Ночные бегуны из Бенгалии - Джон Мастерс

Родни вспомнил обещание, данное Джоанне. Он мог действовать несколькими способами, но любой из них никак нельзя было бы назвать «любезным» по отношению к Делламэну, и любой снова сталкивал его с кишанпурскими тайнами и связанной с ними одержимостью Кэролайн Лэнгфорд. Хотел бы он знать, чем был так напуган Делламэн… но сейчас он не мог тратить время на раздумья об этом.

Он обернулся к де Форресту.

— Сэр, очевидно, обращаться к комиссару бесполезно. Если вы не возражаете, я возьму взвод — или даже эскадрон — ваших кавалеристов, найду этих людей, и доставлю их прямо к полковнику Булстроду как гарнизонному командиру. Тогда мы сможем держать их под арестом, пока вице-губернатор не пришлет кого-нибудь из Агры, чтобы расследовать дело.

Де Форрест поднял глаза. Его лицо, как и лицо Кэролайн, которая не сводила с него взгляда, блестело от пота. Он заговорил спокойным, лишенным всякого выражения голосом:

— Нет, капитан, я возражаю. Этой ночью я не видел ни девана Кишанпура, ни мистера Делламэна. Следовательно, я не видел, чтобы что-то передавалось мистеру Делламэну. Я возвращаюсь в свое бунгало, и советую вам поступить также. Спокойной ночи. Спокойной ночи, мисс Лэнгфорд.

Он повернулся и молча двинулся по дороге. Родни смотрел ему вслед, пока он не растворился в темноте. Девушка напряженно вытянулась и сказала неожиданно резким голосом:

— Не обращайте внимания, капитан Сэвидж. После я вам все объясню. Если я раздобуду еще лошадь и пару пистолетов, мы сможем поймать этих людей?

Родни посмотрел на нее с восхищением: в своей решимости она стала почти красивой. Впервые глядя на нее мужским взглядом, он ответил:

— Это было бы глупо, мисс Лэнгфорд. Надо идти к полковнику Булстроду.

Она нахмурилась, и он добавил:

— На самом деле надо. Полковник гораздо проницательнее, чем кажется, можете мне поверить.

Она потуже натянула накидку на плечи, и сквозь материал четче проступили очертания грудей. Глупышка не понимала, что делает.

— Хорошо. Надо, так надо. Давайте поторопимся.

Она отказалась сесть на лошадь, и Родни повел животное в поводу. Они быстро шли вдоль обочины, ее туфельки шлепали по пыли. Вскоре ей придется заговорить о де Форресте, но он видел, как он может ей помочь.

Без всякого предупреждения ее гнев выплеснулся наружу. Она заговорила тихим, дрожащим от ярости голосом.

— Вы думаете, я все это затеяла ради удовольствия погубить Рани, не так ли? Нет тут для меня никакого удовольствия. Я верю, что следовать Господним заветам правды и справедливости важнее, чем исполнять долг перед людьми, перед любым человеком, и особенно, если этот человек ты сам. Мы живем не для собственного удовольствия, а чтобы воплощать Господню Правду. Старый раджа был моим другом, но надеюсь, мне достало бы сил делать то, что я делаю, и если бы он был моим врагом. Мне нужна была помощь. Я обратилась к майору де Форресту потому, что он проявил интерес к этому делу. В отличие от вас он не поддается порывам, и это хорошо: я воюю не с людьми, не с какими-то конкретными врагами, я веду крестовый поход против Неправды, и мне нет нужды кого-то ненавидеть. Он просто выполнял то, о чем я его просила.

Она остановилась и пробормотала:

— Далеко еще?

— Мы почти пришли.

Она замедлила шаг, и он поступил также. Ей надо было освободиться от всего этого, а несколько минут задержки при погоне за повозками не играли никакой роли.

— Этим вечером он предложил мне выйти за него замуж — в саду леди Изабель. Я не поверила своим ушам! Мне такое никогда в голову не приходило. Я в жизни не встречала мужчины, за которого мне захотелось бы замуж. Сначала я была слишком изумлена, чтобы говорить. Потом ответила: «Благодарю вас, нет», и он сказал, что, возможно, я права. Чуть позже явился посланец Ситапары. Я не считала, что предложение что-то меняет, и обратилась за помощью к майору де Форресту — а он отказался! Я спросила его — неужели он помогал мне только потому, что собирался сделать предложение, и он сказал, что да. Он сказал, что думал: вместе мы сможем зажить без всяких волнений, потому что я уже переросла все эти дурацкие чувства. Он добавил, что по тому, как я вела себя после того, как получила послание, он понял, что ошибся — просто меня воспламеняют не люди, а принципы. Он сказал, что это обстоятельство перевешивает удовольствие избавиться от Виктории как от хозяйки дома. Он так и сказал!

Родни прочистил горло.

— Мы пришли. Кажется, я вижу свет.

Зачем она все это ему рассказала? Чтобы он поверил ее истории о таинственном происшествии у бунгало комиссара — чтобы показать, что у де Форреста были причины лгать? В этом не было необходимости, и ей это было отлично известно. Или она хотела объяснить, что связывало ее с де Форрестом, и опровергнуть сплетни? Она не походила на женщину, которую сильно волнуют сплетни; я его не волновало, верны сплетни или нет — и это ей тоже было известно.

— Я почти закончила. Когда он это сказал, я так разозлилась, что вышла из себя. Он думал, что я похожа не него — также неспособна чувствовать. Он собирался меня использовать, чтобы избавиться от Виктории и заменить ее умелой хозяйкой. Одно чувство у него все же осталось — ненависть к Виктории. Но послание было таким важным, что я должна была заставить его пойти со мной в последний раз, что я и сделала. Но в душе он остался неискренним. Вы видели, что произошло.

Они свернули на подъездную аллею Булстродов. Была половина второго, и Родни содрогнулся при мысли о том, как встретит их старик, если он как раз сейчас отсыпается после горы карри и галлона пива. Девушка молча шла рядом с ним по изгибу аллеи, копыта оркестрантской лошади ровно стучали по гравию.

«Он собирался меня использовать». Понимает ли она, что де Форрест мог подумать, что она собирается использовать его; что обычным людям — вроде самого Родни — не нравится, когда их используют в качестве орудий для того, чтобы лучше выявить красоту Божественной Правды? И еще кое-что, даже более интересное. В ее рассказе был момент, когда в голосе ее явственно слышалась самая обычная женская ярость; ее не столько огорчало, что де Форрест оказался глух к высоким принципам — ее выводило из себя, что