Месть сэра Левина. Похищение грудного ребёнка - Василий Вячеславович Боярков

времени до поры – паскудники отложили. Дали ей сча́стливо разродиться. Потом уж пользовали всякий раз, когда поганые выродки приезжали. На моих же глазах! Естественно, в моём клокотавшем сознании копилась ожесточённая злоба. Мстительный, как только подрос, я устроил безжалостную вендетту – бесчувственных дуболомов всех враз порешил. Как в смысле прямом, так точно и в переносном. То есть вначале как следует напоил – их же поганым пойлом – а после поодиночке всех спящими вырезал. По справедливости, экспроприировал принадлежавшую им при жизни баркасную лодку. На ней мы с матерью добра́лись до ближайшей английской колонии. Обратились за государственной помощью. Что дальше? Вам, очевидцам недавних событий, должно быть отлично известно.

Болтливый пересказчик на пару секунд умолк, перевёл дыхание, а следом распорядился:

– Пока мы перевозим отжатые сокровища в контрабандистский тайник, вы останетесь здесь и приготовите нам сытный, обильный ужин. Хотя золотого запаса и кажется много, но долго, я думаю, мы не задержимся. Будем таскать зараз по несколько лодок. Соединим их в длинную цепь да так, друг вслед за другом, потихонечку и потащим.

Засим непредсказуемый злыдень с «исповедальным» повествованием кончил. Оставив двух приятелей с недоумёнными лицами, поспешил отправиться обратной дорогой.

Глава XII. Береговой поединок

В один из приятных, погожих дней, случившихся в конце августа 1740 года, к городку Сент-Джордж, к форту Нью-Лондон, причалило торговое английское судно. Вроде бы обычное? Ан не совсем. На его борту́ перемещался молодой посланник, направленный к сэру Скра́ймджеру со срочной депешей. Если бы не узкие холёные усики да излишне смуглая кожа, можно было б сказать, что он является хорошенькой девушкой, ну! или очень красивым парнем. Однако форменное обмундирование, подогнанное как будто влитое, говорило совсем об обратном: во-первых, что молодой офицерик (а он имел лейтенантское звание) не первый год служит; во-вторых, что он прекрасно разбирается в официальной субординации; в-третьих, что ведёт себя собранно, организовано, по-солдатски подтянуто.

Едва он переместился на флагманский галеон, как то́тчас же напросился на личную аудиенцию к главнокомандующему всеми британскими военными силами. Дело его было срочное и не терпело ни малого отлагательства. К сожалению, мистер Левин отъехал по важному делу: отправился проведать островного губернатора и согласовать с ним кое-какие серьёзные планы. Поэтому принимал специального посланника личный заместитель капитан-командора, он же небезызвестный О́ливер Рубинс.

– Слушаю Вас, – он расположился в излюбленном капитанском кресле и чувствовал, наверное, себя не менее чем «главным поверенным». – Что у Вас к сэру Чарльзу за дело?

– Я могу рассказать о нём лишь ему, – говорил усатенький незнакомец с миловидными интонациями, показавшимися придирчивому лейтенанту отчасти знакомыми; он силился вспомнить, но никак не определялся, где раньше их слышал. – Моя депеша касается одной разыскиваемой особы и не хотелось бы из-за глупой случайности выглядеть потом виноватым. Мистер Рубинс, давайте соблюдём все принятые инструкции и поступим целиком со флотским уставом. Проводите меня, пожалуйста, к капитан-командору. Я перед ним отчитаюсь, а он – если сочтёт необходимым либо же нужным – с Вами потом поделится.

– Да-а, – согласился исполнительный воин, считавшийся у лорда Скраймджера на лучшем счету; он приподнялся с элитного кресла и нахлобучил треугольную шляпу, – так, пожалуй, станется правильнее всего. Прошу Вас, мистер… извините, Вы не назвались?..

– Простите, запарился, – молодцеватый незнакомец обозначился смущённой физиономией; он вроде бы даже легонечко покраснел, – Мак-Кей. Дункан Мак-Кей.

Поскольку дело являлось сверхважным, постольку затягивать особо не стали; напротив, оставив за себя капрала Хенрикса, как наиболее расторопного, О́ливер организовал скорую переправку на ровный песчаный берег. Оба лейтенант, и приезжий и местный, уселись на заранее осёдланных лошадей и галопом поскакали к губернаторской резиденции. Именно там и предполагалось застать главнокомандующего всеми английскими силами.

Неожиданно! Когда отдалились от форта Нью-Лондон почти на целую милю (он всё ещё оставался в зоне созерцаемой видимости), Рубинс вдруг вспомнил, где он слышал этот миленький голос, где он видел этот уверенный взгляд и как (тупоголового кретина) его почти точно так же провели на прошлогодней афере. Он резко потяну за уздцы и, осаживая быстрого скакуна, повернулся к скакавшему следом напряжённому офицеру-юнцу; тот понял, что его не вовремя раскусили.

– Ах, ах, ах, – О́ливер специально использовал шутливые интонации; он перегородил прямую дорогу да внимательно за всем наблюдал, не позволяя ринуться ни вправо, ни влево, ни, соразмерно, назад, – а не тот ли это у нас больной пастушок, который ха́ркает кровью, который настолько хитрый, насколько же наглый и который провёл меня в том году, как глупого школьника? Да и вообще, а не та ли это удала́я пиратка, какую все с небывалым усердием ищут?

Валерия, понимая, что миссия её, главная, вконец провалилась, стояла и, озлобленная, молча искала наиболее приемлемый выход. Хотя на ум приходило почему-то только одно: пуститься в ожесточённую битву. Пока же в Нью-Лондоне поймут чего да к чему, наделать мистеру Рубинсу дополнительных дырок и преспокойненько сбежать, удачливо скрыться. Подумано – сделано. Тем более что исполнительный вояка-служака извлёк родовую длинную шпагу и приказал ей активно обороняться.

– Защищайтесь, мисс Доджер. Сейчас Вы одна, а значит, и сражаться – извините за неуместную шутку – придётся на равных.

– Ну что же, посмотрим, – привела она любимое изречение Джека Колипо, вынула арабскую саблю и наставила ею на ненавистного офицеришку. – Долго я тебя, безнравственный дворянчик, щадила; но сейчас ты, пожалуй, своё получишь, – под «своё» понималось, как минимум, «мучительное ранение».

Осёдланные лошади сблизились; обнажённые шпаги скрестились; яростные взгляды не предвещали ни доброго, ни хорошего. Незаконченная битва возобновилась по новой. Как и в прошлом году, драться начали, восседая на боевых конях. Первой ударила милая леди. По сложившейся привычке она применила обманный приём, способный заставить думать, что она уколет в мужскую грудь. Когда же тот выставит защитную блокировку, резко отдёрнет смертельный клинок назад и обманным движением подведёт его к незащищённым частям: либо хлестанёт по оголённой шее; либо «порстнет» плашмя по безрассудной головушке; либо наотмашь огреет с той стороны груди; либо поднырнёт под выпяченный кадык; либо просто-напросто двинет в болезненный пах. А та-а-ам… человек уже никакой не боец. Так в точности Ловкачка и хотела проделать; но-о… не раз униженный, лейтенант, похоже, осмыслил всё правильно, сделал соответствующие выводы и хорошенько тренировался. Заодно он скрупулёзно изучил её хваткие замашки да основные приёмы.

Первый выпад О́ливер отразил чисто классически и не позволил развиться дамской атаке дальше: сам пошёл на упредительный натиск. Нацеливаясь в белокурые кудри, он сделал сильный замах, чем заставил отважную дамочку изрядно нагнуться и едва не свалиться с испуганной лошади. Дальше