Код войны - Сергей Иванович Зверев

ждут и с радостью помогут добраться до Бенгази. А оттуда нас переправят в Москву. А в Москве наши специалисты обязательно вскроют ваш чемоданчик. И ведь никто из вашего руководства даже не догадается, что вы будете находиться в России. Вот вам расклад на ближайший отрезок вашей жизни. Поверьте, все так и будет — в точности.

И снова — пауза, и снова — ожидание и вопросительный взгляд в сторону Хендерсона. Он повернулся и хмуро посмотрел на Карпенко, но так ничего и не сказал в ответ на его слова.

— В России вас не встретят с распростертыми объятиями — надеюсь, вы это понимаете, — продолжил Карпенко. — Ведь вы отказываетесь от сотрудничества. А это значит, что вместо хороших условий, достойной зарплаты и полного государственного обеспечения вас ждет не уютная квартира в центе столицы, а камера… Ах да, я ошибся, — усмехнулся Карпенко. — Полное государственное обеспечение вас все-таки ждет. Вот только казенная еда, прогулки под присмотром надзирателей, отсутствие интернета в камере, но присутствие в ней уголовных элементов не скрасят ваше последующее существование. Наоборот, сделают его столь мучительным и невыносимым, что вы пожалеете о том, что…

— Перестаньте мне угрожать! — неожиданно завопил Хендерсон. Нервы его все-таки не выдержали, и он сорвался на крик.

— Я не угрожаю, — спокойно ответил Карпенко. — Я просто рассказываю о том, что вас ждет впереди. Должны же вы знать, как вы будете жить дальше. Мне кажется, что так вам будет спокойнее. Вы не станете нервничать и думать, ждать, что мы начнем вас пытать, чтобы выведать код или какие-либо другие сведения о «Хамелеоне». Признайтесь, ведь приходили же вам в голову мысли о пытках и зверствах русских варваров?

Хендерсон, не выдержав пристального и спокойного взгляда Карпенко, зло зыркнул и опять отвернулся, крепко стиснув зубы. Майор понял, что попал в самую точку, когда упомянул о пытках, и невольно улыбнулся.

— Давайте сделаем так, Люк. — Карпенко неожиданно для Хендерсона назвал его по имени. Причем интонация голоса сейчас у него была вполне дружеской и без тени наигранности или иронии. — Мы даем вам для размышления еще сутки. Дольше, уж извините, мы ждать не можем, — развел он руками. — После уже не вы, а мы будем решать, что с вами делать.

Хендерсон после этих слов с любопытством посмотрел на Карпенко и, выдержав паузу, спросил:

— Вы хотите сказать, что я еще могу сейчас что-то решать относительно своей участи?

— А почему бы и нет? — пожал плечами Карпенко. — Было бы справедливо позволить человеку сделать выбор. А уж какой он выбор сделает — правильный или неправильный, — это его личное дело. Вы не находите?

— То есть, если я соглашаюсь с вами сотрудничать, раскрываю вам тайный код чемоданчика с программой, это будет для меня правильный выбор? — прищурившись, спросил Хендерсон. — И в случае этого правильного, с вашей точки зрения, выбора какие блага меня ожидают?

— Это уже решаете вы сами, — снова развел руками Карпенко. — Мы можем вас забрать с собой, и вы будете служить вашей новой родине и пользоваться всеми благами ее честного гражданина. Это первый вариант. Второй вариант — мы отпускаем вас, и вы возвращаетесь на базу. Рассказываете, что вас похитил русский спецназ и вы вынуждены были выдать им секрет «Хамелеона». Но, впрочем, это уже ваше дело, как вы будете объяснять исчезновение и возвращение обратно, но уже без вашего секретного чемоданчика.

— И это вы называете моим выбором? — рассмеялся Хендерсон.

Но смех его был натужным и искусственным, что было вполне правильно понято Карпенко. Он знал, что такой вариант развития событий не устроит американца.

— А у вас есть другие предложения? — невинным голосом поинтересовался он.

— Да, есть. Я не хочу ехать и жить в вашей убогой и совершенно недемократичной варварской стране рядом с медведями, — вздернув в гордом порыве за свою цивилизованную американскую нацию голову, ответил Хендерсон. Он даже не обратил внимания на улыбку, которую вызвали его слова у Карпенко, и продолжал: — Но я и не смогу остаться и спокойно продолжать жить в Америке, если выдам вам секретные сведения о проекте. Как вы сами понимаете, меня арестуют и посадят теперь уже в нашу, американскую тюрьму. Что тоже меня не устраивает. И что нам теперь делать?

Хендерсон усмехнулся. Карпенко сделал вид, что озадачен, а потом предложил:

— А давайте мы отпустим вас вместе с вашим чемоданчиком. Мы просто скачаем, а вернее, скопируем всю программу и все документы на «Хамелеона» на свой носитель информации. Ваш же чемоданчик останется при вас. Вы спокойно возвращаетесь на базу, рассказываете там историю о том, что вас одолел приступ лунатизма, что вы долго и бесцельно плутали по безлюдной пустыне, и все дела. Я думаю, что вам поверят. А почему бы и нет? Вы — вернулись, ваш чемоданчик — при вас, а лунатизм — это дело такое. Таинственное, короче говоря, дело, непроверяемое. Потом вы проводите испытание нового «Абрамса», как и было запланировано, возвращаетесь обратно в Америку и принимаете все положенные вам награды и почести. Но в таком случае мы всегда будем иметь возможность связаться с вами, когда в этом возникнет необходимость.

— А это еще зачем? — нахмурился Хендерсон, который не сразу понял подвох в словах Карпенко.

— Ну как же? Вам же не захочется, чтобы ваши новые боссы узнали, что вы выдали тайну «Хамелеона» русским? — подмигнул программисту Карпенко. — А раз так, то вам придется и дальше делиться с нами разными секретами из лабораторий DARPA. Вас ведь теперь именно туда пригласили работать, не так ли?

Когда до Хендерсона дошло, что этот русский просто издевается над ним, он сжал кулаки и снова впал в ярость.

— Ну уж нет! — с трудом выдавил он из себя. — Я на такое не пойду никогда! Я патриот своей страны! — гордо поднял он голову.

— Как хотите, — спокойно пожал плечами Карпенко. — Тогда мое первоначальное предложение остается в силе. Даю вам сутки на размышление.

И, больше не говоря ни слова и не глядя на Хендерсона, он вышел из палатки.

Глава 18

Лагерь спецназовцев в ливийской Сахаре

Карпенко вышел из палатки, вполне довольный разговором с американцем. Он видел, что Хендерсон, который сначала не хотел вообще разговаривать с ним, наконец-то задумался над своей участью и начал понимать, что его молчание не принесет ему ничего, кроме неприятностей. Что ж, пускай посидит и подумает еще. Сутки, конечно, не такой уж и большой срок, чтобы принимать судьбоносные решения, но времени у отряда Карпенко по большому счету не было даже и на эти двадцать четыре часа.

Кречет