Дурная кровь - Дженнифер Линн Барнс

Он не поддерживал решение Бриггса. Он поддерживал ее.

– Девушка пропала. – Я повторила слова агента Стерлинг, которые та сказала днем раньше. – Девушка, которую Майкл знал.

– Майкл возвращался сюда. – Джуд никогда не сомневался в этом – ни на секунду. – А если один из моих детей падает в эмоциональную кроличью нору вроде этой, он – или она – не останется в одиночестве.

Джуд дал мне осмыслить эти слова, а потом сунул руку в сумку и вытащил папку.

– Что это? – спросила я, когда он протянул ее мне.

– Материалы, которые кто-то очень старательно пытался скрыть, – ответил он. – Пока вы любезничали с мисс Делакруа сегодня утром, один из контактов Ронни откопал вот это.

Ронни – сокращенно от Вероника – то есть агент Вероника Стерлинг.

– Заключенный по имени Роберт Миллс. – Джуд говорил отрывисто, а мои пальцы уже потянулись к краю папки. – Обвинен в убийстве бывшей жены. Убит в тюрьме незадолго до оглашения приговора.

Человек, с которым общался Реддинг. Я крепче сжала край папки. Тело его жены так и не нашли. Ее забрали, как мою мать.

Я открыла папку. Джуд коснулся моего подбородка, и его загрубевшие пальцы мягко заставили меня повернуться к нему.

– Кэсси, девочка, не спускайся в эту кроличью нору одна.

Глава 17

Информация в папке оказалась скудной. Роберт Миллс обвинялся в убийстве бывшей жены. Несмотря на то что ее тело так и не нашли, материальных улик было предостаточно. Его ДНК обнаружили на месте преступления, которое было залито кровью его бывшей жены. Он и раньше применял насилие. Мэлори Миллс жила под другим именем; Роберт незадолго до преступления выяснил ее адрес. Полиция нашла на месте преступления три окровавленных пули, и на каждой обнаружили ДНК Мэлори. Эксперты исследовали пистолет, который нашли в мусорке неподалеку, и установили, что из него выстрелили по меньшей мере шесть раз, так что полиции оставалось только принять версию, что остальные три пули остались в теле жертвы.

Пистолет был зарегистрирован на ее бывшего мужа.

Тебя оставили, раненую и истекающую кровью, на полу больше чем на пять минут. Повсюду были лужи крови – больше 42 % крови, которая была в твоем теле.

Дин, сидевший рядом, изучал фото с места преступления на экране телефона. Агент Стерлинг, наверное, сейчас прикалывала их распечатки к стене в подвале – еще один кусочек мозаики. Я предпочла обдумывать то, что прочла, пока мы были в самолете, в другом месте.

На кладбище.

Я смотрела на мамино имя, вырезанное на могильном камне: «Лорелея Хоббс». Еще до того как мы похоронили тело, я знала, что останки, которые мы опустим в могилу, ей не принадлежат. Теперь я пыталась осознать тот факт, что они могут принадлежать Мэлори Миллс. Не первый раз я задумывалась о том, что моей маме пришлось отнять чужую жизнь, чтобы сохранить свою. Но теперь я не просто думала о теле, лежавшем на глубине два метра под нами, я думала о живой, дышащей женщине, помнила о ней, когда снова просматривала улики, которые использовались, чтобы обвинить в убийстве ее бывшего мужа.

Три исчезнувших пули. Я представила, как лежу на спине, как пули обжигают живот, грудь, ногу. Ты бы потеряла сознание. Без немедленной медицинской помощи ты бы умерла.

– Но Мастера выбрали тебя, – сказала я так тихо, что сама едва расслышала эти слова. – Так же, как они выбрали мою мать.

Если я была права, Мэлори Миллс не погибла от тех выстрелов. Мастера стреляли в нее, а потом спасли. Они забрали ее, подставили ее мужа, а потом, когда ее раны зажили, заставили сражаться насмерть с ее предшественницей. Они удерживали ее силой – до тех пор, пока не забрали мою мать.

– Что у них общего? – тихо спросил Дин.

– Мэлори было слегка за двадцать. – Я вернулась к фактам. – Маме на момент исчезновения было двадцать восемь. Обе молодые, здоровые. У Мэлори были темные волосы. У мамы – рыжие. – Я старалась не вспоминать мамину заразительную улыбку, то, как она танцевала под снегом. – Обе пережили насилие.

Мама сбежала из дома в шестнадцать, чтобы скрыться от отца, который был агрессивнее, чем отец Майкла. А Мэлори Миллс? Не просто так она жила под другим именем, не просто так окружной прокурор смог осудить Роберта Миллса, хотя тела не нашли.

Вы выбираете женщин, которые уже сталкивались с насилием. Вы выбираете тех, кто способен бороться. Вы выбираете тех, кто сумел выжить. А потом заставляете их совершать немыслимое, чтобы остаться в живых.

Я хотела подойти ближе к Дину. Коснуться своими губами его губ, забыть о Мэлори Миллс, и об имени матери на могильном камне, и обо всем, что я прочитала в этой папке.

Но я не могла.

– Когда я ездила к твоему отцу, он цитировал мне Шекспира. «Бурю». «Ад пуст! Все дьяволы сюда слетелись!»

Дин достаточно хорошо знал своего отца, чтобы прочесть между строк.

– Он имел в виду, что, может быть, мама не у них в плену. Может быть, она одна из них.

– Мы не знаем, что эти монстры делали с ней, Дин. Мы не знаем, на что ей пришлось пойти, чтобы выжить. – Меня пробрал холодок, хотя я по-прежнему чувствовала тепло, исходящее от Дина. – Мы знаем, что она не просто очередная жертва. Она Пифия. Богиня правосудия – вот как назвал ее Найтшейд. – Судья и присяжные. Словно она одна из них.

– Не по доброй воле. – Дин сказал то, что мне нужно было услышать. Но правдивыми его слова от этого не стали.

– Она выбрала убить женщину, которую мы похоронили. – Произнести это вслух было все равно что сорвать повязку с раны и с ней пять-шесть слоев кожи.

– Твоя мать выбрала жить.

Именно это я повторяла себе последние десять недель. Я провела несчетное количество ночей, глядя на потолок и размышляя: сделала бы я то же самое, если бы мне пришлось бороться за свою жизнь? Смогла бы я убить другую женщину – предыдущую Пифию, которую заставляют биться со мной насмерть, – чтобы спасти себя?

Как и десятки раз до того, я попыталась поставить себя на место матери, представить, каково ей пришлось после того, как ее забрали.

– Я очнулась почти в полной темноте. Я должна была быть мертва, но я была жива. – Потом мама подумала бы обо мне, но это я пропустила и перешла к мыслям, которые наверняка проносились в ее голове, когда она пыталась разобраться, что