Сью Графтон - М - значит молчание

Будучи циником, я подумала, не потому ли Фоли бросил пить, что боялся, как бы алкоголь не развязал ему язык и он не сболтнул что-нибудь такое, чего ему не следовало говорить. К тому же я сомневалась, что у него не было интимных связей с момента исчезновения Виолетты. Сознание своей вины само по себе вызывает чувство одиночества. Временами возникает непреодолимая потребность кому-нибудь исповедаться. Он сильно страдал, но утверждал, что никогда не искал утешения.

Я снова взглянула на карту, отметив расстояние между автозаправочной станцией, где Виолетта наполняла бак, парком в Сайлесе и домом Салливанов. От пункта к пункту было от пятнадцати до двадцати миль. Возможно, предположила я, Виолетта заправилась и поехала домой. В таком случае она должна была быть дома к возвращению Фоли. Но тогда Лайза так и сказала бы. Я отложила блокнот, завела мотор, включила передачу и направилась в сторону дома.

Когда я открывала входную дверь, из своей кухни нарисовался Генри и запер за собой дверь. Он выглядел слишком солидно для человека, который любит шорты и пиво со спиртом. Генри помахал мне рукой, и я подождала, пока он пересечет патио. Приближалось время обеда, и я подумала, что он идет в «Розето».

— Я еду в Олвидадо, чтобы повести Шарлотту в кино. Мы пойдем на пятичасовой сеанс, а потом поужинаем.

Шарлотта была агентом по недвижимости, которую он два раза приглашал на свидание. Я была рада, что он проявляет к ней интерес после своего недавнего неудачного романа.

— Хорошая программа. Что вы идете смотреть?

— «Нет выхода» с Кевином Костнером. Вы думаете, это будет интересно? — Он встал по стойке «смирно» и попросил оценить его брюки и цветную футболку.

— Вы выглядите великолепно.

— Спасибо. А вы что собираетесь делать?

— У меня есть работа в Санта-Марии. Я буду ездить туда-сюда, так что не беспокойтесь, если не увидите меня несколько дней. Вам пора идти. В это время интенсивное движение.

Я смотрела, как он подошел к своему гаражу на две машины и остановился, задумавшись над тем, какую машину выбрать. Его гордостью и радостью был «шевроле» 1932 года выпуска, купе[3] ярко-желтого цвета с пятью окнами. Другая машина была повседневной тачкой, которая еще годилась для поездок, но была так себе. Он выбрал «шевроле» и, отъезжая, помахал мне рукой.

Оказавшись в своей квартире, я бросила сумку на кухонный стул и просмотрела первым делом телефонные сообщения и почту. Чени звонил, чтобы сообщить, что зайдет позднее. Почта была скучной. Когда я заглянула в холодильник, веселья не прибавилось — горчица, пикули, маслины и бутылка кетчупа. А еще пачка масла, пучок салата-латука и упаковка диетической пепси. Я несколько дней не покупала продукты, поэтому мне надо было либо срочно бежать в супермаркет, либо снова поесть где-нибудь в городе. Я перезвонила Чени. Конечно, сейчас его нет дома, но я оставила ему длинное сообщение, подробно рассказав, чем занимаюсь. Я не знала точно, где буду послезавтра, но пообещала связаться с ним. У меня было такое чувство, что я опять оказалась в своего рода заочной любовной связи, которая уже была у меня с Робертом Дицем. И как только я умудряюсь попадать в подобные ситуации с мужчинами!

Я была на полпути к «Розе», когда подумала о «У Сники Питса». Я знала, что Тэннье на работе, и подумала, что мы сможем поговорить о Дейзи и Виолетте, пока я буду вкушать еще один сочный бутерброд с салями. Я поспешила к машине и поехала в город.

«У Сники Питса» — злачное место в близлежащем районе, где постоянных клиентов обслуживают во многом так же, как «У Розы». Тэннье заметила меня, как только я вошла. Я села на высокий стул у стойки, поджидая, пока она закончит рассчитываться за пиво с молодой парой возле окна. Посетителей в этот час было еще мало, и в баре стояла относительная тишина. Даже музыкальный автомат издавал вполне приличную мелодию.

Тэннье вернулась и со словами: «Вы ведь пьете шардоне, правда?» — достала бокал для вина и бутылку «Эдны».

— У вас хорошая память.

— Это моя работа. Дейзи сказала, что завтра мы обедаем втроем.

— Таков план. Я сказала, что позвоню ей, как только освобожусь. В какое время вы сможете подъехать?

— Еще точно не знаю, но рано. Я узнаю, где вы будете встречаться, и подъеду. — Она налила мне вина, а затем взяла сигарету и сделала последнюю затяжку, прежде чем погасить окурок. — В ближайшее время я брошу эту работу. Здесь хочешь не хочешь приходится курить. Ну, как идут дела? Дейзи говорит, что вы уже серьезно взялись за работу.

— Я делаю, что могу. Она повозила меня по тем местам, так что я получила представление о расположении домов. Сирина-Стейшн производит тяжелое впечатление.

— Да, — согласилась она. — Вы виделись с Фоли?

— Сначала я разговаривала с отставным сержантом департамента шерифа, а затем с ним.

— Это, наверное, был нелегкий разговор.

— Очень нелегкий, — призналась я, делая глоток вина. — Вы мне не говорили, что у вас там дом. Дейзи показала мне его вчера. Ужасный пожар.

— Нам повезло, что его вовремя заметили, не то бы он сгорел дотла. Сейчас там ездит патрульная машина, чтобы не подпускать всякую шваль. Мой брат терпеть не может это место.

— Дейзи сказала, что вы надеетесь выкупить его долю.

— Если мне удастся его уговорить. Он упрямый как осел, но я думаю, что в конце концов он уступит. Его жена на моей стороне: она не хочет обременять себя этим домом. А мне он нравится, но я не знаю, что с ним делать.

— Одна земля, должно быть, стоит целое состояние.

— Видели бы вы наши счета за земельный налог! По городу ходят слухи, что старый завод упаковочной тары продан, а здание будет снесено. Оно примыкает к нашему дому, так что застройщики весь год докучали мне, пытаясь заполучить его, пока не просочится точная информация. Я бы хотела сохранить дом, но мы получим кучу денег, если продадим его им. — Она порылась под стойкой бара и достала рулон бумаги, перетянутый резинкой. — Хотите посмотреть, что они там планируют?

Я сняла резинку и развернула тяжелый свиток. Передо мной оказался акварельный макет парадного входа в обнесенное стеной сооружение под названием «Усадьба Тэннер». Две большие каменные колонны вели к подъездной аллее, по обеим сторонам которой были лужайки с пышной растительностью. Вдали краснели черепичные крыши домов, разбросанных на большом расстоянии друг от друга среди старых деревьев. Слева находился дом Тэннье, «отреставрированный» благодаря мастерству художника.

— Подумать только: то, что я сегодня видела, выглядит совсем иначе. Где все эти громоздкие безобразные цистерны и заборы с колючей проволокой?

— Если у вас есть деньги, вы можете получить любой вид, какой захотите. Я не верю, что администрация округа одобрит эти планы, но Стив говорит, что тем больше оснований у нас продать дом, пока еще можно.

— Я так не думаю. Если план перестройки этой территории будет одобрен, стоимость земли повысится, поэтому лучше попридержать дом.

— Постарайтесь донести это до него. Он не хочет ждать: ему бы поскорее получить деньги.

Я убрала руку с края бумаги, и рулон свернулся.

— Вы там выросли?

Тэннье покачала головой.

— Дом принадлежал моим бабушке и дедушке — Хейрлу и Мэри Клэр. Мама, Стив и я жили там, пока папа был на войне. Когда в 1942 году он ушел в армию, мы с мамой переехали в этот дом. Она никогда не работала, а папа не мог содержать всех нас на свое военное пособие.

— Вы сказали, что имя вашего дедушки было Хейрл?

Она улыбнулась:

— Его имя должно было быть Гарольд, но моя прабабушка не могла выговорить его, и поэтому в его свидетельстве о рождении записали это имя. Мою маму назвали в честь ее родителей — Хейрл и Мэри Клэр, так что она стала Мэри Хейрл. Слава Богу, на этом эксперимент с именами закончился, иначе невозможно себе представить, как бы меня назвали.

— Откуда имя Тэннье?

— На самом деле это Тэннер — девичья фамилия моей матери.

— Мне нравится ваше имя. Оно вам подходит.

— Спасибо. Мне оно самой нравится. Как бы там ни было, Хейрл и Мэри Клэр жили в этом доме с 1912 года, когда он был построен, по 1948 год, когда у Мэри случился удар и ее отправили в дом инвалидов. Тогда дедушка купил дуплекс[4] в Санта-Марии, чтобы быть поближе к ней.

— А вы остались в этом доме?

— Моя мать не могла справиться с детьми одна, так что мы переехали во вторую часть его дуплекса. Так она могла быть уверена в том, что дедушка будет сыт: он питался с нами.

— Для вас это было большой переменой в жизни.

— И нелегкой. Я скучала по сельской жизни. У меня не было там друзей, но я могла много гулять по полям. У нас были собаки и кошки. Мне это казалось идиллией. Но новое место было ближе к городу, так что я могла доходить до школы пешком или доезжать на велосипеде. В конце концов я привыкла к новой жизни. Потом из армии вернулся отец, он сменил много работ, последнее время он трудился в Сахарном союзе. Он раньше любил заниматься сельским хозяйством — хотя никогда не заработал ни цента, но после войны его душа к этому не лежала. Мама бы с радостью занялась сельским трудом, если бы у нас была возможность вернуться. И я все еще на это надеялась, хотя видела, что шансы таяли с каждым годом. Дедушка хотел оставить дом моей матери, но она умерла раньше его.