Белорусское небо - Сергей Иванович Зверев

да черные стволы деревьев. Он жив, машину удалось посадить и не разбить ее о деревья или камни, но Седова больше беспокоило то, что немцы могли видеть падение. Значит, скоро будут здесь. И эта мысль прогоняла дрему, хотя летчик понимал, что нужно отдохнуть, набраться сил. У него с собой даже не было НЗ. Ни куска хлеба, вообще ничего. Хотя есть пистолет и граната. Но это годится только для того, чтобы подороже продать свою жизнь или застрелиться, чтобы не попасть в плен.

Ничего, уговаривал себя Павел, без паники. Ребята видели, они скоро будут здесь, и вместе мы что-нибудь придумаем. Главное, что винт не погнут, шасси не сломано. Что-то с мотором, но в одиночку не разобраться. Но главное — что делать, если партизаны не придут? Где их искать, куда уходить, если они не появятся, а придут немцы? Наверное, единственный правильный выход — двигаться на восток пешком к своим и донести фотопленку. Вот и весь план. Хорошо, когда есть четкий план и никаких других вариантов. Все решено, и от этого на душе спокойнее. Седов снова задремал. И в голове вяло появлялись мысли: «А если это немцы первыми найдут самолет? Как долго продержусь на морозе? До ночи? До утра?»

Он дремал и в то же время прислушивался к каждому шороху. Ветер шевелил ветви, где-то далеко треснула промерзшая древесина. Время тянулось мучительно долго. Сначала Седов ждал, что вот-вот услышит голоса — русскую речь, звуки шагов своих. Потом начал вслушиваться в каждый звук, представляя, что это не ветер, а осторожные звуки шагов врага. Он сжал пистолет: «Одного возьму с собой. Одного точно». Но лучше бы это оказались свои. Наконец чувство тревоги пересилило, эта ситуация совсем другая и требует другого опыта и других навыков. Это не воздушный бой. С каждой минутой становилось холоднее. С каждой минутой становилось страшнее, хотя Павел не хотел себе в этом признаваться. Где-то в лесу хрустнула ветка под ногой. Летчик замер.

— Эй! Ты где? — раздался знакомый голос. — Лейтенант!

Седов вытащил пистолет и стволом раздвинул еловые лапы. В сумерках, накрывавших лес, он узнал Николая Лещенко — одного из партизан, инженера, который помогал чинить самолет. Партизан стоял за крайними деревьями, не выходя на открытое место, и крутил головой, озираясь по сторонам.

— Я здесь! — попытался крикнуть летчик, но почувствовал, что голос сел от холода и из горла вырвался только сиплый тихий возглас, которого Лещенко даже не услышал.

Седов начал ворочаться, пытаясь выбраться из своего тесного шалаша, и только тогда Лещенко его услышал и поспешил к нему. У замерзшего летчика даже на душе потеплело, когда он увидел неподдельную радость в глазах инженера. И как же не радоваться, когда людям есть до тебя дело. Ведь выживать здесь в лесах непросто, тем более зимой. А они еще и ему помогают, буквально из кожи лезут. Как родному! «Нет, так нас не победить, — подумал летчик. — Едины мы все, всем народом будем сообща сражаться».

— Живой? — Николай обнял летчика, похлопал по спине. — Да ты замерз весь. Еще бы, столько сидеть на холоде. Тут никакой меховой тулуп не спасет. А ну-ка, мы тебя сейчас согревать будем!

— Растиранием? — рассмеялся Седов, глядя, как Лещенко торопливо снимает с плеч немецкий трофейный ранец.

— Обижаешь, браток! — Партизан осмотрелся по сторонам. — А ну-ка, давай еловых веток набросаем да на свету сядем. Больно уж в твоей берлоге темновато.

Седов, сидя рядом с Лещенко на еловых лапах, с удивлением и радостью увидел, как тот достает из ранца дюралевую фляжку, кусок сала, завернутый в целлофан, и краюшку черного хлеба. На колене штык-ножом он нарезал хлеб, потом настругал сало и, вытерев руки, стал отвинчивать крышечку фляжки.

— Ты где это все раздобыл? — улыбнулся Седов в предвкушении того, как организм примет алкоголь и как начнется его согревающее действие.

— Места надо знать! — нравоучительно ответил инженер. Поднеся фляжку к носу, он понюхал содержимое и добавил: — Совершил удачный обмен одного агрегата колесно-гусеничного на вот этот ранец. Правда, пришлось пострелять немного, да и агрегат застрял в белорусских лесах так, что его только танком вытаскивать. Пришлось топать на своих двоих. Ну, вот и дотопал. И, как мне кажется, вовремя. Давай, ты первый. Это водка. Самая настоящая русская водка.

Тепло быстро побежало по жилам, когда мужчины выпили водки и стали закусывать салом и хлебом. Говорить о том, что нет ничего лучше, чем вот так выпить в узком кругу на природе и закусить незамысловатой закуской, не хотелось. Не время и не место для таких разговоров. Да и смысла не было рассказывать о том, где Лещенко раздобыл такое богатство, вполне, кстати, уместное в данной ситуации. Жуя сало, инженер кивнул на самолет и сказал:

— Ну, давай, делись! Что стряслось, почему ты опять сел?

— Даже не знаю, что предположить. По симптомам все вроде просто. Сначала двигатель тянул нормально, а потом пара перебоев, во время которых мотор начинал глохнуть и снова набирал мощь, а потом погасли все приборы и он просто умер. Едва сел. Хорошо, что эту площадку увидел. «Ишачок» — это вам не У‑2. На нем спланировать очень трудно. Центровка не та! Так вот и произошло. Может, засорился бензопровод?

— Ты сказал, что приборы умерли, — напомнил Лещенко. — Значит, дело не в бензине, а в электроэнергии. Генератор во время полета перестал вырабатывать электроэнергию. Так получается.

— Аккумулятор сел? — предположил Седов.

— Аккумулятор тут ни при чем, — покачал головой инженер. — Все же произошло во время полета. А поскольку в момент запуска двигателя он крутил, я думаю, с ним все в порядке. Авиационные аккумуляторы вообще вещь надежная и вечная. У вас же там стоят кислотные двадцатичетырехвольтовые на пять ампер-часов. Единственное, что с ним может случиться со временем, это перемычка между банками окислится. Но у вас на аэродроме техники за такими вещами следят, я думаю. Так что… не совсем понятно, что произошло. Обломился провод высокого напряжения? Был перебит пулей, а потом обломился совсем? Надо дождаться утра и осмотреть. С крыла, я думаю, доберусь до электрооборудования. Лишь бы немцы не добрались до самолета раньше.

Летчик толкнул ногой трофейный ранец, и там отчетливо послышался металлический лязг. Лещенко рассмеялся и полез внутрь. Перед летчиком появился тот самый набор инструментов, который однажды уже помог починить самолет и теперь давал надежду помочь снова.

— Сберег?

— Ну, не скажу, что я прямо как чувствовал, что ты просто так не улетишь, — рассмеялся инженер. — Но в хозяйстве каждая железка полезна, тем более слесарная.