Короли вкуса - Василий Анатольевич Криптонов

усмехнулся полицейский. – «Просто забрала». То есть, по-вашему, это в порядке вещей – «просто» тащить домой все, что плохо лежит?

– Не смейте! – взвилась Софья. – При дочери – как вы можете такое говорить? Вот, так и знала, что вы… Хорошо, что я осталась. Не слушай его, Полиночка. – Она обняла Полину за плечи. – Твоя мама – святая женщина. – И снова, на глазах обретя силы, набросилась на полицейского: – Этому надутому козлу Ильичеву, у которого и так денег – куры не клюют, теперь, небось, памятник поставят! Медалью наградят посмертно! А Наташа, значит, – «все, что плохо лежит»? Да вы знаете, сколько она получала? Знаете, как ей за эти гроши впахивать приходилось? А говорить теперь все будут только про эти несчастные пирожные…

– Пирожные, – услышала вдруг Полина свой голос.

Софья и полицейский повернулись к ней.

– Что, простите? – спросил полицейский.

– Опять. Эти. Пирожные, – прошептала Полина. – Надкусанные тортики… Остатки десертов… Я никогда их не ела. Никогда! И ее сто раз просила не брать их! Не унижаться! А она… Зачем она это сделала, дура?! – Полина не сразу поняла, что уже не шепчет, а кричит.

•••

Из протокола допроса Софьи

– Почему вы подумали, что гражданин Ильичев был отравлен?

– Я так не думала.

– А как же вы думали?

– Я подумала, что он отравился.

– А это не одно и то же?

– Нет, если русский язык для вас – родной.

– Не дерзите, пожалуйста. Так почему вы подумали, что гражданин Ильичев был отравлен?

– Господин Долинин…

– Меня зовут Максим Андреевич.

– Хорошо, Максим Андреевич. Вы меня вообще слышите? Я не думала, что Ильичев «был отравлен». То есть я не думала, что его кто-то отравил. Просто человек попробовал пирожное, а через минуту упал. И та девушка из зрительного зала, которая к нему подбежала, сказала, что он не дышит. Если бы она так не сказала, я бы подумала, что просто поперхнулся.

– То есть вы увидели, как Ильичев попробовал пирожное, потом увидели, что он упал, услышали констатацию смерти от непрофессионала и сделали однозначный вывод: Ильичев отравлен. Так?

– Я предположила, что он отравился. Понимаете? Не отравлен, а отравился, это разные вещи! Когда у вас в семье кого-то рвет или, простите, понос начинается, вы ведь первым делом вспоминаете, что этот человек ел, правда?

– Отвечайте, пожалуйста, на вопросы. Итак, вы предположили, что Ильичев отравился. И что предприняли?

– Я пошла в кухню…

– Для чего?

– Не знаю. Хотела убедиться…

– В чем? Вы ведь работаете гримером, верно?

– Верно.

– И как вы связаны с кухней?

– Никак.

– Никак… Но тем не менее, пока все остальные суетились вокруг Ильичева, вы зачем-то отправились на кухню.

– Я не врач. И от моей суеты не было бы никакой пользы. Но я предположила, что с пирожными что-то не так. Уже потом подумала, что, может, у Ильичева просто была аллергия… А почему вы спрашиваете вообще? Вы меня что, в чем-то подозреваете?

– У меня, Софья Николаевна, работа такая – подозревать всех и каждого. Вы в данном случае не исключение.

– Что-о?!

– Не кричите, пожалуйста. Вы, вероятно, удивитесь, но я тоже человек. И уже почти сутки на ногах… Итак, вы пошли в кухню. Что вы там делали?

– Осмотрелась и увидела, что на подносе лежат всего три пирожных. А было больше, штук шесть. Я поняла, что остальные кто-то забрал, и стала выяснять, кто. Мне сказали, что это Наташа.

– То есть Круглова?

– Да, ей Вера Сергеевна разрешила. Вера Сергеевна – наш помреж, помощник режиссера.

– А кто вам сказал, что Круглова забрала пирожные?

– Уборщица.

– А Круглова – не уборщица?

– И Круглова уборщица. Но они работают в разные смены, одна уходит, другая приходит.

– Ясно. То есть, когда вы пришли на кухню, уборщица была там?

– Нет. Там вообще никого не было, кроме Агнии, но она ничего…

– Кто такая Агния?

– Ассистент.

– А она что делала на кухне?

– Понятия не имею, спросите у нее. Мне показалось, что-то искала. Когда я подходила, видела в окно, как она копается в шкафчике.

– В окно?

– Ну, там окна вместо стен. Чтобы снимать удобно было. И окна специальные: со стороны кухни – зеркало, а снаружи – обычное стекло. Но Агния искала не пирожные, она сказала, что не знает, куда они могли деться. И тогда я побежала к уборщице.

– Имя, фамилия?

– Уборщицы?

– Ваши я знаю. Свои тоже.

– Ой… Фамилию не назову, мы почти не общаемся. Имя – Наташа звала Раей, но, думаю, на самом деле другое. Позаковыристей. И вот эта Рая сказала, что Наташа забрала пирожные и поехала домой, ее смена закончилась.

– А у вас на студии такое в порядке вещей – уносить домой все, что плохо лежит?

– Да что ж такое! Что вы как сговорились-то все?! Почему вы у меня об этом спрашиваете? Я не помреж и не директор студии, если хотите, обратитесь к ним.

– Ясно. И что же вы предприняли дальше?

– Дальше я попыталась дозвониться до Наташи, но она не брала трубку. Потом вообще стала недоступна. Я подумала, что у нее сел телефон, и поехала к ней домой.

– Так вот запросто, посреди рабочего дня, взяли и поехали? Или у вас тоже закончилась смена?

– Нет. Не закончилась.

– А как же тогда?

– Я… Я волновалась, ясно вам?! Жутко испугалась за Наташу. Живет она недалеко, а на студии такой переполох поднялся! Скорую вызвали, вас… Я решила, что услуги гримера в ближайшее время точно никому не понадобятся. Ну и уехала потихоньку. Решила, что если хватятся, скажу – голова разболелась.

– Ясно. А где вы взяли адрес Кругловой?

– У нас есть специальный журнал, где записаны адреса всех сотрудников.

– А почему вас вообще так взволновала судьба Кругловой? Вы дружили?

– Можно сказать и так.

– А как еще можно сказать?

– Можно сказать, что я завидовала ее карьерному взлету, блин! И отравила, чтобы самой стать главной среди уборщиц.

– Вы отдаете себе отчет в том, что я не буду ставить в протоколе пометки «сарказм»?

– Прошу прощения. Да, мы дружили. Ну как дружили – как обычно на работе дружат. Здоровались, разговаривали. Чай пили. Наташа много рассказывала о своей дочери, Полине. Можно сказать, жила ради нее.

– А вы с Полиной раньше не встречались?

– Нет. Раньше не встречалась.

14

– В смысле – не виноват? – Вероника, все еще не веря, что он говорит серьезно, смотрела на Тимофея. Потом поняла. Всплеснула руками. – Ты меня совсем не слушал, да? Что там у тебя? – с ненавистью уставилась на смартфон в