубо, как Лежакова, а укажут на порог холодно и надменно-вежливо. Все-таки Гуров обладал высоким статусом представителя правоохранительных органов из самой столицы, и это непременно должно сказаться на поведении Вороновых. Такие люди, как Вороновы, испытывают перед центральными властями нечто вроде священного трепета – уж кому, как не Гурову, об этом знать. «Значит, по шее не накостыляют», – подумал Лев Иванович и улыбнулся от такой своей незамысловатой шутки.

Но для чего же, спрашивается, Гуров шел к Вороновым, если он не надеялся на какой-либо внятный разговор? А просто он хотел нанести «пробный» визит. Сыщик рассчитывал, что, как бы там ни было, его появление не оставит Вороновых равнодушными. Уж коли к ним явился полковник из самой Москвы, то этот факт хоть что-то да значит. Московские полковники, как известно, зря являться не станут. А если так, то Вороновы обязательно засуетятся и начнут искать пути и способы подстраховки самих себя от возможных неприятностей: допустим, советоваться с адвокатами, задействовать связи. А это будет косвенно означать, что они чувствуют за собой вину, потому что если бы никакой вины за Вороновыми не было, то они приняли бы полковника Гурова с распростертыми объятиями. Как говорится, накормили бы, напоили и в баньке попарили. Для чего гнать с порога представителя правоохранительных органов из самого центра, если ты ни в чем не виновен? Наоборот, с ним надо быть обходительным и вежливым, наладить деловое знакомство, авось пригодится.

Конечно, невежливое поведение Вороновых не будет означать, что они виновны именно в убийстве приезжего из Сибири Алексея Пантелеева. Тут нужны дополнительные доказательства, которых у Гурова пока что не было. А вот в каких-то других махинациях они скорее всего действительно замешаны, коль испугаются визита Гурова.

Впрочем, здесь необходимо было учитывать и иной, прямо противоположный вариант. Вполне возможно, что Вороновы поведут себя иначе: они всячески постараются скрыть свой испуг от неожиданного визита и, образно выражаясь, лицемерно бросятся на шею Гурова с объятиями. Что ж, и это неплохо. В таком случае Гуров, воспользовавшись моментом, задаст им некоторые вопросы. О, вопросов у него много. Например, о том, что их связывало с убитым сибиряком Пантелеевым. Из-за чего случилась та самая драка вечером? Сколько всего визитов нанес убитый Пантелеев Вороновым и какова тема этих визитов. Или – какие такие общие дела вдруг нашлись у семейства и Мишки Кряка. Что делал Кряк на даче во вторник вечером? Отчего Вороновы, как только выпроводили Мишку, тут же снялись с места и укатили? В общем, завяжется что-то типа игры в викторину «Вопрос – ответ», а уж здесь-то Гуров был непревзойденным виртуозом. Победить его в такой викторине никому не удавалось лет уже, наверное, тридцать.

Дачу Вороновых Лев Иванович нашел сам, никого не спрашивая. Будто бы какое-то внутреннее чутье подсказало ему – вот она, дача-то… Во дворе никого видно не было, но стояли сразу две легковые машины, из чего следовало, что дома кто-то есть, и причем не один, а как минимум двое. Гуров не спеша рассмотрел машины – шикарные авто, нечего сказать. Бедные люди на такие авто не накопят и за две жизни. Рассмотрел Гуров и саму дачу. Три этажа, дворовые постройки, стриженный на английский манер газон, диковинные, совсем не русские растения вокруг газона и на клумбах. Одним словом, типичное обиталище типичных скоробогачей. Гурову неоднократно приходилось видеть такие дачи и общаться с их обитателями. И дачи, и обитатели почти всегда были на одно лицо, и оттого Гуров всегда ощущал какую-то неприятную, холодную тоску под сердцем. Точно такое же ощущение возникло у него и сейчас, и ему вдруг до боли захотелось уйти отсюда, да и не просто куда-нибудь, а к милой старушке Елизавете Макаровне, в ее простой деревенский дом, где так уютно и приятно пахнет пирогами, сесть с нею за стол, взять кусок пирога с грибами или черникой, вдохнуть