Михаил Серегин - Аномальная зона

– Интересно, знает ли Хамлясов, какого вы о нем мнения? – ядовито поинтересовался Кузовков. – Или вы всегда делаете такие признания за спиной?

– Какие признания? – пожал плечами Гессер. – Я вижу, что все очень огорчены. Предполагается, что Хамлясов погиб на болотах. Я просто объяснил, почему считаю это маловероятным. А Хамлясову, могу вас заверить, нет никакого дела до моего к нему отношения. Он знает, что нас связывает нечто более крепкое, чем любая дружба, – деньги. Если эта связь однажды порвется, мы тут же забудем друг о друге.

– Вы старательно выстраиваете свою репутацию, Гессер, – заметил Грачев. – И надо сказать, она впечатляет. Жесткий, абсолютно деловой человек, буквально механизм, работающий на зеленом топливе.

– Если механизм беречь и заправлять качественным топливом, он работает безотказно и надежно, – посмеиваясь, сказал Гессер.

Его прямота обезоруживала. Лишь Кузовков не мог простить обиды и, сердито сопя, удалился в палатку.

Грачев произвел еще три выстрела из ракетницы, на этот раз применив три разных цвета – красный, зеленый и белый, – и предложил всем заняться приготовлением ужина.

– Раз никто не идет к нашему очагу, придется позаботиться о себе!

За ужином почти не разговаривали. Каждый время от времени с тревогой посматривал по сторонам, а Грачев обратил внимание, что у осторожного Конюхова предусмотрительно расстегнута кобура.

– Отдыхаем по очереди, – распорядился Грачев после ужина. – Костер будем поддерживать всю ночь. У нас еще остался запас ракет. Будем выпускать их с промежутком в час. Возможно, кто-то их все-таки увидит и подаст ответный сигнал. Всех прошу быть очень внимательными. А учитывая, что возможно столкновение... гм, с преступными элементами, предлагаю привести в порядок найденные ружья и быть ко всему готовыми.

Первыми караулить у костра остались Величко, Мачколян и Конюхов. Гессер тоже остался, но уже по своей инициативе. Остальные отправились спать.

Мачколян попытался развлечь компанию, рассказав армянский анекдот, но настроения ни у кого не было, и беседа погасла, не начавшись. Все молча сидели у костра, напряженно вслушиваясь в звуки ночи. В шелесте деревьев и всплесках на болоте им чудились звуки осторожных шагов и тревожное бормотание незнакомых голосов. Однако каждый раз это неизменно оказывалось обманом слуха, и постепенно все успокоились. Мачколян опять попытался развлечь общество анекдотами, но Величко опередил его.

– А любопытно было бы почитать, что вы обо всем этом напишете, – сказал он, обращаясь к Гессеру.

– Никаких проблем, – небрежно ответил тот. – Как только публикация будет готова, сразу же вышлю вам номер журнала. Только адресочек дайте.

– Обязательно, – кивнул Величко. – А наши имена туда попадут? В публикацию?

– Я еще не решил, – сказал Гессер. – Все получается так запутанно... Возможно, придется дать некоторую волю фантазии, переступить грань, так сказать. Но вы не расстраивайтесь! Боюсь, что вам не понравится засветиться в таком контексте. Вы же скептик. Пожалуй, еще и в суд подадите!

– Это вряд ли, – усмехнулся Величко. – По судам не ходок. Просто на самом деле интересно, что вы там понапишете.

– Мне и самому интересно, – признался Гессер. – Потому что мои планы самым безобразным образом нарушены...

– А какие могут быть у вас планы? – простодушно спросил Конюхов. – Вы же журналист. Что видите, то и записывайте.

– Я журналист, а не акын, – засмеялся Гессер. – Открою вам маленькую тайну. Без планирования ничего хорошего не получится. Вы думаете, что сенсации из ничего рождаются? Как бы не так! Они рождаются, когда кто-то их запланировал.

– Другого ответа от вас я и не ожидал, – сказал Величко.

Гессер опять рассмеялся, а потом потянулся и продолжил:

– Однако пойду я, пожалуй, вздремну чуток. Грачев определил меня на «собачью вахту», а я, признаться, люблю поспать. Пойду отолью – и на боковую.

Он исчез в темноте и некоторое время шелестел в кустах. Потом вернулся и скрылся в палатке. Мачколян вздохнул, подбросил в костер ветку и негромко сказал:

– Да, нехорошо получилось! Знать бы заранее, так вертолет бы потребовали. А так что же... Жди теперь у моря погоды!

Ему никто не ответил. Минут пятнадцать они сидели, глядя на красноватые языки пламени, лизавшие сыроватый валежник. А потом Граф, тихо лежавший рядом, резко вскинул голову и прислушался.

– Ч-черт! Неужели опять? – встревожился Величко. – Слышите?

Они услышали. Откуда-то сверху вдруг полился мелодичный неземной мотив, едва слышная электронная трель, растворяющаяся в поднебесье.

Мачколян подпрыгнул и принялся бегать возле палатки, задрав голову.

– Я его вижу! – на весь лес завопил он. – Смотрите, опять тот шар! Он летит!

От его криков проснулись спящие и высыпали из палатки. Узнав, в чем дело, все принялись таращиться в небо. В суматохе никто не заметил, что участковый Конюхов куда-то исчез.

Над верхушками деревьев снова проплывал фосфоресцирующий шар. Он издавал печальные звуки и удалялся куда-то прочь от болота. Все смотрели ему вслед как завороженные, и только практичный Грачев с помощью наслюнявленного пальца определил направление ветра и сообщил, что шар движется вместе с потоком воздуха.

– Легковесная вещь, – сердито сказал он. – Не стоило из-за такой просыпаться.

– Это еще не факт, – запальчиво возразил ему Кузовков, – что легковесная. Движение соответственно направлению ветра может оказаться всего лишь совпадением. Это во-первых. А во-вторых, вес тут не главное.

– Главное тут сенсация, верно, господин Гессер? – вдруг раздался громкий голос Конюхова.

Участковый стоял возле входа в палатку, держа в руках какой-то тяжелый предмет. Что такое он держит и почему задает такой странный вопрос, никто не успел понять, потому что в отдалении неожиданно послышался треск кустов, влажный шорох листьев, шум рухнувшего тела и грубый мужской голос, с надрывом завопивший:

– Помогите! Помогите!

Все сорвались с места и, похватав фонари, бросились в гущу леса. Однако, прежде чем кто-либо успел обнаружить взывавшего о помощи человека, он обнаружился сам, со страшным шумом выломившись из зарослей и едва не сбив с ног Кузовкова.

– Профессор!! Вы живы?! – заорал Кузовков. – Сюда, все сюда, профессор жив!

Грачев был рядом и видел, как неожиданно нашедшийся Хамлясов отпихнул Кузовкова в сторону и бросился бежать дальше. Остановился он только у костра, опередив таким образом всех, кто спешил ему на помощь.

Впрочем, один человек все-таки дожидался его возле палатки. Это был участковый. Он с загадочным видом сидел на каком-то чурбачке, зажав между коленями объемистый рюкзак. На профессора он посмотрел с любопытством и приветливо сказал:

– Добро пожаловать! Присаживайтесь к огню. Вы один? Больше никого нет?

Хамлясов дико посмотрел на него, словно перед ним находился не человек, а неизвестное науке существо, по непонятной причине говорившее человеческим голосом. После этого он закружился на месте, пытаясь найти что-то крайне ему необходимое, но не нашел и вплотную подскочил к участковому. Наклонившись, он ткнул в него пальцем и тревожно воскликнул:

– Милиционер?! Вы в самом деле милиционер?

Вид у профессора был ужасный – волосы и борода всклокочены, с застрявшей в них паутиной и пучками травы, лицо опухшее, грязное, с непонятными потеками, словно Хамлясов недавно плакал. Куртка тоже грязная, в разноцветных пятнах, а брюки ниже колен порваны в клочья. Но самое неприятное было то, что профессор вел себя как человек с повредившимся рассудком. Конюхов даже подумал, что Хамлясов собирается на него напасть.

– Да, я милиционер, – стараясь говорить внушительно, ответил он.

– Наконец-то! – заорал профессор, воздевая руки к небу. – Где вы вообще до сих пор прохлаждались, черт побери! Тут такое творится...

Он недоговорил, неожиданно присел на четвереньки и нырнул в палатку. Конюхов изумленно посмотрел ему вслед. В этот момент на поляну возвратились остальные, и первый вопрос был: «Где профессор?» Конюхов молча показал на палатку.

– Что он там делает? – спросил Грачев.

Конюхов пожал плечами, но тут профессор сам обозначил род своих занятий – из палатки вдруг показался его зад, а затем и весь корпус. Хамлясов пятился как рак и прямо на ходу жевал краюху хлеба.

– Дайте, что ли, колбасы, сыра, консервов каких-нибудь! – бормотал он с набитым ртом. – И воды! Воды дайте! Я умираю от жажды!

Все пораженно смотрели на эту сцену, не двигаясь с места. Профессор паранормальных наук, на четвереньках пожирающий краюху хлеба, – это было уникальное зрелище. «Это почище горящего дерева, – подумал Грачев. – Вот бы когда Кузовкову хвататься за свой фотоаппарат! А он стоит как в воду опущенный. Боюсь, очень скоро и этот энтузиаст разочаруется в своем кумире».