Из яблока в огрызок и обратно - Виктор Батюков

– Ой, как хорошо – выдохнул Гена. – Интересно, чем нам здесь придется заниматься? Как ты думаешь Шарапов?

– Разведением капусты и свеклы.

– С чего ты взял?

– А ты принюхайся. Здесь такой запах капусты стоит, будто сам в ней сидишь.

– А свекла?

– У стены, слева от входа, несколько ящиков стоят.

– А говоришь «старый, глаза болят». Да ты, я так понял, в темноте видишь лучше, чем кое-кто при свете.

– Нет, просто на них лунный свет падал. Ген, что делать будем?

– Спать. Устал я что-то, да и голова болит. Завтра посмотрим. – Яблочкин зевнул и лег. Александр еще немного посидел, глядя куда-то в темноту, и тоже лег.

– Блин, курить охота, аж уши пухнут – вздохнул он.

– Не трави душу – проворчал Гена и отвернулся к стене.

Утро еще не успело погасить все звезды, как дверь распахнулась и в проеме показалась фигура надзирателя.

– П-подъем! Х-хватит валяться – прокричал он, вертя в руке вместо пистолета внушительную дубинку.

– А где наш утренний кофе? – сонно потягиваясь, спросил Гена.

Парень в два прыжка оказался возле Яблочкина и не размахиваясь, опустил дубинку на его плече. Затем резко повернулся в сторону Шустрика.

– Нет мне бы сигарету.

Удар пришелся ему по спине.

– Очень уж крепкий у них кофе – проговорил Гена, потирая ушибленное место. – Думаю, нужно ограничиться чаем. Когда они выбрались из своей «ночлежки», над окрестностями висел плотный туман.

– С-с-сегодня капуста – Андрей объяснял распорядок дня и одновременно пристегивал к ногам своих подопечных железные обручи с цепью, на конце которой висела двадцати четырех килограммовая гиряю – С-с-собрать гусениц, прополоть, полить. В-ведра с-сдесь – указал он за угол. – В-вода там, в с-сажелке. Обед, когда поз-зову.

– А это зачем? Чтобы бабочек отгонять? – спросил Гена, вертя в руке гирю.

–М-марш в поле – вместо ответа скомандовал парень и замахнулся.

Первых три шага эта работа не казалась уж такой утомительной, но чем выше поднималось солнц, тем все тяжелее и тяжелее становилось узникам. Ныла от постоянных наклонов спина, болели ноги, вдобавок к этому, у Яблочкина из-за того, что солнце пекло на зажившую рану, мутило в голове. Да и то, что они увидели, когда рассеялся туман, не вселяло в них надежду на скорое освобождение. Вокруг, на сколько хватало глаз, простиралось поле, засеянное капустой и свеклой.

– Блин, почему капуста не растет на дереве? – спросил сам себя Яблочкин, спотыкаясь, бредя по борозде.

– Ген, что делать будем? – шепотом спросил Шустрик, косясь на не выпускающего их из поля зрения, паренька.

– Работать и присматриваться, а вечером подумаем – также тихо ответил Яблочкин.

Когда солнце достигло зенита, узники услышали за спиной окрик надзирателя:

– Эй, ид-дите ж-жрать!

У будки на земле стояли две миски баланды из полусваренных капусты и свеклы.

– Интересно, если бы здесь росли апельсины, они бы и их нам сварили? – опуская ложку в эту бурду, спросил Гена.

– Слышь, сынок, а хлеба нет? – обернулся Шустрик к надзирателю и тут же получил чувствительный удар дубинкой по спине. Надзиратель, замахнулся было и на Яблочкина, но тот вогнул голову в плечи и поспешно сказал: Спасибо мы с Саней один на двоих съедим.

Эта реплика вызвала первую улыбку за этот день на лице парня-надсмоторщика, что никак не вязалось с тем ремеслом, которым занимался этот юноша. По-видимому, зная, это он быстро отвернулся и отошел от узников.

– Интересно, как здесь очутился наш конвоир? Добровольно или как мы? – спросил Яблочкин Шустрика, но ответом ему была тишина. Гена взглянул на товарища, и рука его с ложкой повисла в воздухе. Александр сидел, отрешенно глядя куда-то вдаль, на его заросших щетиной щеках, играла улыбка.

– Са-ань. Я здесь. Что вспомнил веселого? – тихо позвал его Гена. Шустрик дернулся, опустил голову, и стал быстро, быстро черпать ложкой баланду.

Когда тарелки были пусты, конвоир снова подошел к узникам.

– П-п-поели? М-марш на работу!

– А покурить? – просяще поглядел на него Гена, и тут же получил болезненный удар дубинкой по плечу.

– Такая сигарета не то, что лошадь, слона свалить может. Пора избавляться от вредных привычек – пробормотал Яблочкин, потирая свежий синяк. Шустрик же молча поднялся, и взяв свою гирю, пошел в поле. Гена последовал за ним.

– Саня! Ты не заметил, где этот паренек ночует? Ведь кругом ни одного строения.

– Напротив нашей будки есть землянка – буркнул в ответ Шустрик.

– Вот глазистый, а я как-то не заметил. – Гена оглянулся и тут же встретился взглядом с идущим, чуть поодаль, парнем.

– Андрей, кажется тебя так величают. А чьи это владения?

– Р-работать, не раз-зговаривать! – грозно прикрикнул он и взмахнул дубинкой.

– Ох, и мучается, наверное, этот мужик с таким именем. – вздохнул Яблочкин и стал поливать уже практически созревшую капусту.

Когда солнце стало клониться к закату, узники чуть передвигали ноги от усталости. Спины ломило от постоянных наклонов, пальцы рук сводило судорогой, в голове от жары стоял не прекращающийся гул, а гири на ногах казались уже не подъемными. Бредя по полю в этом полуобмарочном состоянии, Гена тихо запел: «Он качает головой, смотрит в пустоту. Старый клен совсем седой, обронил листву».

– Вот так, наверное, и мы словно желтые листы, ветер злой нас оборвет – также тихо подхватил песню Шустрик, и уже дуэтом продолжили: «И умчит нас в никуда, лишь останется стоять этот старый седой клен».

Юный надсмоторщик, хотел было, прикрикнуть на них, но песня что-то тронула в его сердце, и он вместо этого подошел поближе.

– «Дождик песню затянул про былые дни. – продолжал Яблочкин. – В старом парке никого только мы одни. – И уже вдвоем довольно громко закончили. – Здесь только я и старый клен и наверно слышит он как кричит моя душа. Ветер злой остановись, не срывай последний лист, потому что это я».

К концу песни усталость, будто испугавшись, отступила, спины выпрямились, а прикованные к ногам гири почти не чувствовались.

– Н-н-на с-сегодня х-х-хватит – сказал странник, и в его голосе проскользнула нотка сочувствия.

– Хватит петь? – не понял его Яблочкин.

– Р-р-работаь! М-м-марш к б-будке.

Усталые они чуть дотащились до своего жилища, и упали на землю у самого входа. Тут же как и днем стояли две миски такой же баланды.

– Слышь, Сань – с трудом пристраивая тарелку у себя на коленях, сказал Яблочкин. – А ведь парень-то от нас целый день не отходил от