Чистильщик. Повесть - Валерий Николаевич Ковалев

Займешь кабинет 13, вот ключи от него и сейфа, — вынув из ящика стола, протянул Исаеву. — В твоем личном деле указано, что владеешь польским и чешским. А как с немецким?

— Не особо. Только команды с фразами из военного разговорника.

— Придется изучить. А помимо этого, новое оружие со спецтехникой, а также практику наружного наблюдения. Огневая подготовка и рукопашный бой, насколько знаю, у тебя на уровне.

— Фрицы с бандеровцами не жаловались, — пожал плечами Исаев.

— Если появится желание, Львов может их улучшить. Он в этом деле мастер.

— А Львов это кто?

— Майор, который тебя привез, с революционным именем.

«Интересно, — подумал Николай, — а говорил, что занимался дипломатией».

Со следующего утра началась новая служба. Первую половину дня в своем кабинете Николай изучал тома разработки в отношении Бандеры с Ребетом, которая велась чекистами с 40-го года.

В отличие от Шухевича с Куком, после окончания войны главные идеологи сразу же сбежали за рубеж и обосновались в ФРГ, продолжая оттуда руководить своей «паствой» на Украине, а заодно разъезжать по другим европейским странам, проводя там на деньги западных спецслужб антисоветские конференции.

Имевшиеся в деле документы скрупулезно фиксировали практически все факты преступной деятельности Бандеры за весь период его деятельности:

— организацию политических убийств польских чиновников на ее ранней стадии и своих ближайших соратников в борьбе за лидерство;

— сотрудничество с «Абвером» в годы войны, а также с Центральным разведывательным управлением США и «Сикрет интеллидженс сервис» Великобритании — после.

Глубоко была изучена и его личность, вызывавшая гадливость. По свидетельствам близких связей лидера ОУН, в том числе знавших его с молодых лет, это был болезненный, мстительный и завистливый человек, с манией величия и садистскими наклонностями.

В детстве под предлогом выработки силы воли он умерщвлял домашних животных, а в скаутском отряде, где состоял, имел кличку «Кошкодав», наушничал командирам, избивал слабых и пресмыкался перед сильными. Согласно протоколу допроса военнопленного Эрвина Штольце, начальника второго отдела Абвера, начиная с 39-го года, Бандера активно сотрудничал с немецкой разведкой. Но, являясь ценным агентом, был фанатиком, карьеристом и фактически бандитом, отрицая любые нормы человеческой морали. За растрату крупной суммы денег, полученных на проведение операций, и двурушничество[71] помещался на перевоспитание в концлагерь.

Бытовая характеристика «идеолога» излагалась в показаниях захваченного чекистами руководителя службы безопасности ОУН Мирона Матвейко, являвшегося личным охранником Бандеры и тоже была нелицеприятной. Из них следовало, что он постоянно и открыто изменял жене, избивал ее беременную, а еще присваивал партийную кассу. Отличался жадностью и скотскими привычками.

«Да, полнейшая мразь. И как земля носит таких?» — рассматривая фотографии объекта, думал Исаев.

В отличие от Бандеры, его заместитель Лев Ребет выглядел вполне прилично. Будучи профессором права в поте лица трудился в печатавшемся в Мюнхене оуновском журнале «Украинский самостийнык», писал научные труды об исключительности своей нации и борьбе с Советами, а еще был Главным судьей ОУН, утверждавшим смертные приговоры.

Закончив работу с документами и заперев дело в сейф, Исаев отправлялся к себе в гостиницу, где в номере изучал немецкий язык с приходящей репетиторшей. Была она представительной и в возрасте, звали Амалией Львовной. В прошлом заведовала кафедрой в ИнЯзе[72].

— У вас хорошие способности, молодой человек, — сказала после третьего занятия. — Берлинский диалект не гарантирую, но через три месяца язык будете знать прилично.

После обеда и часового отдыха Исаев направлялся в соседнее здание, где в учебном классе вместе с еще десятком незнакомцев под руководством опытных инструкторов изучал специальные средства и технику. К таким относились яды с психотропными веществами, стреляющие авторучки, помады и зонты, закамуфлированные под бытовые предметы фотокамеры, система наблюдения «Магнолия», а также многое другое. Два раза в неделю группа выезжала на неприметном автобусе ГЗА-651 в столицу, где отрабатывалась в слежке за учебными объектами, приемах ухода от нее и проведении тайниковых операций. А еще по вечерам, отужинав с Вилорием в буфете, Николай палил с ним в тире по мишеням и укреплял организм в спортзале.

Со слов майора, он не так давно вернулся из очередного вояжа в Латинскую Америку и находился, как сам выразился — на декомпрессии. Поучиться у «дипломата» было чему. Из любой модели пистолетов (отечественных и зарубежных) он без промаха бил в цель. Мог делать это с двух рук, на месте и в движении. А еще стрелял в полной темноте на слух. Даже при своей богатой практике подобного Исаев не встречал.

Удивил он Николая и приемам рукопашного боя, когда в первом же поединке Исаев обрушился на маты, сбитый ударом пяткой ноги в лоб.

— Что это было? — с трудом поднялся и икнул.

— Каратэ, — улыбнулся Львов. — Если есть желание, за литр дам несколько уроков.

— Заметано, — пощупал голову Николай. — Только больше так не бей, у меня мозги чуть не вылетели.

Этим же вечером, приняв душ, оба сидели у Исаева и пили купленный в буфете коньяк, закусывая бужениной.

— Так где ты такому научился? Стрельбе и этому самому каратэ? — поинтересовался Николай, когда приняли по первой.

— В Харбине, — сжевал ломтик мяса Львов. — Там отец в тридцатых служил при нашем Генконсульстве, занимался охраной. Так он меня тренировал в стрельбе, а один его знакомый японец держал платную школу каратэ — в ней и натаскался. Потом это здорово пригодилось, когда попал в систему и закончил высшую школу НКВД на Ленинградке.

— И где после нее служил? — снова плеснул в стаканы Исаев.

— Как и папаша, в охране нашего посольства в Латвии, а с началом войны отозвали в Москву. Ловил здесь агентов, сигнальщиков и другую шелупонь. Сначала опером, а затем старшим группы. Еще в 44-м участвовал в обеспечении безопасности Ялтинской конференции в Крыму.

— Сталина видел?

— Только кортеж издалека. Мы в основном по горам да лесам шарили. Зато прищучили в районе Балаклавы немецких диверсантов. Восемь кончили в бою, четырех, захватив, по полной допросили. Оказались заброшенной туда спецкомандой «Днепр», старший — оберфенрих Райберг. Ну а перед самой конференцией, в июле, наши ребята под Алуштой захватили вторую группу, собиравшую информацию о возможных передвижениях членов делегации и полгода скрывавшуюся в лесах.

— Да, дипломатическая у тебя была служба, — рассмеялся Исаев.

— Это что, я был и в Потсдаме, когда Сталин, Рузвельт и Черчилль встречались второй раз. Правда, там было тихо. Зато попробовал шотландского виски — с нашей водкой рядом не стояло, да погуляли с немками. Ну что? Давай еще выпьем?

Выпили по полстакана, закусили.

— А ты что, не женат? — размяв папиросу, чиркнул спичкой Николай.

— Нет, и