Код 612. Кто убил Маленького принца? - Мишель Бюсси

Анди размышляла. Сначала молча, потом стала рассуждать вслух:

– Он сдал рукопись «Маленького принца» и уехал сражаться за Францию. Уехал, не дожидаясь выхода книги. Как будто сделал выбор. Покинуть ребенка и смириться с бессмыслицей взрослого мира. Самое бессмысленное, что только может быть, дальше некуда. Мировая война. – Анди пристукнула по столу пустой кружкой. – Вполне логично, Маленький принц умирает ради того, чтобы мог выжить авиатор, оставшийся наедине со своим долгом взрослого человека. Перед тем как Маленького принца ужалит змея, он старается защитить Сент-Экса. На двоих у нее не хватит яда – это подразумевает, что один должен умереть, чтобы освободить другого. Я убиваю в себе Маленького принца и ухожу на войну!

Я разволновался, слушая ее. Нас окружали деловые люди и честолюбцы, тоже убившие в себе Маленького принца, чтобы уйти на войну. И я тоже его убил? Если только он вообще…

Анди резво вскочила, затормошила меня, сбила с мысли:

– Ну все, живо по кроватям, завтра рано вставать!

– Так мы же с Мари-Сван встречаемся только во второй половине дня?

Уловка старой дамы! Под конец прогулки по Манхэттену, когда мы стали расспрашивать Мари-Сван про Око Доло, заговорили про угрозы, Мари-Сван ответила нам, что устала… но если мы снова придем к ней завтра после обеда, она нам расскажет все про «Клуб 612».

При условии, что мы с ней погуляем!

Я всю ночь вел самолет. Завтра после обеда мне снова работать водителем инвалидной коляски. Разве я не заслужил, чтобы мне дали подольше поспать?

– Нам рано вставать, – возразила Анди. – Завтра с утра идем в музей!

XVI

Никогда Мари-Сван не была так счастлива. Она держала в руках только что подаренную родителями книгу. Рассматривала цветные картинки, больше всего ей нравились те, что с планетой, с розой и с баобабами. Ей не терпелось убежать в свою комнату и почитать, ведь теперь она уже умела читать, два месяца назад ей исполнилось шесть. Она еще раз прочитала название на обложке – The Little Prince, потом вытащила листок, который сама же и засунула между страницами. Полюбовалась маленькой звездочкой, которую этот высоченный француз нарисовал пером, и словами, которые он написал от руки – для нее, только для нее одной.

Это звезда, на которой Мари-Сван жила до своего рождения.

Когда Мари-Сван ее покинула, звезда погасла.

Она прижала книгу к сердцу, как самое драгоценное сокровище. И стала вспоминать.

Эту книгу высоченный француз написал для нее, только для нее одной, он так ей и сказал, подхватив ее своими длиннющими руками и покружив, будто самолет. Папа с мамой никогда так не делали. Этот высоченный француз, когда приходил к ним ужинать, всегда находил время для нее, рассказывал сказки, что-то показывал руками, как персонажи мультфильмов, потому что она ни слова по-французски не понимала, а главное – рисовал, везде, на всем рисовал сказочных человечков со светлыми, как у нее, волосами. Растрепанных. Не как она – мама каждое утро по три часа ее причесывала.

* * *

А теперь высоченный француз на нее и не смотрел, он сидел за столом с другими взрослыми и разговаривал о серьезных вещах, в которых она ничего не понимала, – о политике, о войне. Разговаривал и пил. Она знала, что он человек известный, что он пишет книги, которые читают взрослые. Она хотела бы, чтобы он встал и пошел с ней поиграть. Она хотела бы набраться смелости и попросить его об этом. Когда он придет в следующий раз, она решится это сделать. Он часто приходил. В прошлый раз, когда она вежливо сняла перед ним свой берет, он сказал, что она красивая. Что у нее волосы как золотая пшеница. И что она смеется как пятьсот миллионов звезд. А потом снова вернулся к взрослым разговорам. В следующий раз она попросит его пересказать ей книжку. Объяснить ей все непонятное. И нарисовать еще другие картинки.

Он больше не приходил.

Однажды она, расхрабрившись, спросила у мамы, почему они перестали приглашать того высоченного француза, почему она больше ни разу его не видела с тех пор, как родители купили ей его книгу. Мама присела на корточки, чтобы стать с ней одного роста, и серьезно на нее посмотрела.

– Он ушел на войну, маленькая моя. Он больше не придет к нам. Больше никогда.

* * *

Мари-Сван всю жизнь хранила свой экземпляр «Маленького принца» вместе с заложенной между страницами дарственной надписью. Подростком она повесила в своей комнате на Шестой авеню, напротив Музея современного искусства, плакат с портретом Джеймса Дина. Второго такого красавца никогда больше не будет, но красота не имеет значения. Только душа. Никому не возвыситься душевно до уровня Сент-Экзюпери. Она в него влюбилась.

Она собирала все, что было написано про Сент-Экзюпери, – книги, документы, письма. Она стала одним из лучших знатоков его творчества. Хотя и испытывала разочарование, узнавая имена его любовниц или читая слова Сент-Экзюпери о том, что он не хочет учить английский, потому что американки улыбаются, глядя, как он объясняется жестами, и он не хочет лишать себя этих улыбок. Она испытала разочарование, поняв, что Сент-Экзюпери предпочитал улыбки взрослых женщин улыбкам маленьких девочек.

* * *

Когда Мари-Сван было тридцать, она обвенчалась в часовне Святого Павла, стоявшей как раз напротив только что возведенных башен-близнецов, с богатым промышленником, который любил бридж, гольф, политику и галстуки. Мари-Сван рисовала и рисовалась, выставлялась, сочиняла, слова сплетала в рифму и без. С удовольствием слушала комплименты друзей, когда, войдя в галерею, грациозно снимала шляпку. С удовольствием слушала комплименты любовников, когда снимала с себя все остальное. Она любила все это, и мужа-промышленника тоже любила, она понимала, что он старше, что у него дел по горло, ни продохнуть, она по-своему любила его, восхищалась тем, что он взрослый, что он обрубил все корни своего детства, но ее детства не топтал. Но прежде всего она любила Сент-Экзюпери, этого вечернего посетителя[11], считавшего ее красивой, великана, говорившего на другом языке. Она убеждала себя, что он жив. Убеждала себя, что он ждет ее. Где-нибудь, на какой-нибудь звезде, которую она сумеет снова зажечь. В ее воображении Сент-Экзюпери по-прежнему был сорокалетним, он не старел, вот его подруги – да, а Сент-Экзюпери быстро надоедали постаревшие женщины. Она убеждала себя, что ее черед настанет. Иногда она переделывала свое имя, называла себя не Мари-Сван, а Мари-Стар. Она часто перечитывала «Маленького принца», те главы, в которых говорилось о розе – тщеславной, обидчивой,