Голос крови - Олег Юрьевич Рой

от нее – фоторобот, а слева – стоп-кадр из записи камеры наблюдения.

– Что-то есть, – задумчиво проговорил Мишкин. – Даже с фотороботом, кстати. С записью сходства больше.

– Потому что там изображение хуже.

– И все-таки.

Арина вздохнула:

– Мне тоже кажется, что что-то общее есть. И тетка эта, глаз-алмаз которая, тоже в итоге согласилась, что да, некоторое сходство имеется. Хотя, может, это она так передо мной выслуживалась.

– Зачем?

– Потому что она не так чтоб великого ума. Если б не она, может, мы тут сейчас не сидели бы. Она когда кричавшую ту увидела, почему-то решила, что та и есть настоящая мать, которая своего дитенка спасает, а Эля, вся такая из себя хорошенькая и современная куколка – непонятно кто, и когда Эля в погоню кинуться попыталась, Мария Викторовна ее придержала. Неизвестно, конечно, сумела бы Эля похитительницу догнать, все-таки ударилась она при падении довольно сильно. Но Шилова теперь чувствует себя виноватой, твердит «откудова ж я знала!» и из кожи вон лезет, чтобы нам угодить.

– Почему, кроме Семиной, никто за похитительницей больше не кинулся?

– Кто? Две старушки-подружки? Они далеко сидели, да и возраст не тот, чтоб в погонях участвовать. Парень, что полицию вызвал, мог бы, но шиловское вмешательство его сбило. Пока сообразил что и как, бежать следом уже поздно было. На скейте был шанс, но он как раз колесо на место ставил, то есть доска была не на ходу. Все слишком быстро произошло.

– Зинаиду твою могли отпустить уже, – сказал вдруг Молодцов.

– Могли. Я участковому тамошнему дозвониться не смогла, но проверить надо, я дозвонюсь.

Пахомов кивнул:

– Давай сумму.

Арина вздохнула. Сумма получалась… неубедительная:

– Подытоживаю. Неизвестная женщина или, возможно, мужчина в женском платье…

– Вершина!

– Все свидетели, включая потерпевшую, говорят о женщине. Но та свидетельница, что фоторобот помогала составлять, когда я ее в лоб спросила, уверена ли она, что это не мужчина, сперва возмутилась – юбка же! А после сказала, что груди там вроде как не было. И штиблеты довольно крупные.

– Она и штиблеты разглядела?

– Разглядела. Наблюдательность действительно на высшем уровне. И на записи с камеры эти самые штиблеты кажутся крупноваты.

– У нас соседка сороковой размер носит, – буркнул Мишкин.

– Бывает, – согласилась Арина. – Но все же редко. Пока, условно, женщина, но мужчину не исключаем. Итак. Неизвестная женщина с криками «она украла моего ребенка» толкнула коляску на мать мальчика, схватила ребенка и скрылась. Добежала до выхода из парка, села в троллейбус и уехала. Мотив похищения пока неясен, – Арина опустила голову, чувствуя жгучий стыд за свою беспомощность. Хотя она понимала, конечно: сейчас не ее очередь пахать, а оперов, ее дело – соображать, в каком направлении пахать и… ждать.

– Опера работают? – Пахомов словно мысли ее подслушал.

– По всем направлениям, Пал Шайдарович.

– Будет не хватать, скажи, найдем дополнительных. У тебя сейчас что-то срочное есть?

– Все более-менее терпит. Только обвинительное по драке в ресторане.

– Почему тянешь?

– Потерпевший в тяжелом состоянии, там может не тяжкий вред оказаться, а смерть вследствие травм. Тогда понадобятся еще от медиков дополнительные доказательства.

– Хорошо. Если еще где-то понадобится отсрочка или помощь, сразу требуй.

– Павел Шайдарович, можно? – в кабинет просунулась лохматая голова молоденького сержанта из ближнего полицейского участка.

– Чего тебе, Клюшкин? По делу?

Тот вошел в кабинет, бережно, двумя руками держа какую-то распечатку и бормоча:

– По делу, по делу. Меня посадили сводки смотреть, вдруг что похожее всплывет.

– И?

– На прошлой неделе в Заводском районе пропал мальчик. Маленький, года еще нет. Мамаша в магазин зашла, коляску у входа оставила, вернулась – в коляске пусто.

– И журналисты не пронюхали? – не удержалась Арина. ППШ зыркнул на нее сурово, но промолчал, ситуация и впрямь выглядела странно. – Город у нас, конечно, большой, а Заводской район – дальняя-предальняя окраина, но все равно же скандал. Можно подумать, у нас каждый день детей похищают. Нам еще повезло, что про Пионерский парк еще не гудят на всех ресурсах.

– Они этот случай в потеряшки отправили, – тихо сообщил Клюшкин.

– Ничего себе, – буркнула Арина себе под нос. – Я еще могу понять, когда по исчезновению подростков дела не спешат возбуждать. Шило в заднице многих в бега отправляет. Но младенец?!

– Формально-то они ничего не нарушили, – пожал плечами Мишкин. – Если никто не видел, как ребенка из коляски вытаскивали. Значит, похищение под вопросом. Тем более, это Заводской район, там контингент специфический. В основном, то есть. Может, мамаша его у подружки забыла. Помнишь, года три назад был такой случай? А, ты еще в Питере была, но там да, анекдотическая ситуация случилась. Посидела с подружкой, пивком побаловалась, а когда домой собралась, коляску взяла, а про дите забыла. Только утром переполошилась, в полицию кинулась – украли ребенка! А тут подружка туда же подваливает: мне, говорит, дитенка подкинули. Она тоже наутро мало что из предыдущего вечера помнила.

– А в прошлом году папашка на мамашку обиделся и ребенка в бэби-бокс отнес. Но это уже, кстати, в Железнодорожном.

Пахомов дернул бровью. Арина тут же отрапортовала:

– Пал Шайдарович, больницы, роддома и вообще детские учреждения мы первым делом проверили.

– И храмы, кстати, – подал голос Молодцов.

– В Заводском все это тоже проверили, – сообщил Клюшкин. – И больницы – по всей области, не только по городу, и храмы. Они там не так чтоб вовсе бездействуют. Народ опрашивают, волонтеры по лесам и гаражам окрестным шарят.

– Волонтеры? – изумилась Арина. – Типа десятимесячный младенец пошел погулять и в лесу заблудился?

– Да не знаю я, что там волонтеры ищут! – довольно сердито заявил сержант, все еще прижимавший к себе распечатку. – Что в сводке было, то я и сказал. Ну позвонил туда, конечно, у меня там кореш. Вроде они думают, что это молодежь, – он произнес это с ударением на первом слоге, – спьяну развлекалась. Ну вроде тех, что камни в проходящие поезда кидают и тому подобное. Но темнят, это да, статистику портить никому неохота.

День третий

Она позванивает льдинками в стакане грейпфрутового сока, сдобренного джином, улыбается – и я понимаю, почему Призрак так стремится ее отыскать. Ей все равно. Как и сейчас. Да, она сама назначила встречу, мгновенно оказавшись не на Балканах или в Аргентине (или где там она была, получив мое внезапное послание), а «тут, неподалеку, в паре кварталов». Но ей – все равно. И видеть это – невыносимо. Да, я понимаю Призрака. Я даже чувствую что-то похожее на благодарность: если бы не его мольба «найдите ее», мне так и не довелось бы