Круассаны… и парочка убийств - Энн Клэр

по коридору. В подсобке хранятся вполне ожидаемые предметы: оконные вентиляторы, огромные запасы чистящих средств, два чемодана, обмотанных пленкой. Мне кажется, делать из своих вещей саркофаг – это все-таки чрезмерные меры предосторожности.

Достаю желтый электровелосипед Джудит и дорожный велосипед Лекси оливкового цвета, как старый велосипед Джем. Розовый шлем Лекси болтается на руле. Между ними зажат велосипед, от вида которого меня чуть не выворачивает. Дорожный велосипед цвета гибискуса, коктейльной вишни и крови.

Велосипед Дома.

Нет, понимаю я – велосипед Найджела. Который он выбрал, чтобы потягаться с Домом.

Мысль приходит ко мне внезапно, как пчела, залетевшая в шлем. Вдруг Найджел взял велосипед Дома вчера утром либо случайно, либо потому, что хотел покрасоваться? Они с Домом примерно одного роста, то есть их сиденья находились в одном положении. И Дом отказался от специальной обуви, так что Жорди установил ему стандартные плоские педали. Итого: велосипеды выглядели бы одинаково.

Не знаю, был ли поврежден велосипед, на котором был Дом, но если был… Найджел, едкий критик, наверняка имеет больше врагов, чем бизнесмен из далекой страны.

Или это просто был саботаж без определенной жертвы? Если бы Найджел ехал на испорченном велосипеде, у него могло бы сдуться колесо на плоской и безопасной дороге. Это вызвало бы лишь его раздражение. Неужели выбор между раздражением и смертью зависел всего лишь от выбора велосипеда?

И что было бы, если бы я подождала? Если бы я проверила велосипеды?

Вздыхаю и вывожу велосипеды из подсобки, не обращая внимания на педали, ударяющие меня по голеням.

Эти «а что, если» могут свести с ума. Мне это все слишком хорошо знакомо. Мысли будут постоянно крутиться в голове, но ничего от этого не изменится.

Глава 9

День 4, воскресенье. Рассвет в Коллиуре в полной мере раскрывает великолепные цвета этого города. Интересный факт: чтобы сохранялась эта цветовая гамма, местные жители не красят дома в белый или черный – это запрещено.

* * *

Лекси и Джудит уезжают, а я размышляю о своих дальнейших действиях. Первое, что я осознаю с кристальной ясностью, это то, что мне необходим круассан.

Когда я жила в Иллинойсе, я была согласна на любой круассан, даже с заправки, бледный, как сомнительный куриный салат, который они также продают. Сейчас я стала привередливее. У меня есть свои критерии. И их много. А также таблица, в которой я оцениваю пекарни и их выпечку по шкале от одного из десяти. По сути, мой идеальный круассан должен соответствовать четырем критериям:

1. Золотистая корочка. Хочу, чтобы мой круассан был таким же загорелым, как отдыхающие в Сен-Тропе.

2. Много слоев. Вы знали, что стандартное количество слоев – 649? Есть уравнение, позволяющее посчитать все складочки и завихрения, но когда дело касается круассанов, мне не хочется цепляться за конкретное число. Хотя бы пятьсот слоев – это уже блаженство. Я этот вопрос изучила.

3. Контраст. Мой идеальный круассан трескается и хрустит снаружи, а изнутри он мягкий и податливый.

4. Масло. Масло – та самая магия, благодаря которой круассаны становятся такими воздушными. И по этой причине у меня никогда не будет такого пресса, как у Лекси.

Чувствую, как ноги сами несут меня в любимую пекарню, спрятанную на маленькой улочке. Снаружи здание украшено викторианскими рамами красного и золотого цветов. А внутри едва ли достаточно места хотя бы для двоих посетителей, и пекарь может поворчать, пока вы не познакомитесь поближе. Рада сообщить, что теперь меня приветствуют двумя «бонжурами» и что он запомнил мое имя.

Чем ближе я подхожу, тем быстрее двигаюсь, как велосипедист «Тур де Франс» при виде линии финиша. Я едва ли не прыгаю на латунную ручку двери, но внезапно осознаю, что на ней уже лежит чужая рука.

– Bonjour, мадам Грин.

Вздрагиваю и останавливаюсь в дверном проеме. Детектив Жак Лоран, уже в другой, но такой же идеальной льняной куртке, теперь нежно-голубого цвета. Он выбрит начисто, и на его щеке вырисовывается заметная ямочка. Он улыбается, и я обращаю внимание на его ресницы, которым остается лишь позавидовать.

Вопросы в голове растут как снежный ком. У меня нет слов. Что он узнал? Что он здесь делает, придерживая дверь пекарни, когда ему следовало бы работать над смертью Дома и «моим» вандалом? И что делать мне? Крутить педали дальше? Запереть группу в отеле? Схватить его за грудки и умолять сказать мне что-то утешительное?

Пока догадываюсь только поздороваться.

Он тоже говорит «бонжур», но уже пожилой даме, которая стремительно приближается с двумя плетеными сумками и тростью.

Отхожу в сторону и также с ней здороваюсь. Лоран говорит, что пропускает ее. Можно подумать, иначе она бы не пропихнулась.

– Рад вас видеть, – говорит Лоран, когда женщина и ее сумки оказываются внутри здания. – Я собирался навестить вас в отеле в подобающее время. Произошли некоторые изменения.

Чувствую, как подкатывает тошнота.

– Хорошие или плохие изменения?

Думаю, у него есть время мне рассказать. С первого шага внутрь мадам и пекарь принялись драматично обсуждать погоду, как во французских мыльных операх.

Вчерашний ветер унес подштанники моего мужа, месье! Прямо у меня на глазах!

Понимаю, мадам. Ветер совершенно расшатал мои нервы. Вы слышали? Он даже сдул американца с обрыва.

Ах, месье, oui, oui. Но был ли это просто злой ветер? Я слышала, что полиция…

Лоран закрывает дверь. Вместо ответа на мой вопрос он задает свой:

– Что вы назвали бы «плохим» и «хорошим»?

Очень рада, что он спросил! Потому что у меня готов ответ.

– Вы нашли вандала, мой друг умер не насильственной смертью, что безумно трагично, но не является чьей-то виной.

Детектив опускает голову.

– Тогда боюсь, что неоднократно разочарую вас, мадам.

– Я особо и не надеялась, – вздыхаю я.

– У меня есть новая информация, – говорит он. – И я хотел бы кое-что вам показать. Но я не хочу мешать вашему petit déjeuner[27]. Будете что-то сладкое?

Чтобы подсластить удар? Вид у детектива достаточно мрачный. Ямочка исчезла. Я боюсь худшего, но, по крайней мере, что-то хорошее я узнала. Что детектив отлично разбирается в пекарнях.

* * *

Мы с шуршащими пакетиками из пекарни садимся на скамейку, с которой открывается вид на море и местную достопримечательность – капеллу Святого Викентия Коллиурского. Священные деяния Викентия мне мало известны. Но хорошо известны его страшные наказания, и теперь, когда я их вспомнила, я предпочла бы скамейку с другим видом – например, на симпатичную помойку со следами