Вирус ненависти - Александр Александрович Тамоников

и не было. Так, два толстенных старых столба на въезде, да остатки досок, колючей проволоки по периметру. И только теперь, проводив взглядом далеко отлетевший камешек, Пеняк обратил внимание, что от леса в сторону поселка направляются три автомашины. Он даже на таком расстоянии узнал крытые брезентом ленд-лизовские «студеры»[1]. «Смена едет? Наверное, снимаемся отсюда и вперед, — подумал Пеняк. — Отдохнули и будет. Хорошего помаленьку. А может, наоборот, провизию нам везут на месяц. Правда, полевой кухни на прицепе что-то не видно».

И тут солдат опомнился. Все-таки три года войны прививают воинскую дисциплину крепко. Пеняк обернулся в сторону поселка и, не увидев никого из отдыхающей смены караула, ни командира роты, схватил железный прут и стал бить им по подвешенному на проволоке ржавому автомобильному диску. Тут же из крайнего дома выбежал разводящий сержант Букаев, а со стороны лаборатории спешил и сам лейтенант Борович. Не став тратить времени и кричать, Пеняк просто стал энергично показывать рукой в сторону леса на приближающиеся автомашины. Фронт откатился уже далеко, и опасаться, казалось бы, нечего. Но у опытного солдата не проходило ощущение тревоги. Командир роты не предупреждал, что могут приехать какие-то машины. Да и сами грузовики были обычными, но что-то казалось Пеняку неправильным, тревожным. Тревоги добавило и то, что Борович с резким взмахом руки отдал какой-то приказ, а сам не спеша пошел к воротам и остановился в ожидании машин.

Янко успел разглядеть через лобовое стекло грузовика, что за рулем сидел боец в советской форме, а рядом человек тоже в форме и офицерской полевой фуражке с прямым козырьком. Борович стоял между столбами, оставшимися от разрушенных ворот, и ждал. Когда машины приблизились на несколько десятков метров, он предупреждающе поднял руку, приказывая остановиться. «А если не остановятся?» — подумал Пеняк, и палец сам лег на спусковой крючок автомата.

Машины остановились метров за тридцать. Как ехали, так колонной и встали. Янко почти облегченно вздохнул, но тут отрылась дверь в кабине, и на землю спрыгнул крепкий статный офицер с погонами майора. Из кузова спрыгнули трое солдат с «ППШ» на ремне и двинулись вместе со своим командиром в сторону Боровича.

— Зона караульного поста! — крикнул лейтенант. — Офицер ко мне, остальные на месте!

Янко опомнился. Ведь это он по уставу должен был крикнуть эти слова. «Черт, вот ведь до чего расслабился за несколько дней без боев. К тишине и миру стал привыкать, навыки военные теряю».

— Лейтенант, перед вами старший офицер! — гаркнул майор, не останавливаясь. — Что вы себе позволяете? А ну, быстро представьтесь как положено!

Рефлексы включились. А может, они и не выключались, и Янко просто перестал за время отдыха обращать на них внимание. Но теперь он ясно видел, как бегают глаза трех автоматчиков, которые шли с майором к нему. Они оценивают положение поселка, количество солдат в нем. Это были глаза людей, готовых вступить в бой и убивать.

— Часовой! — крикнул Борович, в мгновение ока выдернув из кобуры пистолет. — Огонь!

Борович прыгнул в сторону. Упав на землю, он откатился за полуразрушенную стену строения. А у солдата сработал рефлекс, который укреплялся всю войну — нажимать на спусковой крючок при виде вражеской формы, при звуках немецкой речи. Не было времени прижимать приклад к плечу, некогда целиться, потому что трое автоматчиков рядом с незнакомым майором тут же сорвали оружие с плеч и направили его на часового.

Пеняк успел выстрелить первым, дав короткую очередь и юркнув за толстый столб справа от себя. Враги, а это точно были враги, находились так близко, что стрелять придется непрерывно, чтобы не подпустить их к себе. А расстояние для броска гранаты в самый раз, это Пеняк оценил точно. Не глядя, Янко выставил ствол своего ППШ и дал несколько коротких очередей, все время меняя направление стрельбы. Главное, хоть в кого-то попасть, главное, не дать им идти вперед, главное, прижать огнем. Главное, выиграть время и не думать о себе. Ребята из караульного помещения сейчас уже выбегут. У них и оружие наготове. А там и остальные бойцы роты. И, значит, Пеняк со своими двумя магазинами к автомату должен не сойти с места. Хоть несколько секунд, хоть минуту. И не важно, сколько их там в трех машинах. А их там много. «Студер» может взять в кузов и два десятка бойцов, и три.

Несколько пуль угодили в столб, и тот даже загудел от напряжения. Под ноги и в лицо полетели щепки. А как там лейтенант? И как сменить позицию? И Пеняк решился. Он снова выставил ствол автомата и дал длинную очередь, поводя стволом и опустошая магазин до конца. И когда ППШ замолчал, он сделал кувырок туда, где был его командир. Всего доля секунды, за которую солдат сумел увидеть все поле боя и своего командира. А заодно и извлечь из автомата опустевший магазин. Борович, с пистолетом и окровавленным боком, схватил солдата за рукав и помог укрыться за полуразрушенной деревянной стеной. Янко уже понял, что один из врагов, переодетых в советскую форму, убит, второй ранен и отползает к машинам. «Майор» стреляет из пистолета и машет рукой другим своим солдатам. И те прыгают из машин и отбегают в стороны. Кто-то залег с автоматом и стреляет, кто-то перебежками стал приближаться к окраине поселка.

— Бей короткими, — приказал Борович, глядя, как Янко достает из брезентового подсумка второй — последний магазин. — Только по тем, кто пытается приблизиться!

Пеняк кивнул, отодвинулся немного в сторону и, поднявшись во весь рост, так, что только его голова показалась над полуразрушенной стеной, дал две очереди. И тут же сразу шквал пуль врезался в трухлявую древесину, разбрасывая мелкие щепки. Солдат снова переместился в сторону и дал еще две очереди. Бой разгорался. Сейчас уже не только отдыхающая смена караула заняла позиции вокруг домов, но и другие бойцы роты подходили, открывая огонь по неизвестным в советской форме. Пеняк посматривал на лейтенанта. Борович морщился, прижимая ладонь к окровавленному боку, и стрелял из пистолета через пролом. Он все пытался свалить «майора», но тот отошел к машинам и командовал из-за укрытия.

Когда Коган услышал слова вирусолога «а ведь вы меня не узнали, гражданин следователь», то сразу вспомнил, откуда ему знакомо лицо этого человека. Да, кажется, 37-й год, то самое жесткое время, когда по