Тайник абвера - Александр Александрович Тамоников

Но сам Синицын в последний момент передумал и взял две финки. С ними он на дело ходил еще в Ленинграде. Хитрые ножички, их толковый мастер изготовил в лагере на Соловках. Ножны для финок крепились одна на предплечье в рукаве, другая на голени в штанине. Если одну можно было в любой момент из рукава выдернуть и в дело пустить, то вторая, говорят, уже спасала жизнь человеку, когда ему, связанному, удалось с помощью ножичка в штанине перерезать путы, а потом и горло своему охраннику. Ровные финочки, фартовые. Очень хотелось Пашке, но в последний момент он решил не привлекать своего приятеля, шофера из Облпотребсоюза. Ножками придется, так надежнее.

Записка упала в окно, когда Пашка собирался на встречу. Он успел заметить пацаненка в рваном пальтишке с большой полосатой заплатой на спине. Пашка обежал квартал и поймал посыльного у булочной.

– А ну, шкет, тихо у меня! Кто записку передал? Говори, я тебе пятьсот рублей дам. – Пашка вытащил из кармана купюру и показал мальчишке. – Кило полукопченой «Краковской» купишь в коммерческом магазине или полкило сахара.

– Тетка велела передать, – пробубнил себе под нос малец, явно опасаясь, что этот дядька отнимет у него денежку, которую он уже получил в благодарность.

Описал пацан Зинаиду не так, но очень непохоже, хотя это ничего не значило. Она могла не сама просить записку отнести, а через кого-то. Пугало то, что она точно знала, где в настоящий момент находился Пашка Синицын. «Все правильно, – возвращаясь в дом, думал Пашка, – мочить ее надо. От нее, похоже, не скроешься».

В записке печатными буквами карандашом было написано:

Рынок через час возле рыбы

Время совпадало по их договоренности в прошлый раз, а вот место Зинка изменила. Но делать было нечего. Еще опаснее было совсем не приходить. Решать все надо сегодня, сейчас. В продуктовом магазине «выбросили» маргарин, в самом магазине и снаружи него образовалась довольно приличная толпа покупателей. В основном баб и стариков.

Шнырь тоже был здесь, толкался среди людей, вытягивая шею, пытался заглянуть за прилавок. Пашка подошел к нему сзади и шепнул:

– Она место изменила, сука.

– Куда идем? – оживился Сенька и сплюнул на пол.

– На рынок. Она назначила встречу возле рыбных рядов.

– Какая там сейчас рыба, не ловит же никто! – проворчал Шнырь.

– Значит, народу поменьше будет. Я пошел, а ты дуй вокруг, осмотрись там. Уходишь через склад, я его хорошо знаю, был там корешок у меня недавно. В разделочном там никого не бывает. Дверь за собой на засов, а сам в окно, понял?

Уголовники двинулись к рынку разными путями. Пашка был угрюм и зол. Не любил он, когда кто-то другой планирует его дела, когда не от него все зависит. Но деваться было некуда. Одна надежда, что удастся кончить эту стерву и спокойно жить дальше. С таким количеством цацек можно жить.

А вот Сеня Шнырь, наоборот, был не в приподнятом настроении. Появилась возможность поквитаться за друзей, и это радовало. Шнырь вообще любил насилие, любил, когда его боятся. А уж разобраться с бабой, которая его так подставила и дружков его положила, – это вообще наслаждение. Он держал руки в карманах плотной суконной куртки, грея рукояти двух пистолетов. Потренировался дома, как будет взводить в кармане на ощупь курки, как будет выхватывать оружие и стрелять с двух рук. Именно с двух, так надежнее. Побольше пуль сразу выпустить, чтобы шансов у этой курвы не оставалось.

Пашка появился у рыбных рядов, когда Шнырь уже был там. Он стоял, прислонившись к столбу навеса, и, надвинув кепку с твердым козырьком на самые глаза, зыркал по сторонам. Как Пашка и предполагал, народу тут было мало. Зинки он пока нигде не видел. «Наверное, присматривается со стороны, чувствует опасность, – подумал Синицын. – Подойдет неожиданно».

Но случилась неожиданность совсем другого рода. Пока Пашка разглядывал женский пол – от девок до старух, подозревая, что Зинка может и в старуху нарядиться, Шныря отвлек мужик с большой рыбной тачкой, который задел его и едва не наехал колесом на ногу. Шнырь сорвался на мужика и даже сгоряча вытащил одну руку из кармана.

И тут Пашка увидел Зинаиду. Сегодня она выглядела странно: седые пряди выбивались из-под платка, вытертый полушубок и кожаные, военного покроя сапожки. И главное – в руке портфель, с которым обычно ходят бухгалтеры и училки. Узнает ее Шнырь или нет? Она сейчас к нему ближе. Пашка нервно оскалился и двинулся навстречу женщине, но та смотрела только на Шныря.

«Неужели поняла?»

У Синицына сжалось сердце оттого, что вот сейчас все сорвется и станет еще хуже. А мужик, полаявшись со Шнырем, покатил свою тачку дальше, и только после этого Сенька снова глянул по сторонам и увидел Зинку.

Но было поздно. Женщина выхватила из портфеля пистолет и трижды выстрелила в Шныря. Пашка тут же бросился под прилавок, но под ноги ему что-то попалось, и он растянулся во весь рост на земле, с втоптанным в нее навозом, семечной шелухой и соломой. А когда Пашку схватили сильные руки и прижали к земле, когда по его карманам пробежались ловкие пальцы, он понял, что это была самая простая подножка. Он повернул голову и увидел лежащего навзничь Шныря и его окровавленные пальцы, которыми он шевелил, делая непонятные знаки, – это была уже агония.

Неподалеку взревел мотор. Когда оперативники наконец поняли, что женщина исчезла через дыру в заборе, в котором отодвигалась одна доска, ни машины, ни самой Зинаиды уже не было. Шелестов и Ермолаев бросились к Шнырю, опустились перед ним на корточки. Уголовник посмотрел на них мутным взглядом и прошептал, еле двигая губами:

– Учительша.

– Готов, – прокомментировал Ермолаев. – Что он сказал? Он узнал ее?

Пашку Синицына привезли в Управление милиции, обыскали, описали содержимое карманов, вытащили из ботинок шнурки, из брюк ремень. И только потом, шаркающего ногами и стыдливо придерживающего сваливающиеся брюки, его отвели в кабинет Ермолаева на втором этаже. Следом помощник дежурного принес обычный кухонный поднос, на котором лежали изъятые у задержанного вещи. В том числе и топографическая карта западных берегов Псковского озера с пометками.

– Закуришь? – спросил Буторин, доставая из кармана папиросы. – Извини, сигар нет.

Синицын выглядел странно. И сидел он как-то нахохлившись, и по сторонам не смотрел, будто весь ушел в себя. Пашка явно был в прострации. Даже на едкое замечание Буторина никак не отреагировал. А ведь