И посыпались с неба звезды - Анатолий Михайлович Гончар

Африки, затем через территорию Туниса, далее Алжир и посадка в аэропорту Таманрассет. А здесь, я смотрю, некий зигзаг?

— Да, — кивнул Семипольский, — небольшое вынужденное отклонение от маршрута, сокращающее расстояние до цели.

— Это настолько необходимо? — Иннокентий Павлович открыл лежавший на столе блокнот и сделал какую-то пометку.

— Увы, — развел руками Алексей Семенович. — Без этого никак, иначе наши парни при всей их подготовленности рискуют опоздать. Возможно, у принимающей стороны могут возникнуть вопросы, связанные с отклонением и значительным снижением самолета, но в этом случае предполагается объяснить действия экипажа неполадками с одним из левых двигателей.

— Ладно, — генерал с усталым видом снял очки, — скрестим пальцы и будем надеяться, что маневры воздушного судна останутся незамеченными. Точнее, что на них не обратят внимания наши противники, а с алжирцами как-нибудь разберутся сирийские товарищи. Отслеживайте транспорт, и доклад мне каждые полчаса. При незапланированных изменениях тотчас же. Я так понимаю, после приземления связи с группой не будет?

— Да, не будет, — сказал Алексей Семенович, подтверждая предположения собеседника, — вплоть до завершения миссии. Спецназовцы выйдут на связь только по прибытии к месту эвакуации. Или в случае возникновения критической ситуации.

— Вы всерьез считаете, что в критической ситуации мы сможем оказать им действенную помощь? — сделав удивленное лицо, поинтересовался Иннокентий Павлович. Его собеседник отрицательно покачал головой.

Алжирская пустыня

— Приготовиться! — скомандовал ротный. И совсем скоро:

— Пошел!

Капитан Лобов шагнул вниз третьим. Тугой поток воздуха ударил в лицо. Мотнуло по сторонам. Дернуло и закрутило на раскручивающихся стропах.

— Узнаю, кто укладывал парашют — убью! — прошипел Аркадий, когда его в очередной раз начало закручивать в спираль. Наконец парашют стабилизировался, капитан развернулся по ветру и, оглядевшись по сторонам — как учили: вверх-вниз, вправо-влево, сосредоточился на созерцании все быстрее приближающихся песков пустыни. Справа и слева, впереди и сзади висели белые купола парашютов.

«Отделение прошло штатно», — подумалось прапорщику Маркитанову, болтающемуся в стропах и едва сдерживающему так и просившуюся на лицо улыбку. Во все стороны, куда только достигал его взгляд, виднелось безжизненное пустынное пространство — даль, гладь, красота. Секунды стремительно утекали, Маркитанов опускался все ниже и ниже. В какой-то момент, казалось бы, медленное приземление неожиданно резко ускорилось. Он знал — эффект чисто психологический, но оттого не кажущийся менее реальным. Дмитрий натянул задние стропы, земля стремительно набежала, и рифленые подошвы ботинок мягко погрузились в сыпучий песок. Купол опал и, тут же наполнившись небольшим ветерком, потянул парашютиста вперед. Устоявший на ногах Дмитрий, шагнув вперед, быстро погасил купол и, вытащив из-под запасного парашюта переносную сумку, привычно, без суеты уложил в нее парашюты. Поправив на плече автомат и, взвалив сумку на горбушку, он быстрым шагом направился к месту сбора, благо майор Ивлев, обозначенный его центром, приземлился неподалеку. Что такое пара-тройка сотен метров? Ничто! Тем не менее, пока прапорщик Маркитанов добрался до командира, материал маскхалата на его спине обильно пропитался потом. Жара давала себя знать, да еще и идти оказалось совсем не просто — мелкий и рыхлый песок осыпался под ногами, заставляя при каждом шаге прилагать дополнительные усилия.

Когда все собрались, отыскали и притащили все ПДММ, распределили имущество, вырыли яму, уложив в нее все лишнее, и это лишнее закопали, прошло довольно много времени. У некоторых, если не у всех, появилось желание найти тенечек и отдохнуть. Но на это, увы, не оставалось времени. Да, собственно, и подходящего тенечка, в радиусе десятков километров, тоже не было. И потому, сориентировавшись на местности, майор Ивлев покосился на «приданного» группе подполковника и, поняв, что тот не собирается вмешиваться, скомандовал:

— Выдвигаемся, — сказал и махнул рукой, обозначая направление.

— Погнали наши городских, — непонятно к чему выдал капитан Лобов — возможно, только для того, чтобы хоть что-то сказать. Тем не менее на реплику откликнулись.

— Молчал бы, деревня! — в шутку потребовал старший лейтенант Рогожин, затевая дружескую перепалку.

— Сам ты деревня, — сделал обиженный вид Лобов. — Я, между протчим, из семьи потомственных… — он задумался, подбирая подходящее слово, но, видимо, так и не нашел, потому как вынужденно видоизменил предложение, — вобчем, все мои предки, а следоват, и я, из сельской интеллигенции. Так што мы не каки-нить землепахари, а о-го-го! Едреныть!

— Оно и видно! — усмехнулся старший лейтенант.

— Вы имеете что-то сказать против сельской интеллигенции? — слегка пародийно, но нарочито серьезным тоном поинтересовался Лобов. Ответить Рогожин не успел, разговор оказался прерван вклинившимся в «беседу» майором Ивлевым.

— Парни, угомонитесь! — потребовал он. — Не расходуйте энергию на выхлоп. Нам еще топать и топать. Дома набалагуритесь.

— Заметано, — бодренько отозвался капитан Лобов, но не преминул добавить: — Пункт первый — командир всегда прав. А раз командир всег…

— Я что сказал?! — ротный слегка повысил голос. — Мы на задаче или где? Все, хорош трындеть! Еще один звук — выговор!

— Молчу, — оставив за собой последнее слово, Лобов и в самом деле замолчал до ближайшего привала. А вокруг расстилалась пустыня. И кроме них ни одной живой души на десятки верст вокруг.

Солнце палило немилосердно. Для обычных путников было бы рациональнее найти тень и укрыться в ее сени, дожидаясь ночи. Но шедшие не были обычными путниками. К тому же их поджимало время.

Жара, да еще нагретый словно сковорода песок мало того что обжигал, так еще и проваливался, скользил, проворачивался под подошвами, от чего начинало ломить ступни, боль переходила в пальцы, задиравшиеся вверх вместе с носками ботинок.

Прапорщик Маркитанов, шедший в головной тройке, облизнул пересохшие губы, провел рукой по горячему лбу, тот оказался совершенно сухим — выступающий пот тут же испарялся в практически абсолютно сухом воздухе.

— Чертова пустыня! Еще этот проклятущий песок! — вслух пробормотал Маркитанов. Хотелось пить, но следовало терпеть как можно дольше, ибо по опыту Дмитрий знал: стоит только начать свинчивать с фляжки пробку, и вода иссякнет, как в дырявом ведре. Стараясь не думать о жажде, прапорщик вгляделся в даль: растекшийся волнами барханов, песок уходил к самому горизонту. Куда ни кинь взор — везде полная безжизненность. Лишь изредка из светло-оранжевого песка торчали чахлые веникообразные кустарники да попадались (еще реже), кочки какой-то засохшей травы. Впрочем, несмотря на всю свою, казалось бы, безжизненность, пустыня не была мертвой: то на песке виднелась волнообразная линия от ползшей в ночи змеи, то тянулась едва заметная цепочка следов, оставленных ящерицей. Один раз, Маркитанов не смог бы поручиться, но был в этом почти уверен, ему попались на глаза отпечатки лап проскакавшего по пустыне тушканчика.

— Вениаминыч, — до прапорщика донесся голос ротного.

— На связи, — отозвался заместитель командира первой группы.

— Вениаминыч, — повторился Ивлев и