Вертеп - Шестаков Павел Александрович

Он приложился к бутылке и, с сожалением отметив, что осталась самая малость, прокомментировал:

— Интересно! Знаю же, что норма, больше не нужно, а кажется, еще бы выпил.

Но Мазина интересовало другое.

— Вы лучше про встречу…

— Про встречу? А не было встречи. Вот это, как на духу.

— Не было?

— Не было. Я сначала метнулся за ней, да вдруг осенило. В поезде, видно, знакомый ехал — на службе у них две путевки распределяли, — вот она и ускользает. Мне даже смешно стало. Ну, думаю, конспирация! Но, в общем, особых эмоций я не испытывал. И я ее санаторий знал, и она мой адрес. Так что опустил я букет из парадного положения в походное, цветами вниз, и пошел домой. До вечера ждал ее дома. На другой день… — Алферов прервался. — Короче, остальное вам от Анны Григорьевны известно. Дальше по сценарию…

— Спасибо. Зачем только ей такая игра понадобилась? Зачем было вагон называть, если она решила с вами не видеться? Получается, когда вы договаривались о поездке, Эрлена еще не собиралась с вами порвать? Выходит, это решение в поезде пришло? Почему?

— Избавьте! — вяло махнул рукой Алферов. — Вот от этого избавьте. Я объяснять ее поступки не собираюсь. Это ваша работа.

— Моя, — согласился Мазин и подумал: «А что, если тут нет никакой «лав стори», а нечто посерьезнее, попытка запутать след какого-то уголовного дела?»

Однако в этом случае Алферов ему помочь ничем не мог. Оставалось докрутить на четверть оборота любовную историю.

— Послушайте, Сергей Ильич, я понимаю, что вы давно уже утратили чувства к женщине, по вине которой столько горя хлебнули, но все-таки, извините мое любопытство…

— Да не извиняйтесь вы каждую минуту. Я же сказал, отвечаю на любые провокационные вопросы. Но по фактам. Домыслов не требуйте. Я от домыслов натерпелся с избытком.

— Это можно считать и фактом. Вы любили Эрлену?

Алферов снова поморщился и поднес пальцы к вискам.

— Ну зачем вам это? Если хотите, я на почве алкоголизма давно полный импотент, а для импотента нет и сантимента. Хороша шутка?

— Грустная. Значит, от провокационного вопроса уходите?

— Да ну вас, знаете куда? Ну, предположим, любил. Только это черт-те когда было! В детстве. Я ее в школе любил. Устраивает?

— В школе? Вы учились вместе?

— А вы не знали, что мы одноклассники? Я, Эрлена и Володька?

— Нет, об этом мне никто не говорил.

— И правильно делали. Не углубляйтесь в эту муть. Обычная затасканная схема. Девочка нравится мальчику, а ей нравится другой мальчик. Отношения старомодные. Тогда в школе еще предметам учились, а не сексу. «Ты была всего лишь одноклассница». Все остальное, кроме танцев, — ЧП. Короче, с Володькой она танцевала охотно, а со мной нет. И ничего удивительного. Был почти красавец. Не чета нынешнему. Видел я его недавно — козел общипанный, хуже чем я, когда я в форме. А тогда наоборот. Танцевал я отвратительно, танцы трудные были, требовали изящных движений, соответствующих музыке, не то что сейчас, а я эту гармонию никак уловить не мог. Медведь на ухо наступил. Так что нет ничего удивительного, что через некоторое время они поженились. Ну а я в науку в основном подался. Да и забыл Эрлену почти, если честно. Вдруг встретились неожиданно. Она в наш институт по делу, забыл по какому, зашла. Вот и столкнулись в коридоре… Теперь-то, понятно, и сам не рад, что встретил, а тогда обрадовался. От судьбы-то не уйдешь, особенно когда она в конфетной обертке. Шоколадка. Эрлена, помню, только с моря вернулась, в самом деле на шоколадку в красивой упаковке похожа была. Ну а когда намекнула, что в семье у них восторги позади…

— Былое вернулось?

— Не акцентируйте! Никаких страстей, чистая рутина. Школьную романтику давно изжевали, набила оскомину… Мне бы не хватать что плохо лежит. Но слаб человек. Эрлена к тому времени женскую зрелость обрела. Да и опыт чувствовался. Короче, вместо детских переживаний многообещающий товар лицом. Как говорится, и удовольствие, и продовольствие. А до импотенции мне еще далеко было. Вот и клюнул…

— Хотите сказать, что инициатива от Эрлены исходила?

Алферов уперся локтем в подушку.

— За Иосифа себя не выдаю, но, по-видимому, они чаще заводят. Это только говорится, что девушка доверилась негодяю. В моем случае негодяй доверился девушке. Она первый ход сработала. Неожиданно Володька звонит, хотя раньше ни разу. «Привет, старик. Сколько лет, сколько зим! Эрлена сказала, что тебя встретила. Я рад. Может, встретимся, посидим, повспоминаем. Наши все разбрелись по свету, хоть ты объявился». А между прочим, никакими мы друзьями в школе не были. И не из-за Эрлены, просто у него художественная натура, дружков полно, а я, в общем-то, непопулярный был. Некоммуникабельный. Я себя только в слесарном деле обрел, теперь всем нужен. А что плохого? Эйнштейн говорил, что хотел бы стать слесарем-водопроводчиком. Может, я и есть Эйнштейн, чья душа в мое проспиртованное тело переселилась? Ну ладно. Посидим, значит, посидим, я не возражал. «Где сидеть будем?» — «Можно в кабаке, да мне по образу жизни там слишком часто бывать приходится. Надоело. Вали лучше к нам. На домашний огонек!» Так и полетел мотылек на огонек, но в отличие от прекрасного Иосифа не убежал вовремя. Хотя и упрощать не стоит. Первая встреча, хорошо помню, вполне пристойно прошла. У меня еще мысли окончательной не было… Выпили, разболтались, показалось, что в самом деле друзья задушевные встретились. Потом в ресторан ходили вместе. Однажды собрались в ресторане посидеть, а Володька не смог, что-то задержало, помешало. Короче, пошли вдвоем. Там слово за слово. Она спрашивает: «А ведь я тебе нравилась, правда?» Я, подвыпив, уже с прицелом: «Ты мне и сейчас нравишься». — «Ну что ты! Я почти старуха». Кокетничала. Выглядела она отлично, даже не располнела совсем.

Алферов опустил голову на подушку.

— Зачем я рассказываю эту ерунду? Что, сами не знаете, как это бывает? Хватит, устал я.

— Меня все интересует. Характер, например, чтобы понять, на что человек способен.

— Характер бабский. А они на многое способны. Я это не сразу понял. Я вообще в людях плохо разбирался тогда. Больше через розовые очки смотрел. Даже когда она открытым текстом заговорила, не верилось. Мы же еще из поколения, которое порнофильмы не смотрело. Привыкли сначала в кошки-мышки поиграть. Вот и возникли какие-то двусмысленные отношения. Я запутался. С одной стороны, хотел ее все больше и больше, с другой — совесть держала. Ну, она развязала, конечно, распутала. Стали на хате встречаться.

— Где?

Алферов удивился.

— Все-то тебе, коту, знать хочется! Ну какая теперь разница… Давайте кончать эту муру. Я завелся, кажется, зря. Все это прошло давно, и я существую в другом измерении. Вот посмотрите, там на столе вырезка маленькая из газеты. Почитайте, и вам понятно станет, что пора нам сворачиваться.

Мазин взял небольшую бумагу. Часть текста была подчеркнута. Он прочитал:

«Человек, который не имеет жизненной перспективы, живет тихо. Живет, как будто умирает, — планов особых не строит, но и протянуть ноги тоже, конечно, не спешит. Сколько отпущено судьбой обреченному, столько и старается продержаться».

— Столько и стараемся продержаться, — процитировал хорошо знакомый текст Алферов. — Вот я сейчас посплю еще, передохну и на заработок, чтобы сохранить свое последнее право — жить тихо. Так что вы меня снова в эти страсти-мордасти не впутывайте. Лады? Что знал, сказал. Дальнейшее известно.

— Вот дальнейшее-то и неизвестно.

— Мне плевать. Привет семье. И оставьте меня в покое, ради Бога. Жива она, нет ли, свое она сделала, хребет мне сломала. Но я не мстительный. Идите. Бабки вас проводят. Небось под дверью слушают, хотя одна и глухая… Эй, сокровища души моей! Держите вахту? Спустите трап. Дружественный визит окончен.

Глава 6

Освоившись в полутемной, отгородившейся от дневного света шторами комнате, Мазин не заметил ни единого предмета, изготовленного в наши дни. Даже телевизор был полузабытой ранней марки. В противоположном от телевизора углу висела икона в серебряном окладе, под ней горела розовая лампадка.