Человек в прицеле - Александр Александрович Тамоников

это фото вы помните? — Шелестов протянул вторую фотографию, на которой были запечатлены бывший воспитанник интерната Ваня и Егорова.

— Да, это Мария Ивановна! — улыбнулся фотограф. — А с ней кто-то из наших воспитанников, но я его не помню.

— Еще один вопрос: у вас остались негативы?

— Конечно, мы стараемся по возможности сохранять их. Так удобнее для людей, если им понравилась фотография и они хотят напечатать еще. Мало кто их забирает, ведь ни у кого почти нет возможности напечатать снимки самим. Я сейчас посмотрю.

Шелестов кивнул Кондратьеву, и они встали за спиной фотографа, когда он принялся рыться в разоренном злоумышленником архиве. Прошло около двадцати минут, прежде чем Самойлов повернулся и беспомощно развел руками. Картина более чем красноречивая — негативы пропали. Шелестов кивнул головой и снова взял в руки фото Егоровой и ее воспитанника.

— Аркадий Валерьевич, а вы в том человеке, который на вас вчера так пристально смотрел, не узнаете вот этого парня?

— Нет, ну что вы, — покачал Самойлов головой. — Совершенно не похож. Даже если вы скажете, что прошло почти двадцать лет… все равно ничего общего. Я ведь все-таки фотограф, у меня глаз на такие вещи наметан… я имею в виду сходство, какие-то общие черты.

— А корешки квитанций у вас вместе с негативами хранились? — вдруг спросил Кондратьев.

— Да, конечно, — развел руками фотограф. — Здесь и хранились.

— А журнал?

— Журнал? Ну, журнал у директора в сейфе. Это же документ отчетности, там клиенты расписываются в получении.

Когда в кабинете директора фотоателье в стопке журналов за несколько лет нашли тот самый, Самойлов быстро повернул его Шелестову. Максим наклонился и в столбце «получил» прочитал выцветшую надпись, сделанную перьевой чернильной ручкой: «И. С. Гусев», и неказистую роспись в получении.

— А что, получала фото разве не Егорова? — удивился Максим.

— А? — Самойлов посмотрел на оперативника, потом в журнал и снова улыбнулся, вспоминая Марию Ивановну. — Так ведь не она же заказывала фотографию, это он ей хотел подарок сделать. Видать, уезжать куда-то собирался. Теперь вспомнил: он, этот парень получал.

Работа уходила в песок, как вода в жаркое время. Коган, вернувшись вечером на конспиративную квартиру, где жила группа, спокойно, даже как-то флегматично разделся, надел свои теплые тапочки на войлочной подошве и подошел к столу, где Шелестов и Буторин колдовали над картой ближайшего Подмосковья.

— Ну, как дела, Борис? — спросил Максим. — Голодный, ужинать будешь?

— Нет, спасибо, я в ресторане поужинал.

— Есть же люди, — притворно вздохнул Буторин, — умеют жить: на такси ездят, в ресторанах ужинают.

— Есть сведения о Михаиле? — не отреагировал на шутку друга Борис.

— Ни черта! — зло бросил Буторин. — Вот сидим, думаем, анализируем. Кондратьева задергали: может, его агентура среди уголовников какую-то информацию имеет про схваченного и в подвал посаженного человека. Если не того хуже…

— Ясно. Вот я тоже так думаю, что ждать больше нельзя, все может затянуться, ребята, — странным голосом произнес Коган. — Надо прекращать это бестолковое занятие и активизироваться самим. Боюсь, меня и близко не подпустят к источнику заказов или финансирования. А нам бы еще узнать и то, кому в подарок предназначены эти ценные вещи.

— Ты считаешь, что следует брать твоего Адвоката и трясти? Думаешь, есть шанс? — Шелестов откинулся на спинку стула и с сомнением посмотрел на Бориса.

— Нет, это пока бесполезно, потому что у нас нет всей цепочки, — ответил тот. — А я предлагаю сразу, одним рывком приблизиться к цели. Вы должны попытаться арестовать меня и Адвоката, а мы сумеем вырваться. Но только с перестрелкой, а то не поверят!

— Ты что?! — Буторин даже вскочил из-за стола. — Сразу всему свету объявить, что на них охотится НКВД, контрразведка? Да после этого они…

— Почему НКВД? — спокойным тоном произнес Коган, уселся на стул рядом с Шелестовым и посмотрел на возмущенного друга. — Милиция.

— Перестрелку с милицией затевать опасно, — вставил Шелестов. — Там оперативников, а тем более рядовых милиционеров с хорошей подготовкой почти нет. Мало кто знает толк в скоротечном огневом бое на близком контакте.

— А их и не будет, — пожал Коган плечами. — Точнее, будет для правдоподобности Кондратьев в милицейской форме. Его все равно все уголовники Москвы в лицо знают. А остальными будете вы. Я думаю, в милиции вам найдут ношеную форму по размеру. Можно добавить еще парочку опытных оперативников от Платова. И тоже в милицейской форме.

— Платов знает о твоем плане? — хмуро спросил Буторин.

— Нет. А должен?

Адвокат каждый раз назначал Когану разные места встречи. Цену за изделия, имеющие художественную ценность, он давал в принципе хорошую и ни разу не подсунул фальшивых купюр. В управлении потом сверяли номера денежных купюр и каждый раз устанавливали, что банкноты завозились для обращения в западные области СССР и имели перед самой войной хождение именно там. Это являлось некоторым доказательством, что немецкая разведка поставляла своей резидентуре настоящие деньги, но захваченные в западных оккупированных областях Советского Союза.

Сегодня Адвокат прислал машину в условленное место, и угрюмый, неразговорчивый водитель отвез Когана в село Крылатское недалеко от Москвы. Здесь, как говорили, чуть ли не во времена Ивана Грозного была построена деревянная церковь, а через сто лет на ее месте появилась белокаменная с голубыми куполами. Посмотреть на нее и помолиться приезжали до революции даже из других районов. А осенью 1941 года разобрали купол и снесли до первого яруса колокольню, потому что высокие точки служили хорошими ориентирами немецким самолетам и артиллерии при нанесении бомбовых ударов по Москве. Сюда, под развалины часовни, где летом рос бурьян, а зимой все заметало снегом так, что и окна не было видно, Адвокат и привез Когана. И, видать, не первого его, потому что здесь стоял стол, наскоро сбитый из горбыля, и две лавки на чурбаках.

— Привез? — коротко спросил Адвокат, зажигая керосиновую лампу, и уселся на лавку, сложив в ожидании крепкие руки на столе.

— Ну ты и забрался в глушь, — усмехнулся Коган, мысленно отсчитывая время.

Оперативная группа должна появиться минут через пятнадцать. Платов придумал какую-то хитрую систему наблюдения, которая не попалась на глаза угрюмому шоферу Адвоката и не упустила машину из поля зрения. Коган надеялся, что не упустила.

— Ничего, береженого Бог бережет. Ты в последнее время стал что-то мало товара привозить, Ветеринар. На сторону работаешь? Договаривались ведь, что первым делом все мне показываешь, а уж потом, если есть желание…

— Я не в магазине товар беру, — огрызнулся Коган, доставая из вещмешка сверток и разворачивая на столе оберточную бумагу, а потом и женский шерстяной платок. — Обнищал народ. Если у кого что и было, давно