Остров живого золота - Анатолий Филиппович Полянский

Схватив за руку лейтенанта, Свят коротко потребовал:

– Уточни потери!

Ротный отмахнулся и на ходу бросил:

– Точно не знаю. Вроде обошлось…

Спрыгнув в окоп, комбат стащил с головы каску, стер рукавом пот с лица и огляделся. Рота захватила траншею, опоясывающую берег у моста. Пусть крохотный пятачок исчислялся всего какими-то десятками метров, но это был плацдарм.

– Передать по цепи, – распорядился Свят, – закрепиться на достигнутом рубеже!

Бегичев откинул плащ-палатку, прикрывавшую вход в подвал, и весело спросил:

– Гостей принимаете?

Свят, только что под прикрытием темноты вернувшийся с того берега, поглядел на вошедшего. В свете чадившей на перевернутом снарядном ящике коптилки он с трудом разглядел младшего лейтенанта.

– Заходи, разведка! – воскликнул Свят. – Ты даже не представляешь, какая в тебе нужда!

– А я всем ко двору, – отозвался Бегичев.

Он рад был видеть комбата-один живым и невредимым. История с воротами и дерзкая лобовая атака, о которой успел рассказать Бегичеву начальник разведки, вызвали в полку всеобщее восхищение.

Впрочем, младший лейтенант знал Свята не первый день. На войне четыре месяца бок о бок – огромный срок. И инициатива, проявленная комбатом, не особенно его удивила. Было бы более странно, не найди Свят нужного решения в критической ситуации.

Бегичев испытывал к Святу не просто уважение. Именно таким, по его мнению, и должен быть настоящий командир, умеющий сочетать строгость и доброту, обладающий железной выдержкой и бережно относящийся к вверенным ему солдатам.

При первом знакомстве капитан производил впечатление угрюмого, неразговорчивого человека. Бледное лицо с сухими, потрескавшимися губами. Ярко-голубые холодные глаза. Острые выпирающие скулы. Манера держаться резкая, повелительная, словно разучился говорить просто, а умеет лишь приказывать. И взгляд – пронзительный, оценивающий…

Но стоило узнать Свята поближе, как обнаруживалось, что под внешней невозмутимостью скрывается очень мягкий человек, способный воспринимать чужую боль как свою.

Подвал тем временем наполнялся входившими один за другим разведчиками.

– Располагайтесь, ребята, – приветствовал их капитан. – Отдыхайте пока. Работенка предстоит жаркая.

– За тем и прибыли, – отозвался сержант. Сбросив маскхалат, он одернул гимнастерку, щегольски передвинув складки под ремнем на спину. – Здравия желаю, товарищ капитан!

– Ладов? Федор Васильевич? – Свят протянул сержанту руку, явно выделяя его среди остальных. – Приветствую моряка на сухопутье. Надеюсь, на жизнь не жалуешься?

– Гребем помаленьку, товарищ капитан. Пока голова на плечах, с немцем кончать надо.

– Двух мнений быть не может, Федор Васильевич. Тем более что усы пора бы сбрить!..

Симпатичное лицо сержанта, по общему мнению, очень портили усы, прикрывающие рыжей щеткой верхнюю губу. Ладов же в ответ на ехидные замечания товарищей лишь усмехался: «Не могу, братва, зарок дал. Вот вернусь к родным берегам, тогда сбрею, чтоб перед жинкой молодым обернуться».

Коренной дальневосточник, Ладов до войны служил в торговом флоте. Потом плавал на боевых кораблях. Из-за ранения медицинская комиссия списала сержанта вчистую, не разрешив ему вернуться на флот ни рулевым, ни сигнальщиком. С тех пор Ладов окрестил себя моряком на сухопутье.

Солдаты звали его между собой Федюней. «Федюня травит», «Федюня дал прикурить», – говорили они, и это очень не нравилось Бегичеву. Что за прозвище у помощника командира взвода, человека к тому же немолодого, имеющего семью? Бегичев называл Ладова непременно Федором Васильевичем или товарищем сержантом, пытался втолковать солдатам: недостойно, мол, наделять кличкой старшего по званию и возрасту. Ничего не помогало: добрый и мягкий, Ладов никогда никого не наказывал. Глядя на провинившегося бойца, сержант только страдальчески морщился и с укором произносил неизменное: «Как же это ты, корма в ракушках?..» Бойцы его ничуть не боялись, по-прежнему называли Федюней, но почему-то беспрекословно слушались.

– Давай советоваться, разведчик. – Свят позвал младшего лейтенанта к карте. – Вот тут мы, на самом берегу канала. А кругом – немцы. Завтра они на нас навалятся и, если мы не будем знать… В общем, – он выразительно покосился на Бегичева, – нужны данные о противнике. Нужно все: система огня, наличие резервов, расположение артиллерии, танков…

– Времени слишком мало, – отозвался Бегичев, – за ночь таких сведений не соберешь. Значит, придется брать языка, да подлиннее.

– Пойдем наверх, – предложил Свят. – Поглядим обстановку на месте.

Поднявшись по ступенькам, они вышли в траншею и остановились возле пулеметного окопа. Отблески пожарищ зловеще метались по черной воде канала. От едкого дыма першило в горле. Низко-низко проносились над мостом огненные трассы пулеметных очередей. Почти беспрерывно взлетали ракеты, раздвигая мертвящими всполохами надвинувшуюся на город ночь.

– Должны же фрицы наконец угомониться, – буркнул Свят.

– На это рассчитывать не стоит, – заметил Бегичев. – Они прекрасно понимают, что подкрепление, особенно артиллерию, можно подбросить тебе только по мосту.

– Как же ты пройдешь?

– Для нашего брата разведчика прямой путь – не самый короткий…

– Канал тоже освещается.

– Вот это уж ваша задача. Отвлеките, пусть немцы думают, что к вам двинули резерв. Все их внимание должно быть обращено сюда. А я тем временем переправлюсь ниже по течению.

– Неплохо задумано. Остается выполнить…

– Все от вас зависит, Иван Федорович. Поверят вам немцы, будет полный порядок. Ну а если нет – не взыщите…

Прочертив в небе серебристые дуги и брызнув снопами искр, над мостом взлетели три ракеты. Повинуясь сигналу, отрывисто рявкнули пушки, дробно застучали пулеметы. С каждой минутой огонь нарастал.

– Во дают! – раздалось за спиной Бегичева. В голосе Сереги Шибая слышался неподдельный восторг.

Шумный и непосредственный, Шибай во взводе был самым молодым. Он пришел в армию прямо со школьной скамьи, не успев окончить десятилетку, и попал к разведчикам только потому, что был виртуозом-коротковолновиком. В свои семнадцать лет парень имел первый разряд по радиоспорту.

Худой, нескладный, Шибай особой силой не отличался, и рация, состоявшая из двух увесистых упаковок, оказалась для него тяжелой. Пришлось выделить в помощь радисту ефрейтора Перепечу, мужика хозяйственного и заботливого, поручив ему беречь солдата как зеницу ока, что тот и «сполнял», как он сам выражался, «со всем своим полным удовольствием». «Старый» и «малый» так притерлись друг к другу, что и на отдыхе оставались неразлучными. Перепеча на правах батьки опекал радиста и считал своим долгом на каждом шагу поучать его. Вот и сейчас, услышав возглас Сергея, не преминул разъяснить:

– Так, стало быть, по военной науке надобно. Немца надуть – святое дело сделать.

Разведчики лежали в развалинах у самой воды в ожидании начала переправы.

– Не пора ли, командир? – спросил Ладов, примостившийся неподалеку от Бегичева.

– Повременим, – отозвался командир.

Торопливость в разведке, считал он, так же вредна, как и медлительность. Выждав момент, когда артобстрел достиг апогея, Бегичев приподнялся.

– Всем в шлюпку! – скомандовал Ладов. – Не отставать, корма в ракушках!

По развороченной гранитной лестнице