Точка замерзания крови - Андрей Михайлович Дышев

высоко ему мешала страховочная обвязка и толстые складки пуховика. Получалось что-то вроде гитлеровского приветствия. Он напоминал какого-то выжившего из ума старого бойца вермахта, который потерялся в горах и до сих пор бродил по снегам в поисках своей дивизии.

Неприметный герой, похоже, горько сожалел о своей безумной выходке. Переход давался ему тяжелее всех, во всяком случае, об этом можно было судить по его движениям. Он дышал, широко раскрыв рот и высунув кончик языка, как охотничья собака, которая несколько часов кряду гонялась за зайцем. Ему не удавалось идти след в след, его шатало из стороны в сторону, и он заметно расширял нашу тропу. Мэд была намного выносливее его, опытнее, а по силе, пожалуй, превосходила своего деда.

Бэл объявил привал, когда все мы изрядно извалялись в снегу и устали. Мы уже сошли с белого поля цирка и спустились по контрфорсу вниз. Перепад высот между Ледовой базой и местом нашего привала составлял более километра. Здесь дышалось легче, и снег не был так сильно спрессован жестокими морозами.

Тенгиз первым начал разгружать рюкзак. Он вытащил оттуда банку сгущенки, галеты и шоколад, а Бэл пустил по кругу флягу с водой. Мы молча жевали, глядя на окружающие нас полукольцом ослепительные горы. Мэд почти ничего не съела, лишь выпила воды, встала, скинула с себя рюкзак, сняла с поясного карабина веревку, которой мы были связаны, и пошла к скальной гряде, наполовину засыпанной снегом.

Тенгиз, наблюдавший за ней, на всякий случай крикнул:

– Эй, фрау! А ну-ка, цурюк на место!

Мэд не обернулась.

– Пусть идет, – сказал Бэл. – Даме положено.

– А, черт! – выругался Тенгиз. – С этими дамами только одни проблемы.

Когда Мэд скрылась за скалами, он проворно вскочил на ноги, отошел на шаг в сторону и принялся ковыряться в сложных замках и пуговицах пуховых брюк.

– Умрешь тут, пока доберешься, – бормотал он, поливая струей снег.

Еще несколько минут мы лежали на рюкзаках, глядя в небо. От солнечного света, многократно усиленного зеркальной поверхностью гор, пощипывало кожу лица и рук. Если не прикрыть физиономию платком – сгореть можно в считанные минуты. Кожа на губах и носу потемнеет, станет трескаться, шелушиться, обнажая мокрые розовые пятна, и все лицо будет нестерпимо зудеть и жечь. Улыбаться, говорить и, тем более, умываться снегом, будет невозможно. Сквозь трещинки будет сочиться кровь, засыхая коричневыми корками.

Я приподнялся, достал из кармана черный шелковый платок и стал прилаживать его к нижней части лица. Бэл, взглянув на меня, качнул головой.

– А ты не боишься, что омоновцы могут спутать тебя с нами? Такой маской только детей пугать!

– Ты серьезно говоришь про омоновцев? – спросил я, завязывая концы платка на затылке. – Всякое видал в горах. Альпинистов, само собой, геологов, самоубиц, обычных самоуверенных дураков. Но только не омоновцев.

Бэл улыбнулся.

– С тобой приятно разговаривать.

Вдруг со стороны скальной гряды раздался короткий крик. Мы вскочили со своих мест и замерли, прислушиваясь к тишине.

– Ну-ка, переводчик, – кивнул мне Бэл, – сходи, посмотри, что там случилось.

Я сплюнул и отвязал от рюкзака веревку, смотанную в бухту. Случиться могло только одно – Мэд свалилась в трещину.

– Гельмут! – крикнул я. – Мне может понадобиться ваша помощь!

– Иди сам! – рыкнул Тенгиз.

По следам, напоминающим отпечатки страусиных лап, я добежал до скал, и едва успел свернуть за ребристый угол, как едва не сбил с ног Мэд. Она схватила меня за края капюшона и прижала палец к своим губам.

– Тихо!.. Ты бегаешь, как маленький слон, – сказала она.

– Чего ты кричала?

Мэд сделала гримасу, будто я задал наивный вопрос, взяла меня за рукав и повела вдоль гряды, постепенно опускаясь вниз. Я заметил, что она успела вытоптать ступени.

– Здесь нас не увидят, – сказала она, показывая на узкую расщелину, вход в которую наполовину был занесен снегом.

Мы втиснулись в холодное и казавшееся совершенно темным убежище, и некоторое время лишь тяжело дышали. Наконец, Мэд сказала:

– Хорошо, что взял веревку. Скажешь, что вытащил меня из пропасти. Так будет убедительней.

– Зачем ты это сделала?

– Нам надо поговорить. Не знаю, удасться ли еще… Слушай меня внимательно, – зашептала она, почти прислоняясь губами к моей щеке. – Перевал Местиа, ледник Лехзыр, пик Доллакора – все эти места, про которые они говорили, мне хорошо известны. Я была там, когда мы командой ходили на Ушбу.

– Ты мне об этом не говорила, – начал было я, но Мэд меня перебила:

– Пусть ведут нас, насколько у них хватит сил. Тенгиз уже выдыхается, а Бэл один с нами не справится. Только ты, ради бога, не перечь им, не спорь, не зли и не пытайся завладеть оружием. Рано или поздно, они угодят в ловушку. Там много мест, куда легко зайти, но выбраться может только альпинист.

Она говорила достаточно быстро, но главное из того, что она хотела мне сказать, я понял.

– Меня волнует Глушков и твой дед, – ответил я. – Гельмут уже не в том возрасте, чтобы совершать такие переходы. А Глушков долго не протянет. У него, кажется, началась "горняшка".

– За Гельмута не переживай, – ответила Мэд, глядя мне в глаза. – Ты его плохо знаешь. А этот Глушков меня не интересует. Он сам выбрал свой путь. Пусть загибается…

Мэд, оказывается, была жестокой девочкой. Она стянула зубами рукавицы, двойным узлом привязала конец веревки к карабину на своей обвязке, подняла подбородок, сдвинула очки на лоб.

– Поцелуй меня, – попросила она.

14

Если бы мы не вляпались в эту скверную историю, я никогда бы не узнал, насколько талантлива Мэд как артистка. К группе она шла медленно, сильно припадая на «больную» ногу и при этом очень натурально вздыхала и постанывала. Несчастный гроссфатер, не ведая об игре, всерьез воспринял виртуальные страдания внучки и, завидев ее, кинулся к ней, тотчас провалился сквозь фирновую доску, упал плашмя, снова поднялся на ноги.

– Девочка моя! – кричал он. – Что с тобой?! Ты цела?! Ты сильно ушиблась?!

Мэд упала ему на руки. Я, невольно включаясь в игру, помог Гельмуту донести ее до нашего временного бивака. Мы опустили девушку на рюкзак.

– Черт возьми! – заворчал Тенгиз. – Что с ней? Куда она свалилась?

– Дайте пить! – попросила Мэд, облизывая губы, которые минуту назад я целовал.

– Что она говорит? – спросил Бэл, толкая меня в плечо.

– Она просит пить.

– Переводи без напоминания, – с угрозой добавил он, снимая с поясного ремня флягу.

Мэд сделала несколько глотков, схватилась за руку деда и попыталась встать, но в ту же секунду вскрикнула и снова села