Хэллоуин в книжном «Ленивые кости» - Дункан Эммелин

— Надо же, это место до сих пор существует, — наконец заговорил он.

— Да, оно явно никуда не делось, — неуклюже ответила я.

— Помню, как сидел тут и мечтал, что стану писателем — таким же, как авторы моих любимых книг, — произнес Рекс, глядя на реку.

— Вы упоминали, что учились с Лансом. Не знаете, моя мама с ним дружила? — спросила я.

Рекс не сводил глаз с горизонта.

— Не уверен, что кто-то действительно дружил с Лансом.

Я убрала скетчбук и пенал в сумку, подняла с земли бутылку с водой.

— Нам пора идти.

И мы с Джеком отправились обратно в реальный мир.

Около семи я оставила собаку дома. На сегодня у меня было еще одно дело, последнее. Мэрион ждала на крыльце «Сонной лощины».

— Ты точно готова? — спросила она.

— Конечно.

Мы поднялись на третий этаж, в «Уголок Ирвинга», который снимал Ланс. Полицейские там уже все обыскали, после чего разрешили Мэрион собрать вещи телеведущего для его родственников. Она сочла, что в этот момент ей понадобится свидетель, желательно не из персонала пансиона, и я согласилась помочь.

«Уголок Ирвинга» был меньше, чем номер Рекса, но тоже удобный, настоящий ретрошик. Кровать с латунным каркасом накрыта пендлтонским[12] одеялом — оранжево-черным, словно вестерн повстречался с Хэллоуином. Застелена ровно, ни единой морщинки. Кресло с высокими подлокотниками под мансардным окном прекрасно подходит для чтения. В антикварном буфете поднос с чайником и френч-прессом. Рядом три банки с молотым кофе местной обжарки, к которым никто не притронулся. Из личных вещей гостя — стопка книг и дешевая ручка на столе, больше ничего.

— В номере убирались в день смерти Ланса? — спросила я.

— К сожалению, да. Бедная горничная пришла в ужас оттого, что придется беседовать с полицией. Но взяла себя в руки, и, к счастью, детектив вел себя деликатно.

— Она не заметила ничего необычного?

— Нет, она просто заправила его постель и заменила полотенца — гость оставил их на полу.

Как и во многих гостиницах, в «Сонной лощине» были таблички с просьбой положить полотенце на пол — если его надо заменить, и повесить — если им еще будут пользоваться.

— Дай мне минутку, я поснимаю, — сказала я.

Мэрион отступила в проход, и я принялась фотографировать номер на случай, если родные Ланса начнут задавать вопросы или чего-нибудь недосчитаются.

Черный чемодан на колесиках стоял в шкафу открытым. Выше, на вешалках, — несколько накрахмаленных рубашек, серых и черных, джинсы, темно-синие брюки милитари и серый твидовый пиджак. На нижней полке аккуратно пристроились слегка потертые коричневые туфли-оксфорды. Видимо, Ланс брал в поездки две пары обуви: эти туфли и ботинки, в которых его нашли.

Каково это — жить на чемодане по несколько месяцев? Я однажды ездила с рюкзаком по Европе, но обходилась футболками, любимым кардиганом и джинсами. Мне не нужно было наряжаться и работать на камеру.

Темно-синий несессер Ланса висел на крючке в ванной, а зубную щетку и электробритву он оставил рядом с раковиной.

Здесь не было ничего неожиданного или удивительного. Он путешествовал налегке. Все говорило о том, что Ланс провел день, планируя вернуться в номер вечером.

И ничего настолько дорогого, как часы на его руке, тоже не было. Чемодан — самый простой, весьма потрепанный, им явно пользовались часто. Мэрион вытащила его и подкатила к кровати. Он открылся, как устрица, и я сфотографировала кучу вакуумных пакетов. Один из них был перемотан скотчем. Вместе мы сложили одежду из шкафа, и, пока Мэрион ее упаковывала, я обследовала чемодан.

В пакете со скотчем лежали скучные носки и трусы. Копаться в них не хотелось, но я все равно проверила — ничего интересного. В другом пакете оказались простые футболки угольного и темно-синего цветов. Одна из них была на Лансе в пабе. Последним предметом одежды оказался черный шерстяной свитер.

Я помедлила и коснулась дна чемодана. Оно чуть сместилось, и, быстро убрав пакеты, я его вынула. Это был тонкий лист пластика: то ли он входил в комплект, то ли Ланс вложил его сам.

Под ним обнаружилась папка-гармошка.

— Что это? — спросила Мэрион.

Я осторожно сняла резинку с кнопки на боку. Внутри было шесть секций. В первой — распечатанные фотографии зданий в старом шахтерском городке в Колорадо. Стикеры, прикрепленные к листам, навели меня на мысль, что это исследования Ланса для мест съемок. Он делал подробные заметки о местных легендах.

Вторая секция была полна материалов о старом эдвардианском порте в Вашингтоне, в четырех часах езды на машине от нас. Однажды дедушка возил меня туда в детстве. Прекрасный получился день, до сих пор его помню. Огромный стакан газировки, клубничное мороженое и прогулка по пирсу в Порт-Таунсенде.

Содержимое третьей секции заставило меня ахнуть.

— Это Тейлор? — спросила Мэрион.

— Кажется, да.

Подавив тошноту, я быстро перевернула страницу: серия фото с указанием времени, на которых Тейлор целовалась с незнакомым мне мужчиной. Кажется, возле номера мотеля. На последнем кадре мужчина удалялся — судя по временной метке, через несколько часов после того, как сделали первую фотографию. На вид ему было лет тридцать пять или больше, волосы светлые.

Ниже лежало резюме Тейлор. Я даже помедлила: странное это было соседство. Или, наоборот, идеальное?

Оказывается, Тейлор училась актерскому мастерству в Лос-Анджелесском университете. Опыт работы небольшой: стажерка в продюсерской компании. На полях кто-то приписал от руки: «Ее родители?»

В следующем отсеке я нашла досье Билла и Джилл со словом «Скучно», нацарапанным на одном из страниц. Оба стабильно работали оператором и звукорежиссером в киноиндустрии.

Последний раздел был пуст. Почти.

Там лежала только цветная копия фотографии, которую Ланс показал мне на приеме в честь открытия. Мелкая я, читавшая в книжном магазине.

— Откуда у Ланса этот снимок? — удивилась Мэрион.

— Вот на этот вопрос мне и нужен ответ, — сказала я. — Ты же всегда дружила с моими бабушкой и дедушкой. Знаешь, кто мой отец?

Мэрион коснулась рукой моего плеча.

— Не знаю. Даю тебе честное слово.

— И предположений нет?

Ее пальцы сжали мое плечо.

— Я не была близка с твоей мамой. Малышкой она иногда оставалась со мной, но когда стала постарше, то перестала обращать внимание на всех, кроме своих друзей. Таковы большинство подростков. К тому же она стремилась стать лучшей в классе. У нее не было времени на болтовню с друзьями родителей.

Это лишь один пример маминой целеустремленности — несмотря ни на что, возглавить список отличников класса.

— Когда Лиз призналась твоим бабушке и дедушке, что беременна, она отказалась называть имя отца. Они беспокоились, но поверили, что все случилось по взаимному согласию. Так она сказала. И добавила, что парня лучше не впутывать.

— Это серьезное решение.

Мэрион помолчала.

— Если Ланс был твоим отцом — я не утверждаю, что это так, — его родители не пришли бы в восторг от такой новости. Я иногда встречала их на вечеринках и других мероприятиях. Они очень гордились сыном. Им казалось, что ему, такому умному и напористому, суждено завоевать мир.

— Интересно, что они думали о его голливудской карьере. Наверное, сейчас они вне себя от горя.

Я не могла представить, каково это — когда тебе звонят и говорят, что твоего сына, которому еще жить и жить, убили.

— Погоди, ты сказала «казалось». Ты так не считала?

— С подростками всегда сложно. Ты была довольно покладистой, но иногда выкидывала такое, что проще было бросить тебя в реку, чем ввести в нормальную взрослую жизнь. Шучу, конечно. Ланс делал успехи в спорте и вообще пользовался популярностью, но было в нем что-то такое… Не вызывающее доверия. И глядя на эту папку, я думаю, что была права.

— Надо сообщить о нашей находке детективу Уитлоку, — сказала я.