Закон навязанных обстоятельств - Юлия Ефимова

Глава 8. Иванна

Блокнот 3, страница 25

Я никогда в жизни не хотел бы уметь читать мысли. Это все равно, что копаться в грязном чужом белье. Но иногда мне с точностью в сто процентов удается предположить, о чем думает человек.

И это не доставляет мне удовольствия.

Эрик, 1998 год

Иванна Андреевна Семенова, в девичестве Аюшеева, не спала, несмотря на поздний час. Она ждала звонка, вернее, видео-звонка от своего психотерапевта. После того, как ее пять лет назад бросил муж, она никак не могла справиться со своим горем. То пила, то плакала и постоянно себя жалела. Жалела, что прошла молодость, что она уже не красавица, что оставленные отцом деньги так быстро закончились, что негодяй, на которого она их и потратила, бросил ее одну; что не родила в свое время ребенка, послушав неверного супруга. Но больше всего она жалела себя за то, что должна быть приживалкой у своего отвратительного брата, которого ненавидела всей душой. Она делала ему мелкие пакости каждый день, потому что так хоть немного могла совладать с тем, что он делает ей одолжение, и радовалась его проигрышам и ошибкам, прямо как в детстве.

Все пять лет, что она провела в этом доме, она каждой клеточкой своего организма ненавидела все, что ее окружало, а особенно тех, кто ее окружал. Бабский коллектив – что может быть хуже. Высокомерная выскочка Римма, сестра первой жены брата, была хуже всех, потому как именно она считала себя хозяйкой дома, а брат ей в этом только потакал. Наедине она смотрела на Иванну высокомерно и снисходительно своими огромными черными глазами, но стоило появиться брату, делалась улыбчивой и ласковой, и вот эти перемены говорили о двуличности этой стервы, но как Иванна ни пыталась донести данный факт до брата, тот ее не слушал. На все у него имелся один аргумент: «Она меня не предала, когда мне было тяжело, а ты это сделала, так что сиди и молчи, пока я тебя не выгнал».

После этих слов гнев вскипал, и хотелось плюнуть в его довольное, лощеное лицо, нещадно обколотое ботоксом, но Иванна сдерживалась и уходила дальше страдать в свою комнату.

Но все изменилось, когда два месяца назад, в сети она нашла этого психолога. Мужчина примерно ее возраста, может чуть моложе, усталый и уже немного седой – он понимал ее как никто на свете. Он не лечил ее, а разговаривал с ней, предугадывая каждое ее слово.

Было лишь одно неудобство, которое Иванна уже перестала замечать. Сеансы проходили по московскому времени, и потому иногда приходилось задерживать до двух-трех ночи, чтоб дождаться, когда ему будет удобно. Но сегодня это было только на руку. Роберт Эдуардович просил менять места для занятий, чтоб не было привыкания и последующих ассоциаций сеансов с лечением. Сегодня она сидела в кабинете брата, это было последнее место, где она еще не проводила эти беседы.

На экране высветилось «входящий звонок», и она, машинально поправив волосы, нажала кнопку «ответить».

– Здравствуйте, Иванна Андреевна, – сказал он мягко. Как же ей нравился его баритон с бархатными нотками и мягким «в», почти «ф», оттого ее имя в его произношении звучало почти интимно. – Вы не против, что сегодня я буду проводить сеанс из машины?

– Добрый вечер, Роберт Эдуардович, – ответила Иванна, не в силах сдержать улыбку. – Если вам удобно, то мне все равно.

– А вы где? В кафе? Ой, простите, забыл, что у вас ночь уже. Просто у вас за спиной интересная картина.

– Нет, я в своем рабочем кабинете, – соврала она коряво, и ей показалось, что Роберт Эдуардович почувствовал это. – Это мандала, оберег, сделанный моей прабабкой для защиты семьи. Мой отец любил рассказывать о том, что она была настоящей шаманкой и умела общаться с духами. Я, конечно, во все это не верю, но мы чтим память предков, и потому она бережно хранится в нашей семье в знак уважения.

– Шаманизм, да, это, вероятно, очень интересно. Вы ведь, насколько я помню, живете в Иркутске? Вот я как раз завтра лечу туда в командировку, мы могли бы встретиться и провести очное занятие, у меня будет несколько свободных дней, – сказал он, поправляя на носу очки.

– Не совсем, – ответила Иванна, и сердце ее заколотилось. – Я живу недалеко от Иркутска, в городе Зима, но я приеду, обязательно приеду.

– Зима? Надо же, никогда не слышал, – сказал Роберт Эдуардович. – И что, хороший город?

– Да что вы, маленький провинциальный, – смутилась Иванна.

– Ну, не стоит так о своей родине, – пожурил ее Роберт Эдуардович. – На таких городах и держится Россия. Я вот очень люблю маленькие города, в них есть душа, и люди тоже особенные такие, знаете ли, настоящие. Вот я бы с удовольствием побывал у вас.

– Так приезжайте, – тут же нашлась Иванна. – Приезжайте сюда, у меня большой дом, можно сказать, огромный, на территории лес и вековые деревья, в гостиной камин, и дом снаружи уже украшен к Новому году. От Иркутска можно и поездом, и автобусом, это всего полтора-два часа.

– А ваши родные не будут против? – уточнил он осторожно, но Иванна увидела, что ее предложение его заинтересовало.

– Да что вы? – засмеялась она. – Все будут только рады.

– Ну хорошо, тогда скиньте мне адрес, – немного подумав, сказал Роберт Эдуардович. – Мне обещали в Иркутске дать машину для передвижения, будет у меня небольшое путешествие. Уж очень я хочу познакомиться с вами лично. Не обещаю, что остановлюсь у вас, но встретимся мы обязательно.

Закрыв ноутбук, Иванна подошла к небольшому зеркалу, висящему на стене, и внимательно посмотрела на себя. Конечно, от той красотки, что была двадцать лет назад, практически ничего не осталось, но все же проблески былой красоты еще читались на усталом лице. Натуральная блондинка с голубыми глазами, она появилась в их семье как чудо, где все были смуглые с брацковатыми чертами лица.

Отец не чаял в ней души и говорил, что его бабка, прабабка Иванны, рассказывала своему внуку вместо сказки перед сном о большой любви между ней и их дедом, а он был дворянин, белогвардеец и звали его Андрей Североярский. Красивый, с глазами как вода Байкала и волосами цвета спелой пшеницы. Папа, конечно же, не верил ей, потому как ни фото, ни других доказательств этому не было. Бабушка прожила всю жизнь одна, поднимая единственного сына, а когда тот вместе с женой погиб на войне –