Вирус ненависти - Александр Александрович Тамоников

Коган присел на лавку и закурил, глядя, как девушка подошла к умывальнику и стала плескать себе на лицо холодную воду. Эти две ночи для госпиталя были очень тяжелыми. Раненые поступили с железнодорожной станции, откуда с санитарных поездов их непрерывно подвозили на грузовиках и подводах. Размещать вновь прибывших было негде, и начальник госпиталя распорядился освободить все комнаты персонала и общежитие. Многие врачи перебрались на квартиры местного населения, располагавшиеся неподалеку от госпиталя. Люди с готовностью потеснились, приютив врачей, которые сутками спасали жизни защитников Отечества. Правда, и тесниться пришлось почти что только на словах. За двое суток никто из врачей, медсестер и санитарок не уходил спать. Засыпали прямо там, в коридорах на кушетках, и, поспав пару часов, когда глаза начинали снова видеть, а ноги держать, шли к пациентам: кто в операционные, кто в перевязочные, кто ухаживать за ранеными.

— Ну, как вы там устроились? — спросил Коган, когда Марина, вытирая лицо и шею, уселась возле него на лавку. — Тяжело приходится?

— Тяжело, когда смотришь на мучения раненых, — ответила девушка, сразу как-то помрачнев. — Тяжело видеть, как они мужественно все переносят, стараются не стонать, потому что стесняются нас, девчонок. И как они страшно стонут, когда находятся без памяти. А еще страшно понимать, через что прошли эти люди там, на фронте, как они получили эти страшные ранения. И слезы наворачиваются на глаза, когда видишь, как они, уже выздоравливая, стремятся снова попасть на фронт.

— А как ваша компания из пионерского лагеря поживает?

— Ну, с этими все в порядке. Почти все помогают медперсоналу, как могут. Те, кто еще не может выписаться, лежат в палатах с тяжелыми и ухаживают за ними. Сами едва ходят, а все равно ухаживают. Из милиции приходили. Двоим нашим: Савеличу и Тихону Рубцову новые паспорта выдали. У них все в порядке оказалось, прошли проверку. Теперь временно прописываться будут в общежитии госпиталя по согласованию с начальником госпиталя. Я все хотела спросить вас, Борис Михайлович, наши все беспокоятся. А где Лариса? Лариса Сергеевна!

— Вот о ней и об одном деле и хотел я с тобой поговорить, Марина, — доверительно понизив голос, ответил Коган. — Но прошу, никому ни слова о нашем разговоре. Дело секретное, и ты, как комсомолка, должна понимать, что язык до поры до времени надо держать за зубами.

— Я понимаю, конечно, — заверила девушка. — Вы же диверсантов вражеских ловите!

— Ну, тогда слушай, Марина. Лариса Сергеевна ранена врагами. Ее лечат хорошие врачи, и я надеюсь, что все закончится благополучно. Но сейчас нам нужна помощь, твоя помощь. Если бы не это ранение, мы бы не стали обращаться к тебе.

— Ее враги ранили? — прикрыв рот рукой, тихо переспросила девушка.

— Враги, кто же еще! Ну, так вот, Марина. Лариса Сергеевна, когда ходила на рынок, чтобы менять вещи на продукты для вашего «пионерского лагеря», случайно познакомилась с людьми, которые предали нашу страну, свой народ, с людьми, которые пытаются наживаться на горе всего народа. И сейчас только ты можешь нам помочь. Ведь ты ходила с Ларисой Сергеевной на рынок иногда, может быть, ты видела людей, с которыми она общалась, сможешь описать, а то и узнать их при встрече. Не побоишься?

— Я побоюсь? — гордо вскинула голову девушка. — Да я ничего, если хотите знать, не боюсь.

— Тогда вот тебе задание, храбрая девочка! Ты должна вместе с нами походить по рынку и посмотреть. И если узнаешь кого-то, с кем Лариса Сергеевна общалась, разговаривала, сразу рассказать нам. Понятно?

— Понятно, товарищ майор!

Коган смотрел на эту смелую девушку, но все же понимал, что говорить всей правды Марине нельзя. Очень маловероятно, что она тоже помогает врагу, скорее всего она честный человек и патриот своей Родины. Но до поры до времени лучше ей не знать, с кем она дружила, с кем ела из одной тарелки.

На следующий день группа снова приняла вид мирных граждан этого городка — вернувшихся с фронта солдат, тех, кто зарабатывает себе на жизнь мелкими заказами. Коган и Буторин, которых вполне могли запомнить враги, когда они, сопровождая Ларису Сергеевну, находились неподалеку от нее, теперь держались подальше. И Сосновский после прошлой погони тоже близко к девушке не подходил, предварительно изменив внешний вид, как мог. Находиться рядом мог только Шелестов. Несколько часов прошли безрезультатно, и Марину пришлось уводить с рынка, пока кому-то не показалось, что девушка бесцельно и слишком долго ходит между рядами. Из кузова грузовика, закрытого брезентом, Марину заставили еще какое-то время рассматривать рынок, в надежде, что она сможет узнать кого-то из тех, кто вступал в контакт с Ларисой Сергеевной.

Прошел день, и на второй день все повторилось. Снова Марина ходила между торговыми рядами, между топтавшихся с тряпьем в руках женщин, старух, пытающихся выменять на эту рухлядь хоть что-то съестное. И тут Шелестов обратил внимание, что широколицый мужчина лет сорока, в кожаной летной тужурке, посматривает на Марину. Оперативник успел подойти и встать за спинами продавцов достаточно близко, чтобы услышать обрывки фраз. Мужчина заговорил с девушкой первым.

— Здравствуйте, — улыбнулся он. — Рад вас видеть снова. Приятно, что в такое тяжелое время люди живут и встречаются снова.

— Вам чего, дяденька? — хмуро осведомилась Марина.

— Вы меня не узнали? — еще шире улыбнулся мужчина.

Шелестов поморщился. Учили девушку, учили, а она совсем не ту роль играет, какую должна. Чего она ершится, чего хмурится. Или действительно не знает этого человека? Но Марина, кажется, вспомнила инструкции и стояла, внимательно глядя на мужчину. А тот и не спешил уходить, а продолжал напоминать Марине о прошлых встречах.

— Мы же встречались с вами здесь несколько дней назад. С вами еще была ваша подруга или тетя ваша. Лариса, кажется, ее зовут? Что-то случилось?

Шелестов напрягся, снял кепку и стал ею обмахиваться, как веером, изображая, что ему жарко. Группа, увидев этот знак, поняла, что контакт состоялся. И тот, что нужно.

— Лариса Сергеевна заболела, — вздохнула Марина. — Слегла совсем. А мне всех кормить надо, вот я и хожу сюда вместо нее. Мужчин-то у нас здоровых нет, хворые все. Одна я там за всеми ухаживаю.

— А от чего слегла Лариса Сергеевна? — стараясь не выказывать тревоги, спросил мужчина. — Заразное что-то?

— Грибы, —