Легальный нелегал - Наиль Булгари

оставила, обещала вернуться пораньше и приготовить отменное блюдо.

Обещание она сдержала. Купив на мини-рынке огромного гуся, зажарила в духовке, приготовила салат и разрешила (неслыханно!) выпить чарку. Пока я ел, Майка сказала, что отменяет наряды на кухню, а потом в мои уши полился поток густо намасленных и подслащенных слов, убеждающих в необходимости переезда не в «большую деревню» Москву или село со змеиным названием, а чуточку южнее и немного восточнее, то есть в солнечный Ташкент. Для порядка я несколько дней оказывал активное сопротивление, однако её фланговые охваты, лобовые атаки и удары по тылам сломили мою волю, я поднял белый флаг. Через неделю на всех парах мы уже мчались в первопрестольную.

Глава 8

Вот и Курский вокзал! Дети, привыкшие к вольному степному простору, и Майка, отвыкшая от шума больших городов, во всю таращились на одуревшую от июльского зноя разноплеменную толпу.

Едва ступили на площадь, к нам подскочило человек десять, обступили со всех сторон, загалдели на смеси языков народов бывшей империи. В глазах супруги возник вопрос: «Что это за люди? Если бандиты средь бела дня вышли грабить приезжих, то почему без кистеней, а если торговцы, почему без лотков?»

Объяснил супруге:

— Всё в порядке. Это таксисты, только не российские, а оккупанты из Средней Азии и Закавказья. Они потихоньку, пока власть спит, захватили все вокзалы, площади и центральный телеграф, и вот-вот приступят к осаде Кремля. Однако это только начало: месяц назад разведка доложила Ельцину, что из-за реки Амур в сторону Уральского хребта движутся орды китайцев. Совершив набег на какой-нибудь город, они спаивают мужиков дерьмовой сивухой, забирают в полон их жён, а те рожают им новых россиян-китайчат. И тогда…

Я присвистнул, а Майка вознегодовала:

— Куда же власть смотрит?

— А её нет. Нынче базарно-рыночные отношения: ты мне — я тебе, если даже «моя-твоя не понимай», понятно? В скором будущем это будет не Москва, а какой-нибудь Нью-Ташкент, Нью-Баку, Нью-Пекин, Нью-Ереван. Россиян же, как не знающих языки ордынцев, отправят жить за полярный круг.

После долгих споров, взаимных обличений в жадности, договорился о цене поездки до Домодедово с маленьким, носатым, толстеньким таксистом. Пригласив следовать за ним, тот довёл нас до стоянки, остановился перед старым «ГАЗ-24», помог загрузить багажник. Яростно, обеими руками вцепившись в ручку левой двери, с пятого рывка открыл её, вполз в салон, освободил фиксаторы дверей, распахнул их.

— Папрашу садытся!

Захрюкавший мотор сотряс всю конструкцию. Пустив из-под днища реактивную струю, шаткая конструкция дёрнулась, ракетой рванулась вперёд. От таких перегрузок корма заходила из стороны в сторону, рессоры заскрипели, сиденье вместе с пассажирками со скрежетом подалось назад.

Водитель ориентировался в потоке машин без боковых зеркал. Зеркало заднего обзора, правда, было, но не как положено сверху, а внизу, возле ручки скоростей. Не вытерпев, спросил о назначении технической новинки. Наклонившись к моему уху, толстяк прошептал:

— Многа красивый женский нога можна видэт.

Таксист оказался не только любителем подсматривать, он оказался очень нервным: на гудки сзади идущих машин высовывал голову наружу, показывал кулак и кричал:

— И кто так ездыт, козоль старый!

Едва свернули с трассы в сторону Домодедово, как попали в засаду. Ругнувшись, таксист ударом плеча отворил дверь, выбрался наружу. Радостно раскинув руки, громко приветствовал дорожного стража:

— Издравсвуй, дарагой товарищ камандыр! Как дэло, как дом, как сэмия?

Гаишник, приложив руку к фуражке, строго представился:

— Инспектор Баранов. Вы нарушили правила уличного движения. Видите «кирпич»?

— Вай, зачэм баран мэня ругаишь, зачем кырпич гразиш, давай дагаварымся!

Отойдя от машины, обе стороны начали переговоры, причём одна сторона воздевала ладони к небесам и кричала: «Многа дэнга нэт», а вторая, сдвинув на затылок фуражку, постукивала палочкой по ладони, отрицательно водила головой и грозила отобрать права.

Через пять минут таксист вернулся. Затолкав бумажник в карман рубашки, джигит ударил по баранке:

— Какой мэнт нэхароший попался! С бэдных трудяга как с баран сэм шкур снимаэт!

Мне стало интересно, и я спросил:

— Почему не три?

Тот объяснил, как понимал и как понял я: это при СССР аккуратно снимали три шкуры. После развала Советского Союза народ, в ожидании от властей всевозможных подвохов и реформ, напялил на себя дополнительные четыре шкуры. Пока власть доберётся до последней, человека не станет.

За разговорами не заметил, как стали подъезжать к аэропорту. Распугав своих железных собратьев тележным скрипом, такси, ведомое толстячком, затормозило перед входом в аэровокзал. Поочередно отодрав от заднего сиденья трясущихся осиновым листом девочек и вызволив их на белый свет, подал руку бледной супруге. Расплатившись за проезд, крепко пожимая руку таксиста, сказал:

— Дякую пана!

Коротко остриженный закавказский пан отодрал руку, посчитал рубли, широко улыбнулся:

— Нада ешо дэнга добавлят, эта мала!..

В зале ожидания, он же прилёта и вылета, народ как в едином строю — плечо к плечу. Кое у кого от духоты и аромата сдавали нервы:

— Куда прёшься, урюк недозрелый?! Не видишь, люди стоят, — кричал пассажир, вылетающий в Волгоград.

— Йе, изивини. Ти сама талкаиш миня, — оправдывался и тут же огрызался пассажир вылетающий в Бухару.

Клином врезавшись в людскую массу, повёл семью к лестнице, ведущей на второй этаж. Свободных мест в кафе не оказалось, но десять долларов подействовали на рыжеволосую официантку магически. Покачивая крутыми бёдрами, та подошла к крайнему в дальнем углу столику, за которым слышалась знакомая мне речь, громко сказала:

— Насиделись? Дайте теперь людям отдохнуть.

Шестеро женщин в цветастых платьях, таких же штанах и двое бородачей в белых тюбетейках сослались на незнание русского языка.

— Это не страшно. Сейчас поймёте, — тепло улыбнулась официантка.

Повернув голову в сторону стойки бара, прокричала:

— Вася, иди сюда.

Из-за колонны, поправляя фуражку, материализовался жующий Вася. При его виде граждане бывшей союзной республики, похватав баулы, бурча ругательства, ретировались. Смахнув чистой салфеткой со стола крошки, официантка пожаловалась:

— Надоели эти гуроны! Хоть бы кофе или водки заказали. Жрут свой круглый тонкий хлеб и запивают водой из-под крана.

За столом сказал Майке:

— Отлучусь на время, не буду вам наслаждаться мороженым. Будут просьбы к официантке, обращайся, она будет предупреждена.

У стойки, убедившись, что рядом нет грозного милиционера Васи, вздохнул.

— Чего так вздыхаешь?

— Знаете, Людмила…

— Света.

— Ну конечно, мог бы сразу догадаться. Света, значит, светлая, лучезарная. Такие волосы, как у вас, даются одной на десять миллионов женщин. Вот муж, наверное, ревнивец!

Лучезарная зарделась.