Дурная кровь - Дженнифер Линн Барнс

class="p1">– Иногда, – ответила Лаурель. – Это часть игры.

– Что за игра? – У меня пересохло во рту, но я не могла позволить себе замолчать. Лаурель еще никогда не была так близка к тому, чтобы рассказать мне, какую жизнь ее заставили вести, рассказать о нашей матери.

– Это Игра, – повторила Лаурель, покачав головой, словно я задала очень глупый вопрос. – Не игра в молчанку. Не игра в прятки. Игра.

Мгновение тишины. Слоан взяла слово.

– У игр есть правила, – прокомментировала она.

Лаурель кивнула.

– Я знаю правила, – прошептала она. – Я знаю все правила.

– Можешь рассказать Слоан правила, Лаурель? – попросила я. – Ей будет интересно узнать.

Моя сестра смотрела на запястья Слоан, по-прежнему обернутые цепями.

– Не Лаурель, – упрямо произнесла девочка. – Лаурель не играет в игру.

Меня зовут Девять. Это была одна из первых фраз, которую я услышала от сестры. Тогда от этих слов по спине пробежал холодок. Потому что в группе, которую мы искали, было девять участников. Семеро Мастеров. Пифия. И ребенок Пифии и Мастеров, девятый участник их садистского общества.

Девять.

– Лаурель не играет в игру, – повторила я. – Девять играет.

Пальчики Лаурель сжались, обхватив цепь.

– Мамочка знает, – уверенно произнесла она.

– Что знает? – спросила я, ощущая, как сердце бьется у самого горла. – Что знает мамочка?

– Все.

В ее лице проступило что-то странное. Оно было будто лишено эмоций. Она не походила на ребенка.

Не Лаурель. Ее слова отдавались у меня в голове. Лаурель не играет в игру.

Я не могла так с ней поступать. Что бы она ни проживала, во что бы она ни играла, я не могла заставить сестру возвращаться в это место.

– Когда я была маленькой, – тихо сказала я, – у нас с мамочкой была игра. В угадайку. – У меня сжалось сердце от воспоминаний, которые грозили поглотить меня с головой. – Мы наблюдали за людьми и угадывали. Кто они такие, что их порадует, чего они хотят.

Поведение. Личность. Среда. Мама хорошо меня научила. Судя по тому, что моя сестра упомянула другие игры – игру в молчанку, игру в прятки, – мама учила каким-то навыкам выживания и Лаурель. Но я не знала наверняка, была ли игра, в которую играла «Девять», еще одним маминым изобретением, которое должно было скрыть от нее ужас их положения – и смысл цепей, – или это была «игра», созданная Мастерами.

Лаурель протянула руку и коснулась моей щеки.

– Ты красивая, – сказала она. – Как мамочка. – Она посмотрела на меня пугающе пристально. – Кровь у тебя тоже красивая?

От этих слов мне будто стало нечем дышать.

– Хочу посмотреть, – сказала Лаурель. Ее пальчики впивались в мою щеку все сильнее и сильнее. – Кровь принадлежит Пифии. Кровь принадлежит Девяти.

– Смотри! – Слоан высвободила руки и продемонстрировала Лаурель свои запястья. – Браслетов больше нет.

Повисла пауза.

– Игры больше нет, – прошептала Лаурель. Она безвольно опустила руку. Повернулась ко мне, с детской надеждой в лице, совершенно непохожем на то, каким оно было мгновение назад. – Я хорошо справилась? – спросила она.

«Ты так хорошо справилась, Кэсси». – Я услышала, как мама произносит эти слова и улыбается, когда я правильно описываю личности семьи, сидевшей за соседним столиком в закусочной.

Слоан попыталась заполнить тишину.

– Существует семь чудес света, семь гномов, семь смертных грехов и семь разных типов близнецов.

– Семь! – Лаурель наклонила голову набок. – Я знаю семь. – Она пропела что-то себе под нос, без слов – последовательность нот, меняя ритм и высоту. – Это семь, – сообщила она Слоан.

Слоан в ответ повторила мелодию.

– Семь нот, – подтвердила она. – Из них шесть – уникальные.

– Я хорошо справилась? – спросила Лаурель во второй раз.

У меня сжалось сердце, и я обняла ее. Ты моя. Моя сестра. Моя ответственность. Что бы они с тобой ни сделали – ты моя.

– Ты знаешь число семь, – прошептала я. – Ты очень хорошо справилась. – Слова застревали в горле. – Но, Лаурель, тебе не придется больше играть в ту игру. Никогда. Не придется быть Девятью. Ты сможешь остаться просто Лаурель – навсегда.

Лаурель не ответила. Она неотрывно смотрела на что-то у меня за правым плечом. Я повернулась и увидела, как мальчик катает сестру на карусели.

– Колесо всегда вращается, – прошептала Лаурель, застыв на месте. – По кругу, по кругу…

Ты

Скоро.

Скоро.

Скоро.

Мастера приходят, Мастера уходят, но Пифия живет в комнате.

Глава 19

Разговор с Лаурель сообщил мне две вещи. Во-первых, какое бы влияние моя мать ни имела на Мастеров, какое бы положение ни занимала среди них, она по-прежнему была пленницей. Ее «браслеты» были достаточным доказательством. А во-вторых…

– Кровь принадлежит Пифии. – Я повторила вслух слова сестры. – Кровь принадлежит Девяти.

– Тук-тук. – Лия имела привычку говорить это вслух вместо того, чтобы действительно постучаться. Она не стала дожидаться ответа и тут же вошла в комнату, которую я делила со Слоан. – Птичка напела мне, что с вероятностью семьдесят два целых и три десятых процента тебя нужно обнять, – сказала Лия. Ее глаза скользнули по моему лицу. – Но объятия это не по моей части.

– Я в порядке, – ответила я.

– Ложь, – тут же ответила Лия. – Еще попытку?

У меня на языке вертелся ответ, что после всего, что произошло в доме Майкла, она, вероятно, тоже была не в порядке, но я отчетливо понимала, что упоминание об этом хорошо для меня не кончится.

– Объятия не по твоей части, – сказала я вместо этого. – А какова твоя официальная позиция насчет мороженого?

Мы с Лией уселись на крыше, а между нами стояла упаковка шоколадно-клубничного.

– Хочешь, чтобы я сказала тебе, что твоя мама по-прежнему та женщина, которую ты помнишь? – спросила Лия, откинувшись на оконную раму у нас за спиной.

Если я попрошу Лию, она произнесет это утверждение с абсолютной убедительностью. Но я не хотела, чтобы она мне врала.

– Найтшейд сказал нам несколько недель назад, что Пифия руководит Мастерами вместо своего ребенка. – От этих слов во рту становилось горько. – Но Лаурель сказала, их запястья заковывают в цепи.

Отчасти королева-регент, отчасти пленница. Бессильная и всевластная. Как долго может человек выдерживать такое раздвоение, прежде чем сделает что-то – что угодно, – чтобы вернуть себе контроль и возможность действовать?

– Моя младшая сестра называет оковы браслетами. – Я смотрела прямо перед собой, а пальцы все крепче сжимали ложку. – Она считает, что это игра. Игра.

Я замолчала.

– Что ж, пока не скучно. – Лия помахала мне ложкой, повелительным жестом приглашая продолжать.

И я продолжила.

– В Лаурель будто живут два человека, – закончила я свой