Бокал кардинала Ришелье - Наталья Николаевна Александрова

По этой надо было спускаться пешком.

И вот когда я уже решила, что вообще зря сюда притащилась, то, наконец, увидела возле лестницы неприметную стеклянную будочку, на которой, рядом с окошечком для клиентов, была наклеена яркая картинка – сверкающий золотой змей, обвивающий груду монет и драгоценных камней.

Такой же змей, как на брелоке, который я подобрала возле убитого риелтора…

Значит, тут и обитает тот самый Горыныч!

Золотой змей… Змей Горыныч… Горыныч…

Под картинкой с золотым змеем было напечатано аккуратным шрифтом:

«Срочный ремонт часов и ювелирных изделий».

Ниже было от руки приписано:

«И продажа».

И действительно – за стеклом на полочках были разложены золотые и серебряные цепочки, колечки и кулоны.

Я оглянулась по сторонам и подошла к будочке.

Сперва мне показалось, что в ней никого нет, но окошечко было открыто, а кто же оставит без присмотра ювелирные изделия, пусть даже самые скромные?

Я остановилась возле окошечка, деликатно кашлянула – и тут же откуда-то снизу показалась лысая голова и морщинистое лицо, напоминающее старую черепаху.

Наверняка это и был тот самый пресловутый Горыныч.

Он моргнул, на мгновение прикрыв блекло-голубые глаза морщинистыми черепашьими веками, и проговорил каким-то тягучим голосом:

– С-слушаю вас-с!

– Здрасте! – бодро выпалила я домашнюю заготовку. – Вы моей сестренке цепочку ремонтировали, так вот она порвалась. Непорядок! Надо бы починить!

– Какой сес-стренке? Какую цепочку? – прошипел Горыныч. – Ничего не з-знаю! Квитанция у вас есть?

– Квитанции нет…

– А тогда о чем разговор?

– Да вот же она, эта цепочка! – Я протянула ему цепочку, которую позаимствовала у Василисы.

Он уставился на нее, нахмурившись.

– Ваша работа?

– Похоже, что моя…

«Врет, – поняла я без всякого бокала, – просто работы у него совсем мало…»

Горыныч снова принялся разглядывать цепочку, а я торопливо вытащила из сумки красный бокал.

На стеклянных стенках мастерской заиграли переливчатые рубиновые отблески.

Я провела пальцем по ободку бокала – и снова услышала негромкий, мелодичный звук…

Прежде чем что-то произошло, я сказала Горынычу:

– Кроме этой цепочки, вы порекомендовали моей сестре агента по недвижимости… риелтора…

– Что? – переспросил он, на мгновение оторвавшись от цепочки. – Какого еще риелтора?

– Павла Сыроедова, – ответила я со значением. – Так вот, я хотела сказать, что он…

Договорить эту фразу я не успела, потому что в следующую секунду перестала быть собой.

Теперь я была старым ювелиром, похожим на огромную хитрую черепаху.

По крайней мере, я смотрела на мир его глазами, и саму себя видела со стороны.

Видела худенькую, бледную девицу, которая принесла дурацкую дешевую серебряную цепочку – и заводит разговор про Пашку Сыроедова…

«Откуда она знает про Пашку?

Ох, этот Пашка чересчур много болтает. А ведь мы с ним проворачивали опасные, но прибыльные делишки… особенно последний раз… да вот только Пашка уже два дня не выходит на связь… не хочет ли он переметнуться, найти кого-то другого для продажи?

И ведь твердил ему сто раз, что ни в коем случае нельзя сейчас продавать, говорить про это и то нельзя. Как только слух пройдет, что такое есть, – так сразу все, кому надо, узнают. И кому не надо, тоже узнают. Но нет у него терпения ждать, ох, молодость, молодость, им всегда нужно все. И сразу».

В мои – или не мои – мысли вторгся посторонний звук: телефонный звонок.

Я как будто проснулась, вернувшись в собственное тело, и снова смотрела на Горыныча со стороны.

Жаль, мало успела подслушать…

– Так что насчет этой цепочки?

Горыныч только собрался что-то мне ответить, но тут он тоже услышал телефонный звонок. Он поднес аппарат к уху и недовольно прошипел:

– С-слуш-шаю…

Тут же его лицо переменилось, он откашлялся и проговорил другим, более отчетливым голосом:

– Сейчас подойду… одну минуту…

Тут же он положил телефон к себе в карман и собрался запереть окошечко.

– Эй, – напомнила я о своем существовании. – А как же со мной? Вы про меня не забыли?

– У меня перерыв! – отмахнулся он. – Имею я право на перерыв? Я ведь тоже живой человек! После перерыва, так и быть, разберусь с вашей цепочкой!

– Тогда хоть цепочку отдайте!

Он сунул мне в руку цепочку и закрыл окно.

Потом вышел из своей будки, запер ее и неожиданно быстро для своей черепашьей внешности зашагал прочь по коридору.

Вскоре он свернул за угол коридора.

Я выждала минуту и пошла следом за ним. Отчего-то мне не верилось, что старикан вот просто так пошел вдруг на перерыв, уж слишком серьезное у него было лицо.

Так что я пошла за ним. И успела как раз вовремя, чтобы увидеть, как он, опасливо оглянувшись, открыл неприметную дверь без всякой надписи и скрылся за ней.

Я быстро подошла к этой двери, прижалась к ней ухом, прислушиваясь…

Из-за двери доносились какие-то странные звуки – пыхтение, скрип, возня…

Я потихоньку приоткрыла дверь – сначала на маленькую щелочку, потом пошире…

За дверью была небольшая комната без окон. Там проходили какие-то трубы, еще я заметила распределительный электрический щит.

В комнате находились несколько человек.

Знаком мне был только один из них – похожий на старую черепаху ювелир Горыныч. Только теперь он был похож не на мудрую, невозмутимую черепаху, а на растерянное, перепуганное существо, которое поняло, что рискует оказаться на столе в виде черепахового супа.

И его можно было понять: Горыныч не мог пошевелиться, поскольку сзади его держал за локти здоровенный детина с короткой толстой шеей и маленькими пустыми глазками.

Перед Горынычем стояла женщина.

Надо признать, красивая женщина – стройная платиновая блондинка в узких коротких брючках и темных очках на пол-лица. В руке у нее был нож с узким длинным лезвием, и этим ножом она щекотала морщинистую шею Горыныча.

– Ты что, старый хрыч, думаешь, – говорила эта красотка, криво ухмыляясь, – я с тобой шутки шутить собираюсь? Ты не представляешь, что я с тобой сделаю, если ты не скажешь, где спрятал камешки! Ты это даже вообразить не можешь!

– Я не з-знаю, о чем ты говориш-шь… – пропыхтел Горыныч. – Не знаю никаких камешков…

– Не знаешь? А по-моему, очень даже знаешь… прекрасно знаешь… ну мне даже нравится, что ты запираешься! Я люблю развязывать людям языки… я люблю делать людям больно… очень больно! Ты не представляешь, как мне это нравится!

Блондинка облизнула губы узким языком.

Мне показалось, что язык этот был раздвоенный, как у змеи. Но этого, конечно, не могло быть…

Я так загляделась на эту дикую сцену, что не заметила, как сзади ко мне кто-то подошел, и опомнилась только тогда, когда прямо над