Стальная улика - Сергей Васильевич Самаров

картофеленосый лейтенант Морозов. Однако по мере своего рассказа я начал теряться, потому что не помнил в подробностях тех слов, которые произносил каждый. А фразу майора Инокентьева относительно дознавателя, допросы у которого дают стопроцентный результат, можно было бы трактовать и как угрозу мне, и как удовлетворение работой этого же дознавателя. Хотя, честно говоря, Инокентьев в какой-то мере был мне даже симпатичен. Большой, крупный и внешне добродушный человек, с простым русским лицом. Но при этом сам майор относился ко мне, как к преступнику, чья вина казалась ему абсолютно очевидной. Кроме того, мне казалось, что Инокентьев, занимая должность руководителя следственного отделения райотдела полиции, не мог не знать о методах, которыми пользуется дознаватель. Да и лейтенант Морозов не производил впечатления молчаливого, скрытного человека. Он, хотя бы намеками, мог бы что-то поведать Инокентьеву. Однако, понимая, что сейчас от моей характеристики зависит судьба человека, я давать ее не торопился. Ведь в самом деле косвенные улики говорят, казалось бы, против меня. Откуда на ноже взялись мои отпечатки пальцев, было понятно. Я же брал его в руки и рассматривал. Но тогда на лезвии не было крови. А теперь она появилась. Если бы настоящий убийца брал нож в руки, то были бы его отпечатки пальцев или хотя бы перчаток, которые мои отпечатки смазали бы, если бы не уничтожили полностью. Как такое могло случиться? Я не понимал. Своими мыслями я поделился с Колонтаевым.

– Это просто делается… – успокоил меня старший лейтенант. – Подожди пару минут.

Он включил компьютер. Когда компьютер загрузился, Дима начал что-то искать, пощелкивая кнопкой мыши. Но еще через минуту отодвинул плоский вертикальный монитор в сторону.

– Значит, тебя намеревались допросить, еще не имея на руках заключения патологоанатома.

– Более того, меня хотели заставить подписать протокол допроса еще до того, как допрос начался, – сообщил я. – А потом неизвестно что вписать в него.

– А вопросы какие-нибудь задавали? А то полицейские обычно как делают… Задают несколько ничего не значащих вопросов, записывают короткие ответы и дают подписать. А потом вписывают, что им требуется, в свободное пространство вместо прочерка.

– Нет, ничего подобного не было, – ответил я уверенно.

– Значит, совсем от безнаказанности обнаглели, – сделал вывод Дима. – Уже ничего не опасаются. Но я смотрел сайт судмедэкспертизы. Эксперты только что провели анализ крови на твоем бушлате. На нем точно только носовая кровь Манапа Багомедова. А вот само его тело патологоанатом еще осматривает, и заключения пока нет. Есть только заключение, касающееся снимка челюсти. Сломаны и верхняя, и нижняя. В нижней многооскольчатый перелом. По предположению патологоанатома, ты обязан был и руку себе сломать. Как у тебя рука, не сильно болит?

– Есть немного. Но без перелома обошлось. Я перелом всегда чувствую. У меня на руках почти все пальцы сломаны, есть опыт, – я показал сначала левую слегка припухшую и несколько разбитую руку, потом правую, где на ладони, в самом низу, ближе к запястью, появился темный оттиск от зубов Магомеда. – Кстати, меня в райотделе дежурный медик осматривал. Про левую руку сказал, что я ее травмировал несколько дней назад, а на правую даже не взглянул. У него еще мелкий лейтенантик спросил, дрался ли я сегодня или вчера? Медик в ответ только плечами пожал.

– Достойный член достойной науки, – изрек Дима, и я понял, что он с современными врачами тоже сталкивался и об уровне их знаний имеет представление. – Один такой коновал уже, думается, наложил швы жертве кота Василия. Я только самое начало операции выдержал, потом махнул рукой и к тебе поехал. Но мысль в голове прочно засела – лучше бы он ничего не делал. Сами по себе раны заживут быстрее и ровнее.

Дима не щадил даже работников медицины от ФСБ. Так, видимо, они его достали. Чтобы продлить возникшую в допросе паузу, я отошел к окну, желая снова устроиться на подоконнике. За окном уже рассветало.

– Утро уже, – сообщил я почему-то весело и заулыбался, видимо, радуясь тому, что меня еще не сумели поймать полицейские.

– Да. Пора уже допрос заканчивать. Вот-вот подполковник Захаров появится, а у меня еще не все материалы готовы. – Старший лейтенант указал мне на стул напротив своего стола, где я до этого сидел. Я со вздохом вынужден был вернуться на прежнее место.

* * *

Мы только закончили допрос, и я, выказав свое доверие к старшему лейтенанту, не читая протокол, сразу подписал его, как дверь без стука открылась, и в кабинет стремительно вошел немолодой человек примерно моей комплекции, в гражданской одежде. Он остановился перед столом Колонтаева и довольно строго посмотрел на Диму. Уже по тому, как встал и вытянулся Дима, я догадался, кто прибыл. Он спросил:

– А это, как я понимаю, и есть наш знаменитый уничтожитель многих планов полицейских старший лейтенант Варфоломеев? – Голос человека звучал властно.

– Так точно, товарищ подполковник. Это он самый, – опережая Колонтаева, сказал я.

– Вот как? Мы знакомы? Что-то я не припомню вас…

– Нет, не знакомы. Я просто догадался, кто вы такой.

– Похвальное качество – догадливость… – Подполковник Захаров взял со стола Димы несколько листов протокола допроса, сел рядом со мной и начал молча читать. Судя по тому, как подполковник переворачивал листы, читал он по диагонали или просто очень быстро.

Дима молчал. Молчал и я. Наконец, Захаров завершил чтение, собрал разрозненные листы в аккуратную стопочку и положил на стол перед Колонтаевым. Ненадолго задумался.

– Ну, что я могу сказать… – нарушив молчание, обратился он к Диме. – Спасибо тебе за работу, но нам показания Варфоломеева мало что дают. Беда в том, что у нас нет никаких доказательств применения пыток при допросах, только словесные обвинения. То есть одни лишь косвенные улики. Нет, повторяю, ни одного вещественного доказательства. А слово осужденного и заключенного, как и слово подозреваемого, – он кивнул в мою сторону, – против слова полицейского даже на совокупность улик не потянет. Вот если бы старший лейтенант Варфоломеев догадался при побеге с допроса прихватить с собой противогаз или тот же целлофановый пакет с завязками, мы бы по отпечаткам пальцев и по остаткам потожировых отложений смогли бы определить, кто и против кого использовал данный инструмент допроса… А сейчас в верхнем ящике стола наверняка лежит новый и исправный противогаз. Но превратить исправный в неисправный не проблема – это дело двух секунд. И целлофанового пакета с завязками там тоже нет. А если мы рискнем устроить обыск в кабинете дознавателя, то своими действиями только подставим старшего лейтенанта Варфоломеева под уничтожение.

Я слушал внимательно, но при этом отлично понимал,