Джеймс Паттерсон - Опасность на каждом шагу

— Хорошо, Джек, диктую.

— О'кей, — ответил Джек, записав электронный адрес управления. — Ждите привета через минуту-другую. Я дам вам обмозговать информацию, а потом перезвоню, идет?

— Идет.

— Ах да, Майк!

— Что такое?

— Я очень рад, что вы нам помогаете. Мы все рады. Если все и дальше пойдет так же гладко, у нас и правда будет веселое, святое Рождество.

И Джек повесил трубку.

38

— Есть! — закричал молоденький полицейский с голосом мальчика-хориста. — Мы получили требования!

Я бросился к ноутбуку у задней стенки штаба и пораженно уставился в монитор. Я ожидал увидеть сумму выкупа, но письмо было скорее похоже на длинный, обстоятельный рекламный проспект.

Слева был список имен тридцати трех заложников. У каждого имени была проставлена сумма выкупа — от двух до четырех миллионов — и список телефонов контактных лиц: адвокатов, агентов, менеджеров, членов семьи…

В конце списка Джек написал номер банковского счета и подробные, очень четкие инструкции о том, как перевести деньги через Интернет.

Я не мог поверить в этот цирк. Вместо того чтобы вести переговоры с нами, похитители обратились прямо к источнику денег — богатым заложникам.

Лейтенант Стив Рено громко хрустнул костяшками пальцев у меня за спиной.

— Сначала они вывели нас из игры, — прошипел он. — А теперь превратили в мальчиков на побегушках.

Он был прав. Похитители вели себя так, будто нас не существовало. Так ведет себя преступник, засевший в безопасном тайном логове, — но не горстка парней, окруженных батальоном солдат, полицейских и фэбээровцев.

— Нам нужны еще люди, чтобы прозвонить все номера и организовать переводы, — сказал Уилл Мэтьюс. — Передайте номер счета в Бюро. Может, они что-то нароют.

Я закрыл глаза и постучал мобилой по голове, пытаясь встряхнуть мозг. Ничего дельного из него так и не выпало. Я посмотрел на часы. Зря! Прошло всего четыре часа — а я вымотался так, будто сидел тут уже четыре недели.

Кто-то протянул мне кофе. На стаканчике были нарисованы улыбающийся Санта и мультяшный олень. На секунду я подумал, как здорово было бы оказаться сейчас дома: играет тихая праздничная музыка, десять эльфов под руководством Мэйв наряжают елку…

Потом я вспомнил, что елки нет.

И Мэйв нет.

Я поставил стаканчик на стол и взял распечатку требований, пробегая список номеров трясущимся пальцем.

Великий и славный департамент на службе у преступников.

39

Что-то твердое пихнуло Джона Руни под ребра, и он поднял голову. Над ним возвышался Малыш Джонни с полицейской дубинкой.

— Эй, примадонна, — протянул он. — Что-то я заскучал. Давай-ка вали к алтарю и позабавь нас праздничной шуткой.

— Если честно, я совсем не в настроении, — ответил Руни и снова уронил голову на руки.

Его зубы громко щелкнули — Джонни дал ему дружескую «саечку» концом дубинки.

— Давай я тебя подбодрю, — сказал Малыш. — Дуй к алтарю. Если ты не заставишь меня хохотать, как гиена, я раскрою твой оскароносный череп.

«Боже», — подумал Руни, стоя у алтаря и глядя на остальных заложников. Некоторые все еще плакали. Почти у всех на лицах застыл ужас.

С такой тяжелой публикой ему еще не приходилось работать. Да и концертов он не давал уже лет восемь — с тех пор как ушел в кино. Но ведь и тогда он отрабатывал каждую шутку перед зеркалом в ванной комнате своей студии в одном из злачных районов.

Малыш Джон, устроившись в заднем ряду, сделал приглашающий жест дубинкой.

Что, черт возьми, здесь было смешного? Но ему ли выбирать? Руни пустил пробный шар:

— Всем привет! Спасибо, что зашли на огонек. С ва-а-ами… Джонни!

Он услышал, как кто-то из женщин хихикнул. Кто? Юджина Хамфри. Дай ей Бог здоровья!

И тут внутри у Джона что-то щелкнуло — как будто по электрической сети прошел первый разряд.

— Юджина, привет, как поживаешь, дорогая? — продолжил он, передразнивая ее манеру начинать утреннее шоу. Тогда ее по-настоящему взорвало, а вслед за ней — еще нескольких. Чарли Конлан широко ухмылялся.

Руни притворился, будто смотрит на часы.

— Что-то литургия у нас затянулась, — заметил он.

Раздались еще смешки.

— Знаете, что я больше всего ненавижу в этом городе? — разглагольствовал Руни, расхаживая взад и вперед перед алтарем. — Да и вам, наверное, знакомо это чувство, когда сидишь себе на похоронах старой подруги и вдруг — БАМ! — тебя берут в заложники!

Руни похихикал вместе с остальными, затягивая паузу для пущего эффекта. Недурно пошло, совсем недурно. Он чувствовал это каждым нервом.

— То есть сидишь себе в костюмчике, немного грустишь об усопшей и немного радуешься тому, что не оказался на ее месте… и тут — опаньки! Знаете, как это обычно бывает. Монахи у алтаря выхватывают обрезы и гранаты.

Смеялись почти все. Даже бандиты у задней стены похрюкивали. Смех волнами носился между стен.

Руни изобразил грегорианский напев и выхватил из-за пазухи воображаемую пушку, сделал испуганное лицо, побежал и спрятался за алтарем.

— «Вот, заберите мои бриллиантовые сережки, мне пора лететь», — запищал он, безупречно подражая Мерседес Фреер, и покатился по полу, держась за лицо и скуля, как раненый чихуахуа.

Бросив взгляд на публику, он увидел, что улыбаются все. Что ж, его кривлянье хотя бы помогло всем расслабиться. Малыш Джонни — тот и вообще согнулся, схватившись за бока.

«Смейся-смейся, подонок, — подумал Руни, поднимаясь на ноги. — У меня таких шуточек миллион. Погоди, я еще не рассказал о том, как похитителей сажают на электрический стул».

40

Чарли Конлан притворно ржал над выкрутасами Джона Руни, попутно изучая бандитов одного за другим.

У задней стены капеллы расположились шестеро шакалов, в том числе и здоровяк Джонни, но Джек и пятеро-шестеро остальных куда-то ушли.

Пока остальные заложники смеялись над комедией, Конлан попытался припомнить армейские тренировки. Пересчитал гранаты, оценил оружие и дубинки. Там, где сутана вспучивалась на животе, видимо, был край бронежилета.

Конлан пересел на полметра вбок, стараясь не привлекать внимания.

— Тодд, — шепнул он.

— Чего? — отозвался звездный «гигант».

— Браун с нами?

Финансовый воротила был крупным мужчиной и в пятьдесят лет вполне сохранил физическую форму.

— Идея ему здорово понравилась, — сказал атлет. — Он поговорил с Рубинштейном. Тот попытается завербовать мэра.

Конлан был рад, что квотербек с ними. Из всей компании двухметровый стокилограммовый спортсмен, пожалуй, единственный был способен справиться с бандитом один на один.

— Дело пошло, — уголком рта отметил Чарли. — Вместе с Руни получается пятеро. Чем больше, тем больше у нас шансов.

— Что будем делать? — спросил Тодд.

— Решение за нами. Помнишь, как они нас обыскали? Вытащили мобильники и кошельки? — Он остановился, как будто слушая очередную шутку Руни, а затем продолжил: — Они упустили пушку у меня в ботинке. Двадцать второй калибр.

Ну вот, он и соврал. На самом деле пистолета у него не было, но чтобы выжить, надо дать людям надежду, ободрить их, чтобы в нужный момент никто не спасовал.

Услышав аплодисменты, Конлан поднял взгляд к алтарю. Руни вышел на поклон. Шоу закончилось.

— У нас может получиться, — сказал Сноу, заглушаемый хлопками. — Скажи только слово. Мы поднимемся. Дадим им прикурить.

41

Морщась, Чистоплюй вслепую шарил затянутой в перчатку рукой за телефоном-автоматом на северо-западном углу Пятьдесят первой и Мэдисон. От будки так несло кислой вонью застарелой мочи, что резало глаза. Куда он запропастился?

«Надо же было так выбрать место встречи», — подумал он, нашарив наконец за металлическим ящиком провод в пластиковой изоляции.

Еще один пункт выполнен. Чистоплюй подключил наборный диск телефонной компании к паре цветных проводков. За три недели до начала операции его парни протянули через систему коммуникации собора два телефонных провода в подвал дома приходского священника, а потом вывели их через люк телефонной компании к трубке этого телефона-автомата. Они знали, что звонки по мобильным и стационарным телефонам будут прослушиваться, поэтому склепали собственную, неофициальную линию.

Чистоплюй взглянул на часы и поднес трубку к уху.

Ровно в шесть часов вечера в ней раздался треск — кто-то из подельников подключил к линии батарейку на девять вольт. Вместо мудреных высоких технологий они обдурили копов самым примитивным способом. Чистоплюй просчитал все с начала до драматической развязки и побега. Надо признать, идея была блестящая.

Он начал тихо насвистывать «Придите к младенцу» — свою любимую рождественскую песенку.