Чёрные вдовы - Владимир Волкович

– Я люблю тебя, Мириам! – шепнул ей прямо в ухо.

Она погладила его по голове, как ребёнка:

– Пойдём, поздно уже.

– Твоя комната наверху, я тебя провожу. – Рон взял её за руку.

– А твоя где?

– Моя – напротив. А почему ты спрашиваешь?

– Так просто. – Мария, конечно, знала, почему она спрашивает, девушка была их тех, которые так просто ничего не говорят и не делают. Она уже задумала своё.

– Вот, смотри, какая уютная комната, – и показал рукой на дверь, – там есть туалет и ванная.

– Да, мне нравится.

– Ну, тогда до завтра. – Рон обнял девушку и поцеловал долгим поцелуем.

– А что, твои спят?

– Наверное, мать ещё не спит, она меня всегда дожидается.

Маша взяла парня за руку и сказала тихо и спокойно:

– Приходи ко мне через полчаса.

Он хотел вновь поцеловать её, но она отстранилась:

– Иди, нацелуемся ещё.

Парень был робок и нерешителен, он никогда ещё не спал с девушкой. Марии пришлось проявлять инициативу, умело возбуждать его и направлять. Видимо, он перевозбудился, и всё закончилось слишком быстро. Она ушла в ванную, послышался плеск воды, вскоре появилась, обёрнутая полотенцем.

– Рон, ты сейчас иди, я хочу побыть одна.

После его ухода Маша долго не спала. В первый раз она захотела парня, и сама его пригласила, в первый раз решила сделать приятное мужчине, пусть даже ещё юноше, влюблённому в неё. Она прислушивалась к себе в поисках какого-то отзвука, но никаких чувств в ней не шевельнулось. Наконец забылась в тревожном сне.

Она ещё не знала, что это был первый и последний раз, когда она возжелала мужчину.

На следующий день приехал Лион. Рон пошёл прогуливать собаку, что было его обязанностью в семье.

– Ну, вы тут без меня знакомьтесь, завтракайте, а подойду через пятнадцать минут.

Француз оказался прямой противоположностью Рону. Раскованный, разболтанный даже, с Машей беседовал только по-французски:

– С Роном мы договорились, что я тебя отвезу, – рассказывал он, пока они уплетали завтрак. – Скажу откровенно, мне захотелось посмотреть, чем же привлекла его девушка, в которую он, такой серьёзный и правильный, осмелился влюбиться.

– Ну, и как впечатление? – полюбопытствовала Маша, откусывая сэндвич.

– Впечатление превосходное! Я бы тоже влюбился, если бы познакомится с тобой раньше него. – Лион весело рассмеялся.

– А ты давно сюда приехал?

– Да, я тут уже десяток лет. У родителей ферма в деревне на юге Франции, они не захотели её оставить. А я в Париже попал в одну историю, после которой и решил рвануть сюда.

– А что за история?

– Да втянули меня в группу, которая хотела революцию сделать и изменить власть.

– О, я вижу, что вы быстро нашли общий язык, – заявил на иврите возвратившийся Рон.

– Наконец-то я нашёл человека, с которым можно беседовать на моём родном языке, – весело ответил Лион.

Они гуляли втроём по набережной, съездили в старинный город Яффо, слившийся с Тель-Авивом, посидели в ресторане.

Солнце уже склонялось к закату, когда Маша заявила твёрдо:

– Ну, мне пора, ребята! Встретимся через неделю.

Лион сел в машину, дав возможность Марии и Рону проститься.

На обратном пути весело болтали, Мария оттачивала своё произношение. У своего дома сошла. Однако встретиться через неделю им не удалось. За следующую неделю в жизни девушки произошли серьёзные изменения.

– О-о! Гулящая явилась! – полушутя-полусерьёзно встретила Машу тётя. – Наверное, весь Тель-Авив изучила.

– Тель-Авив – большой город, его за день не изучишь.

– Так чем ты занималась, ночевала где?

– Встречала шабат с одним хорошим парнем и его семьёй.

– Ну и как, удачно встретила?

Мария прищурила глаза и жестко посмотрела на Клару:

– Удачно, а ты тоже хочешь встретить шабат удачно?

Они обменивались тонкими колкостями, которые в любую минуту могли превратиться в прямой конфликт.

– Я и так… – Клара не договорила.

– А где же наш милый друг Арон, почему ты не в его объятьях?

– Я уже там побывала, теперь твоя очередь.

– Мне твои шутки, уважаемая тётя, совсем не по нраву.

– Ну, нрав-то свой можешь умерить, а помочь родному человеку – твоя обязанность.

– Никаких обязанностей перед тобой у меня нет, и ложиться вместо тебя под мужика я тоже не стану.

– Не груби, Мария, разве мало я для тебя сделала? Выкормила и вынянчила после гибели родителей.

– Я сама выросла под твоим чутким постельным руководством. – Это, конечно, была откровенная грубость, высказанная в запале, и Маша немного прикусила язык, но остановиться уже не могла. – Ты для этого меня сюда пригласила в эту страну?

– И для этого тоже.

– Ух ты… заранее всё обдумала, – на скулах девушки заходили желваки, – но я такая же еврейка и без тебя имею право на репатриацию.

– Такая же, да не такая. – Клара тоже завелась, её выводило из себя то, что девчонка, которую она действительно взяла для того, чтобы заменить себя в постельных утехах с женихом, хотя бы на первое время, отказалась. А самой выносить каждодневные упражнения Арона, который оказался неутомимым в сексе, уже не было силы. Но и уйти от него не было никакой возможности, ведь ради этого она сюда и приехала.

– Раз начала, договаривай. – Маша была взбешена тем, что женщина, с которой она проводила ночи в постели, к которой была привязана и даже влюблена, заранее наметила использовать её как подстилку для своего жениха.

И тут Клару понесло:

– Ты что думаешь, что женщина, которая тебя родила, твоя биологическая мать?

– Что ты имеешь в виду? – вызверелась на тётю девушка. – Она, кроме того, что моя мать, ещё и твоя старшая сестра.

– То, что моя сестра, несомненно, а вот то, что твоя мать, неверно.

Маша молча сжимала кулаки:

– Говори, говори, змея!

– Ты родилась в пробирке. Оплодотворённую отцом яйцеклетку другой женщины внедрили в матку Лии.

– К-к-какой женщины? – девушка даже стала заикаться. – Ты лжёшь!

– Ничуть, можешь поинтересоваться у Николая Ивановича. У твоих родителей долго не было детей, вот он и предложил Александру командировку в Аргентину, где знакомый учёный доктор делал такие операции женщинам.

– Врёшь, врешь, врёшь! – на глазах у девушки появились слёзы, хотя она уже давно разучилась плакать.

– Это правда. И даже известно происхождение этой женщины.

В эту минуту Мария поняла, что Клара не лжёт. Она рухнула в кресло и закрыла лицо руками. Плечи её затряслись.

Тётя не беспокоила её и терпеливо ждала, пока та успокоится. Прошло минут пятнадцать, Мария встала, подошла к окну и долго вглядывалась в даль, открывавшуюся из дома, стоящего на холме. Потом снова уселась в кресло. Лицо её было спокойно, лишь две заострившиеся складки вокруг носа и