Точка замерзания крови - Андрей Михайлович Дышев

Эта дрянь меня чем-то отравила, понял я. Скорее всего снотворное, причем для крупного рогатого скота.

Я долго сидел в снегу, медленно приходя в себя. Протер лицо, шею, задрал рубашку и лег грудью в сугроб.

– Ты где был? – спросила Маша, когда я снова вошел в вагончик.

– Постель тебе готовил, – ответил я. – Будешь спать в первой бочке. Там есть теплая вода.

– Мне готовил постель? – переспросила она, делая ударение на первом слове. – А разве мы будем спать в разных постелях?

Красивое личико светилось святой безгрешностью. Большой будильник в никелированном корпусе тикал с такой силой, что мне было больно ушам. Я не мог скрывать, что все время кидаю тревожный взгляд в окошко, что каждую секунду ожидаю стука в дверь.

– Ну что, ты меня продала? – спросил я не своим голосом, тяжелыми глазами глядя на Машу. – Или еще не успела?

– Кому? – продолжая улыбаться, спросила Маша.

– Авторитетам!

– Ты устал, – ласково произнесла девушка, подошла ко мне вплотную и провела рукой по лбу. – Наверное, все из-за этой проклятой лавины. Тебе надо поспать.

– Я хочу еще вермута! – потребовал я.

– Конечно, милый! – услужливо ответила Маша, взяла со стола крайний слева стакан и протянула мне. Я взял его и поднес к губам.

– Смелее! Ну! До дна! – подзадорила Маша.

Я свалил ее на койку сильным толчком в плечо, прижал к матрацу коленом и поднес к губам стакан.

– Пей!! – страшным голосом закричал я.

– Кретин!! – визжала Маша. – Идиот!! Отстань от меня! Ты маньяк!! Тебе надо в психушку!!

Она плевалась, пыталась отвернуть лицо, и вермут липкой струей стекал по ее щекам и шее на одеяло. Она была сильной и ловкой, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать ее на койке.

– Не хочу!! – кашляя и задыхаясь, кричала Маша. – Мерзавец!! Насильник!! Убери от меня этот поганый стакан!!

Я встал с нее, отбросил в сторону пустой стакан и, все еще тяжело дыша, прислонился к спинке койки. Маша села, сорвала со спинки полотенце и стала вытирать мокрую шею и подбородок. Грудь ее часто поднималась и опускалась, на щеках полыхал румянец.

– Негодяй, – уже тихо произнесла Маша, не глядя на меня. – Все это тебе зачтется. Начинай искать себе место для могилы, у тебя осталось мало времени.

От нее исходила скрытая, тупая и совсем не женская сила, какую невольно ощущаешь, приближаясь к мощным военным машинам. Упакованная в стройную фигуру и украшенная миловидным личиком, эта сила казалась особенно опасной и разрушительной. Холодный взгляд Маши, лишенный какой бы то ни было рисовки и игры, легко и быстро убеждал в том, что, выражаясь ее сленгом, надо делать бэп – надо делать именно то, что она говорит.

Я напряг весь свой нераскрытый талант артиста – только он мог спасти меня в эти невеселые минуты.

– Прости, – пробормотал я. – Это все из-за нервов. Ты права, сто тысяч – это чепуха… Сейчас, соберусь с мыслями. Что-то башка кружится…

Маша кинула быстрый взгялд на будильник, стоящий на столе и снова посмотрела на меня. Ее взгляд потеплел, казалось, что мощная тепловая энергия вмиг растопила лед, и теперь ее лицо источало нежность и заботу.

– Приляг!.. Вот так, хорошо. Не волнуйся ни о чем. Я на тебя не сержусь, я все понимаю.

Она расстегнула мою рубашку, и прохладные руки скользнули под майку.

– Ну? – поторопила она. – Куда ты спрятал денежки?

– В бочке, – ответил я, закрывая глаза. – То ли в четвертой, то ли в шестой.

– Поточнее, котик! – Маша легла на меня и стала водить пальцами по моему лицу. – Где именно? Может, под кроватью? Или под столом?

– Наверное, под столом, – пробормотал я, закрывая глаза.

– Э-э, дружочек! – заволновалась Маша, зажимая мне нос. – Не спи! Ну-ка, вспоминай, не ленись!

– А здесь, в "предбаннике" ты смотрела?

– Смотрела. Нет ничего.

– Значит, в бочке… Голова кружится. Надо поспать. Хотя бы час. Потом я все вспомню…

Я наблюдал за Машей через щелочки век. Она поднялась с койки, накрыла меня одеялом, вышла в "предбанник" и сняла крюк со скобы. Вернулась в комнату, встала напротив меня и стала раздеваться. Опустив замок молнии, она стащила с себя комбинезон и, оставшись в ярко-красном свитере и черных шерстяных колготках, залезла ко мне под одеяло.

– Ты спишь? – спросила она.

Я старался дышать ровно и глубоко. Притворяться спящим – настоящая пытка. Маша несколько минут рассматривала мое лицо, я даже чувствовал на своих щеках слабый ветерок от ее дыхания. Потом она взяла с книжной полки какой-то старый журнал, раскрыла его на первой попавшейся странице и опустила голову на подушку.

Мне казалось, что голова моя тяжелая и звенящая, как спелый арбуз, и веки срослись так, что теперь никаким усилием не раскрыть глаза, но какой тут мог быть сон! Заснуть сейчас, здесь, рядом с симпатягой Машей Мелешкиной было равнозначно тому, как если бы заснуть за рулем автомобиля на скорости сто кэмэ в час. И я даже не боролся с самим собой, даже не прилагал усилий, чтобы не погрузиться в сладкую дрему. Сердце колотилось часто и тревожно, дыханию было тесно в груди, и мне приходилось сдерживать его, как возбужденного, готового ринуться в чистое поле гнедого коня, и все органы чувств подчинились одному – слуху.

Я услышал, как журнал выпал из рук Маши и шлепнулся на пол. Заснула? Я не спешил открыть глаза. Маша могла схитрить, чтобы проверить меня. Прошло еще минут пять. За окнами стремительно темнело, и комната погружалась в сумрак. Контуры предметов становились все более расплывчатыми, бесцветными и плоскими, лишь ярко-красная спираль электрокамина полыхала все сильнее, заливая комнату кровавой охрой.

Открыл глаза и медленно повернул голову. Маша спала, лежа на спине. Рот ее был слегка приоткрыт, веки прикрыты не плотно, дыхание было частым и прерывистым. Фаза глубоко сна. Видимо, она все же сделала глоток или два вермута со снотворным, и ее разморило.

Панцирная сетка прогнулась сразу же, как только я встал на колени. Маша вздрогнула и повернулась на бок. Я окаменел и долго не мог шевельнуться. Перелезать через спящего человека по панцирной койке – гиблое дело. Все прогибается и качается, как слой дерна на болоте.

Я перенес над Машей левую ногу, но до пола не достал. Было ясно, что если опущу ее, то обязательно сяду на Машу верхом. Стараясь как можно быстрее и с наименьшим шумом и раскачиванием выйти из дурацкого положения, я встал коленом на самый край койки, где была рама, поднял правую ногу, но вдруг колено