Глухое правосудие. Книга 1. Краснодар - Анна Александровна Орехова

не спросив совета отца. Берегла его чувства? Или боялась, что он ее отговорит? Так или иначе, поступок Ники — верный признак того, что бал правят эмоции.

Справится ли она с этой ситуацией? А он? Сумеет ли быть объективным? Вчера едва удержался, чтобы не сказать Голиченко пару крепких слов. Если так тяжело с самого начала, получится ли дальше действовать профессионально?

Из-за поворота показалось здание следственного комитета. Семен Анатольевич глянул на часы: в запасе оставалось достаточно времени, чтобы переброситься парой слов с пациентом. После суда у них не было возможности повидаться, тактика тем временем требовала обсуждения. Стоит ли рисковать и раскрывать карты во время очной ставки? Или взять пятьдесят первую статью и приберечь алиби в качестве козыря для суда? Решать Власенко. Если, конечно, его уже доставили из изолятора и если Голиченко позволит им побыть наедине. В противном случае выбирать придется Семену Анатольевичу.

Остановившись около ступенек, он достал из кейса оксолиновую мазь, заложил ее в нос, следуя наставлениям жены, и громко чихнул из-за неприятного жжения. Оперативник, так не вовремя вышедший покурить, ретировался обратно в здание. Дожили, люди боятся людей. Что дальше?

Семен Анатольевич надел маску, показал дежурному документы, прошел через турникет. Спустя пару минут он уже миновал знакомый коридор и заглянул в кабинет следователя.

Дверь изнутри охраняли конвоиры. Голиченко, развалившись в рабочем кресле, с недовольным видом потягивал кофе, напротив него сидел Власенко. Стол между ними был завален папками и распечатками. Семен Анатольевич не представлял, как можно работать в таком бардаке. У него и на столе, и в компьютере всегда был полный порядок: каждый документ отсканирован, скопирован дважды для пущей надежности, защищен паролем и спрятан в соответствующую папку.

— Доброе утро, — поздоровался он.

— Доброе. Проходите, присаживайтесь. — Голиченко указал на стул рядом с Власенко.

Пациент выглядел скверно: бледный, круги под глазами, кудряшки окончательно потеряли форму и превратились в пушистую шевелюру.

— Здравствуйте, — еле слышно проговорил он.

Семен Анатольевич достал из кейса новую маску.

— Здравствуй, Сережа. Держи.

Власенко благодарно кивнул. На следователе маски не было, а вот конвоиры безопасностью не пренебрегали.

Семен Анатольевич сел на жесткий деревянный стул.

— Свидетеля еще нет?

— Ждем, — буркнул следователь.

На это Семен Анатольевич и рассчитывал, потому и явился на двадцать минут раньше.

— Андрей Алексеевич, позвольте мне переброситься парой слов с доверителем? Вчера у нас не было возможности пообщаться. Сами понимаете, ситуация скверная, нужно обсудить все варианты. Включая самые неприятные.

Он надеялся, что Голиченко уловит в этих словах намек на явку с повинной, а значит, решит, что в его интересах оставить наедине адвоката и подозреваемого. Позже следователь, конечно, разозлится, когда окажется, что никакой явки не будет, но кого это волнует? Сейчас важно было поговорить с пациентом.

Голиченко достал из-под стола чайник, плеснул в кружку кипятка и поднялся.

— Десять минут. Я буду в коридоре.

Следователь вышел из кабинета. Конвоиры, ясно дело, остались на месте, на случай если подозреваемый вздумает сбежать, но Семен Анатольевич и не рассчитывал на полную приватность.

— Значит, так, — он сразу перешел к делу. — Все, что мы с тобой оговаривали, получилось найти.

Власенко заметно приободрился, даже плечи расправил.

— Спасибо вам огромное! Значит…

— Пока рано радоваться, — перебил его Семен Анатольевич. Не хватало еще, чтобы пациент ляпнул лишнего. Голиченко их вряд ли слышит, но конвоиры доложат ему каждое слово, можно не сомневаться. — Да, мы нашли пару козырей, но ситуация по-прежнему скверная. Расклад такой: либо мы сейчас предъявляем твое алиби, либо ждем суда. Не перебивай, дай мне закончить. Если мы выложим карты сейчас, далеко не факт, что тебя отпустят. Скажу прямо: скорее всего, не отпустят и найдут способ твое алиби обойти. Не будем далеко ходить, вспомни ситуацию Альбины. Сильно ей алиби помогло?

Власенко вытер ладони о брюки.

— Так что же делать?

Семен Анатольевич вздохнул. Сколько бы он ни проходил через этот разговор, каждый раз было сложно.

— Тактически правильно сначала изучить материалы дела.

— Но нам же…

— Да, материалы нам покажут, только когда расследование будет завершено, и тебе предъявят обвинение. И да, все это время тебе придется провести в СИЗО. Потом начнется суд. Мы заявим, что ты дашь показания в конце процесса. Встанешь, расскажешь свою версию, приложим доказательства твоего алиби. Только в этом случае у прокурора не будет времени их нивелировать, а значит, преимущество останется за нами.

Обычно после этих слов пациенты начинали дергаться: кто-то кричал, что в камеру не вернется; кто-то обвинял Семена Анатольевича в непрофессионализме или даже в подыгрывании следователю; иные и вовсе начинали рыдать. Сложно принять неизбежное и смириться с тем, что еще несколько месяцев, а порой и несколько лет, придется провести за решеткой.

Власенко хотя бы внешне сохранял спокойствие.

— Я надеялся, что до суда не дойдет.

— Это маловероятно. Следователь крепко в тебя вцепился. Предъявим доказательства алиби — он найдет способ подобраться с другой стороны.

Власенко помолчал секунду и продолжил ровным голосом:

— То есть у меня стопроцентное алиби, а вы все равно предлагаете идти в суд?

— Пойми, Сережа, стопроцентных алиби не бывает. Бывает лишь недостаток времени, чтобы найти способ это алиби опровергнуть. Чем меньше времени, тем крепче алиби, так что важен фактор внезапности, и мы его потеряем, если предъявим доказательства сейчас.

Власенко сжал пальцами переносицу и помотал головой.

— Нет, нельзя идти в суд. Я видел статистику, весь интернет перелопатил, когда заподозрили Альбину, читал про обвинительный уклон. Шансы на победу в суде — меньше процента.

Семен Анатольевич мысленно выругался. Как же любят обыватели болтать про обвинительный уклон системы правосудия, ни черта в этом не понимая! Весь интернет он перелопатил, грамотный какой! Наверняка начитался статей, где такие же профаны сравнивали российскую систему правосудия с американской: там сорок процентов оправданий, а у нас меньше одного — обвинительный уклон налицо. Хотя на деле проводить такую параллель — это как ставить знак равенства между теплым и мокрым.

Да, в США оправданий больше, но только потому, что у них система выстроена иначе и расследование ведется во время суда. То есть к судье попадает все подряд, по принципу «заводи, на месте разберемся». В России же очень жесткий предварительный отбор: сначала доследственная проверка, потом следствие и только потом суд. В результате все возможные оправдания отсеиваются и до судьи не доходят, поэтому и процент обвинений такой большой.

В другое время и в другом месте Семен Анатольевич прочитал бы пациенту лекцию на эту тему, но сейчас нужно было определиться с тактикой.

— Хороших вариантов у нас нет, твоя правда. Приходится выбирать