Окна в облаках - Евгения Михайлова

Короче, приехал. В квартире привычный, уютный храп отца раздается, а мать ведет сына под локоток на кухню. И там наливает большой бокал красного вина и ставит тарелку с половиной торта, не меньше. И сразу приступает к разговору, причем стоит посреди кухни, как будто доклад собралась прочитать:

– Поговорить я с тобой, Пашенька, хочу. Как-никак ты почти невесту в дом привел. Сразу скажу: девушка очень красивая, такую редко встретишь. И неглупая, и вести себя умеет.

– Так в чем дело, мамаша? – уже с раздражением говорит Павел. – Я никакой, как ты всему свету сообщила, но не слепой и не глухой. Я про Лиду сам все вижу и знаю. А сейчас я бы уже к своему дому подъезжал, купив в магазине хорошее красное вино и «Пражский» торт. Ты уж извини, я не такой воспитанный, как Лида, но «Пражский» намного вкуснее твоей самодеятельной выпечки.

– Не злись, сыночек. Может, я неправильно разговор начала. Но он на самом деле очень серьезный. Скажи мне, что ты знаешь о Лиде? Но еще раз прошу: не надо злиться. Речь о твоей жизни, которая для меня важнее собственной.

– Все знаю. После школы устроилась работать кассиршей в нашем магазине. А была отличницей, но сразу пошла зарабатывать, потому что семье денег не хватает. Как очень многим. Ну и пашет, своим постоянно везет продукты и лекарства.

– Каким своим, ты не в курсе?

– Да меня это не колышет, мама. Какой бы ни была ее родня, я ее увезу оттуда – и все. Начнется только наша жизнь. И опять извиняюсь, но ты в нее тоже лезть не будешь. Гости. Тортики. Здрасьте, как дела… И это весь контакт.

– Вот это у тебя может совсем не получиться, деточка. Я имею в виду только вашу, на двоих, распрекрасную жизнь. Мать Лиды – инвалид пока второй группы, но на грани полной беспомощности. Разрушаются суставы и позвоночник. Я с очень знающим человеком говорила. А у младшей сестры Дины – ДЦП. Если ты не в курсе, что это такое, то это страшная, неизлечимая болезнь. У нее такая стадия, что только инвалидное кресло, ни поесть самой, ни, извиняюсь, подтереться. Полный уход. Дорогие лекарства. И при этом такие люди все понимают: психика едет от страданий и паники. Да, есть еще отец, он алкоголик и почти всегда безработный.

Павел очень долго не отвечал: информация убийственная, конечно. Но молчал он не поэтому: искал железобетонный довод в пользу того, что им с Лидой просто необходимо жить вместе.

– Жуть, конечно, – наконец произнес он. – Но кто сейчас не больной. С кем ни поговоришь, не поймешь, как он жив до сих пор. Мама, мы будем, как сможем, помогать ее больным родственникам, но главными есть и всегда будут наши отношения, собственные проблемы и радости.

Он выпалил это и на секунду был счастлив от того, что так здорово сказал и все разрулил.

– Дурачок, – спокойно произнесла мать. – Ты не понял, что твоя Лида безумно добрая? Ключевое слово – безумно. Она никогда не бросит больных, беспомощных родственников ради тебя, здорового, как бы ни любила. Она будет торчать у них, горшки выносить. И это не самое главное. Еще она обожает детей и говорит, что их должно быть столько, сколько получится.

– Ну и что? – немного упавшим голосом спросил Паша. – Лида – красивая, здоровая, сильная, веселая. Такие дети любому мужику будут в радость.

– Плохо, Пашенька, что ты толком не учился в школе, умных книг не читал. Потому и не узнал, какой рок, бывает, скрывается за словом «генетика». Это наследственность. У Лиды мать очень больна, отец вообще никудышный, просто его болезни никто не искал. Все, что он может сделать хорошего для близких, – это быстрее помереть. А у матери документально подтвержденное тяжелое врожденное заболевание… Сестра Лиды унаследовала гены матери, но уже в совсем ужасной форме. Ты говоришь, Лида красивая и здоровая. Да, так бывает. Любой генетик подтвердит. Это типа брака у генетически больных людей. Вдруг рождается практически совершенный ребенок. А вот у того, что красивая здоровая Лида рожать начнет таких, как ее сестра и мать, вероятность очень высокая. А какой она человек, ты сам знаешь: аборт на ранней стадии не сделает и уж совершенно точно – не откажется от ребенка, если калеку родит. И любить свое больное дитя будет больше тебя, а если ты слово против скажешь – станешь для нее врагом, убийцей. Знаю я таких добрых и красивых. Паша, я давно веду это расследование. С тех пор, как узнала, что ты с Лидой всерьез встречаешься. Просто такие вещи надо знать. По ночам книги нужные читаю и спать совсем не могу. Как представлю, что ты живешь в доме маленьких инвалидиков, копейку на себя боишься потратить, недоедаешь, недосыпаешь… Сердце мое рвется. Ничего сейчас не говори. Просто наведайся как-нибудь днем без Лиды в их квартиру. Лучше один раз увидеть, как говорится.

Паша ехал домой и чувствовал себя так, будто ему в мозг вылили канистру бензина и кинули зажженную спичку. Купил по дороге водки, «Пражский» торт уже ни фига не хотелось. Дома выпил все залпом, не помогло ни на копейку. Спать не мог. Первый раз в жизни заболело его здоровое сердце, да так сильно, как будто в него нож для разделки мяса воткнули по самую рукоятку. Еще и повернули там. Проблема была в том, что мать в главном права. Вообще-то у него нет ни одного повода упрекнуть ее в нечестности в главном. Так… Соврет иногда по мелочи, чтобы себе задачу облегчить. А в серьезном – наоборот: она ему всегда открывала тяжелую, неприятную правду. Чтобы он был готов к трудностям.

Но для него речь вовсе не о том, что у Лиды могут родиться больные дети и они вдруг станут ему неприятны, да еще он копейку на себя не потратит и голодать начнет… Это уже перебор и бред материнской любви, неправильно понятой. Не хотелось настолько оскорблять мать, но в случае чего Паша так ей и скажет. Это она местами безумна, а не Лида. А если на самом деле представить, что у них с Лидой родятся нездоровые детки, сейчас вроде все могут лечить, во-первых. И Паша хитрый, это во-вторых. Он знает много приемов, как стать богаче. И на свете огромное количество людей, которые намного более дураки, чем он. Тут нет проблемы. А первое и самое главное: он своего ребенка – любого,