Мятежные джунгли - Александр Александрович Тамоников

Внизу обозначилось движение и раздались голоса. Вскоре из ямы показалась чья-то голова. Это был Пахаро. Он первым выбрался из ямы, как бы показывая пример остальным своим товарищам. Он первым готов был принять пулю. Или, если удастся, вцепиться в горло ближайшему врагу.

Вслед за ним с превеликим трудом поднялся Пастор. Дела у него были плохи: его мучила рана на ноге, которая распухла, самого Пастора знобило, он, находясь в яме, то и дело терял сознание. Выбравшись из ямы, он с трудом выпрямился и осмотрелся. Он заранее намечал для себя врага, в чье горло он вцепится. Нужно только было дождаться, когда поднимутся все остальные. Там, в яме, они договорились так: как только всех их поднимут из ямы, Пахаро даст команду, и все они ринутся в свою последнюю атаку. Конечно, могло статься и так, что их просто перестреляют в яме. Да, могло быть и такое, но всем четырнадцати бойцам хотелось умереть иначе. Они надеялись, что их поднимут наверх. И вот их поднимают…

Последним из ямы вылез Бала.

– Все! – сказал он и радостно рассмеялся, будто он и вправду надеялся, что сейчас и его самого, и всех его товарищей отпустят на свободу.

Пахаро совсем уже было собрался отдать последнюю в своей жизни команду, но тут случилось неожиданное. Команду отдал совсем другой человек – Богданов.

– Ап! – крикнул он.

И тотчас же к шестерым часовым метнулись стремительные, гибкие тени. Это были шестеро спецназовцев. Еще миг – и все шестеро часовых были повержены. В живых остался лишь Дракон – его роль в соответствии с замыслом не была еще сыграна до конца.

– Пахаро! – крикнул Кучильо.

Он больше не сказал ничего, но больше ничего и не потребовалось. И сам Пахаро, и остальные мигом уразумели, что обстоятельства меняются. Они пока еще не понимали, что случилось на самом деле, но вот ведь – шесть поверженных часовых! И Пахаро не отдал своей последней команды.

– Забрать оружие! – приказал Богданов. – Уходим! Георгий, разъясни все людям! Коротко и ясно!

Буквально несколькими фразами Казаченок растолковал сандинистам, что случилось на самом деле.

– Теперь нам нужно добраться до тропы через болото! – сказал он. – Уходим с острова! Вы можете идти.

– У нас раненый, – сообщил Пахаро.

– Раненого берем с собой. Остальные целы?

– Целы, – ответил Пахаро.

– Тогда разбирайте оружие. Может так случиться, что придется стрелять. Сможете?

– Да, – ответил Пахаро.

– Тогда ступайте за нами. Если получится, то бегом.

Нести раненого оказалось делом непростым – у сандинистов почти не оставалось сил. Поэтому Пастора приняли Рябов и Терко.

– Ничего, братишка, ничего! – сказал Терко. – Все будет хорошо, просто замечательно. Прорвемся к болоту, ступим на тропу, а там, считай, мы в безопасности. Никто за нами следом не сунется. Ночью-то, в болото – куда там! Не решатся. Так что малость потерпи.

Сказаны эти слова были по-русски, но Пастор их понял. Бывают такие слова, которые понятны без всякого перевода.

* * *

К блокпосту, который боевики устроили возле самого схода на тропу, спецназовцы вместе с освобожденными пленниками подобрались незаметно. А вот дальше все застопорилось. Пробраться внаглую сквозь заслон и уйти в болота было делом почти безнадежным. Даже невзирая на то, что у спецназовцев был своего рода козырь – помощник коменданта Дракон. Быть-то он был, но что с того толку? Допустим, он скажет, что ему, а также сопровождающим его людям, а кроме того, еще и пленникам-сандинистам для какой-то надобности срочно необходимо идти на болото. И кто ему поверит? Для какой такой надобности? Да еще срочно? Да еще вместе с пленниками?

Оставалось одно – прорываться с боем. Тут у спецназовцев также имелся козырь – они подобрались к блокпосту с тыла, а значит, никто их не ожидает. Но сколько людей находилось на блокпосту? И как скоро они сообразят, в чем дело? И успеют ли они организоваться и дать отпор? Все это были вопросы просто-таки наиважнейшие, и на каждый вопрос требовался точный ответ, но не было сейчас у спецназовцев ни времени, ни возможности добывать такие ответы. Оставалось одно – рассчитывать на удачу, которая не раз уже выручала Богданова и его команду. Ну и еще, конечно, на мастерство и умение. Правда, сейчас при них находились посторонние люди, и это во многом связывало спецназовцам руки, но что же поделать? Да и, в конце концов, это были не просто люди, у них в руках было оружие, значит, они были бойцами.

– Начинаем кадриль, – полушепотом произнес Богданов. – Георгий, переводи!

В коротких словах Богданов всем разъяснил, кто, как и в каком направлении должен действовать. Разъяснения эти предназначались в основном никарагуанцам, спецназовцы все знали и без разъяснений.

– Геннадий, твоя основная задача – раненый! – сказал Богданов. – Все остальное как придется. Ну что, пляшем! С выходом из-за печки…

Боевики, находившиеся на блокпосту, не ожидали, что кто-то будет атаковать их с тыла, они ожидали атаки в лоб, из болота. И были готовы отразить такую атаку. А вот когда по ним стали стрелять с тыла, они растерялись. Непонятно было, кто именно стреляет, сколько всего нападавших, возникло также шальное подозрение, что это свои, которые по какой-то причине то ли испугались, то ли потеряли ориентацию в темноте, то ли вообще по необъяснимой причине сошли с ума…

Чтобы сообразить, в чем дело, и, следовательно, дать организованный отпор, необходимо было время. Спецназовцы это прекрасно понимали и старались не давать боевикам времени на размышление. Стремительность, напористость, маневренность и темнота – все это было их козырями, и они старались распорядиться ими сполна. Бойцы перебегали с места на место, падали, вставали, вновь падали и стреляли, ориентируясь на хаотические, беспорядочные вспышки выстрелов со стороны блокпоста.

Сандинисты делали то же самое. Конечно, это у них получалось не так сноровисто и ловко, как у Богданова и его подчиненных, но все же они были опытными бойцами и много чего умели. К тому же у них, как это часто бывает в подобных случаях, открылось нечто вроде вдохновения или, может, второго дыхания, и это тоже помогало им стрелять во врага и не попадать самим под его хаотический ответный огонь.

Тяжелее всех приходилось Рябову. Он, конечно, тоже стрелял и тоже бежал, падал, вставал и опять бежал и одновременно помогал все это делать раненому Пастору. А у того почти не оставалось сил, и Рябову приходилось буквально волочить Пастора на себе. Одной рукой он его тащил, а другой стрелял.

Но много ли так навоюешь, даже если