Тайник абвера - Александр Александрович Тамоников

Они вошли в комнату, встретились взглядом с Шелестовым и отрицательно покачали головами. А через двадцать минут все четверо уже обсуждали план операции. Возражавших не было. Были те, кто не успел вовремя предложить, но о таком варианте думала уже вся группа.

– Подождите, – перебил всех Коган и замахал руками, – правдоподобной бомбежки мы с вами устроить не сможем. Давайте будем реалистами!

– Нападение на конвой тоже отпадает, – пожал плечами Сосновский.

– Предлагаю нестандартный вариант, – сказал Шелестов. – Но нам в любом случае будут нужны оперативники в гражданской одежде. Это мы поручим майору Капитонову. Без его ребят из СМЕРШа нам никак не обойтись.

Операция началась на следующий день, ближе к вечеру, в преддверии сумерек. В первой половине дня Лыжина и Барсукова Коган вызывал на допрос. Он долго, нудно и с большой подозрительностью снова проверял и перепроверял показания обоих перебежчиков. И даже проговорился, что на следующий день обоих отправят в тыл для продолжения следствия, где они предстанут перед военным трибуналом.

А ближе к вечеру в здании случился «пожар». Буторин лично руководил аварией. Солдаты комендантской роты, вымазанные сажей, бегали с ведрами воды, куда-то ее плескали, горело и тут и там, правда, в больших тазах и ведрах, что могло и правда привести к возгоранию в здании, но все обошлось.

Воняло мокрой горелой древесиной, дымом. За дверью кашляли конвойные. А потом начальник караула, ругаясь, что московских оперативников нет и ему придется самому решать, приказал перевести Лыжина и Барсукова в другое помещение, в одну комнату до ночи, пока подготовят помещение с решетками.

Лыжин сразу принялся ходить по комнате, изучая стены, полы и окна. Барсуков, сидя на табурете, смотрел на приятеля с недоумением. Наконец, когда тот подвинул к стене стол и залез на него с ногами, ощупывая потолок, Барсуков не выдержал:

– Ты что, Сергей? Тараканов гоняешь или мух ловишь?

– Мух ловлю, – повторил его слова Лыжин, пробуя приподнять потолочные доски, которые были плохо подогнаны и едва прибиты. – Я-то мух ловлю, а вот ты, Паша, кажется, не ловишь мух совсем. Ты что, не понял? Нас завтра увезут отсюда в тыл! А там совсем другие условия содержания, там с нами никто разговаривать не будет. Прочитают бумажки, которые здешние опера понапишут, и вынесут приговор. Простой и точный – измена Родине! И плевать им будет в трибунале, что мы сами перебежали на эту сторону, что хотим искупить вину. Шлепнут нас по законам военного времени, как изменников!

– Не дури, не повторяй прошлой ошибки, – Барсуков поднялся на ноги и подошел к столу. – Сережа, ты сделаешь только хуже, никто уже во второй раз тебе не поверит!

– А нам с тобой и в первый раз никто не поверил. Ты что, не понял? Тот носатый, чернявый, что нас сегодня опять на допрос вызывал, он тебе что говорил? Обещал манну небесную или изводил своей подозрительностью?

– А чего ты от них хочешь? – взбеленился Барсуков. – Они с июня 41-го честно воюют, в плен не сдаются, немцев гонят уже по Европе. Не дури, Сережа. Пусть срок, черт с ним, пусть даже расстрел, но больше врагу не служить, против своих не воевать!

– Они тебе свои? – вдруг странно спросил Лыжин. – Ну, может, ты и прав. Слушай, я что-то погорячился. Принеси стул, я не могу слезть. Бегун из меня никакой пока.

– Ну то-то же, – кивнул Барсуков и повернулся, чтобы взять стул.

И тут же короткий и сильный удар ребром ладони в основание черепа опрокинул его в темноту. Голова сразу поплыла, и пол исчез под ногами…

Утром Шелестов вошел в кабинет майора Ермолаева, когда оперативник убирал в сейф какие-то папки. Тот оглянулся и, запирая сейф, сказал:

– Чаю не предлагаю. Времени нет. Вместо чая есть у меня для вас коктейль горячительный.

– Давайте без иносказаний, Демьян Александрович, – предложил Шелестов. Загадками после бессонной ночи говорить не хотелось.

– Ну, если без иносказаний, – пряча ключи в карман пиджака, ответил оперативник, – тогда есть у меня для вас новость. Пашку Сигару похитили. Подробностей не знаю. Какая-то баба. Мне позвонила одна деваха, которая до сих пор на свободе только потому, что дает мне весточки из притонов. Через полчаса она будет на конспиративной квартире и расскажет все, что знает. Едем?

Определить возраст этой красотки Шелестов сразу не смог. Всклокоченные волосы, сожженные перекисью, отечное лицо, припухшие веки, серая кожа лица – все это сильно старило ее некогда привлекательную наружность. Ей могло быть и двадцать, и тридцать. Она кашляла, то и дело прикладывалась к стакану с водой, который ей подал Ермолаев.

– Прибьют они меня когда-нибудь за это, – хриплым прокуренным голосом заявила информаторша и снова припала к стакану. – Они нутром чуют, кто ссучился, кто с ментами водится.

– Вера, дело серьезное, – напомнил оперативник. – Вот я даже привел товарища, который приехал из Москвы. Он из НКВД.

– Эх, вот так ни х… – Девушка снова прокашлялась и попросила: – Закурить дадите?

– На, кури, – Ермолаев поморщился и достал из портсигара папиросу. – Ты мне верить должна, Вера. Видишь, как смешно: и имя у тебя Вера, и верить я тебя прошу.

– Обхохочешься, – констатировала девица, прикуривая от спички. Затянувшись и выдохнув струю дыма, она обмякла, расслабленно откинулась на спинку стула.

– Все будет хорошо, Вера, – снова заговорил майор. – Жизнь в городе будет налаживаться, я тебе помогу с работой. Будешь жить как все и ничего не бояться. А если захочешь уехать отсюда, вообще порвать с этим городом и своим ремеслом, я – первый твой помощник.

– Правда поможете? – деваха вдруг серьезно посмотрела на майора. – Демьян Александрович, я ведь если не уеду отсюда, то тут и подохну. Ладно, слушайте, что было. Короче, вчера на Мясницкую заявилась одна баба. Сколько лет ей, сказать не могу, – пьяная я была. Но баба со стажем и не из блатных. Не слышала я от нее блатной музыки. Но и не из ваших. Мы потом узнали… Она с Сенькой Шнырем пришла, вроде как она его заставила ее провести. Костыль, ну вы его знаете, он спьяну на нее рыпнулся, так она ему ногу прострелила. Потом они какую-то тему с Сигарой перетерли и ушли вместе. Она ему угрожала, под пушкой держала, пока они базарили на кухне. Страшная баба! Мы потом уже, когда оттуда сдернули, увидели на улице Монгола и Рыжего. Она их обоих замочила. Страсть! Монгол прямо со своей финкой в горле и