Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

Палавек присел на табуретку у столика в глубине забега­ловки. Разомлевшая от зноя хозяйка равнодушно приняла заказ на чашку риса со свиными обрезками и молодым бам­буком. Тощий парень в болтавшихся шортах готовил блюдо, поливая сковороду с овальным дном не столько маслом, сколько водой. Два полуголых малыша ползали по цемент­ному полу между табуреток, столиков, подбирая бутылочные пробки. Рыжий котенок с куцым надломленным хвостом гонялся за тенью вентиляторных лопастей.

Заказанное принес повар.

—   Давно здесь обретаешься? — спросил Палавек.

—   Всегда, господин.

—   На причалах кого знаешь?

—   Тут все с причалов, господин. Муж хозяйки тоже...

—   И тебя знают на причалах?

—   И я их знаю. Вам что угодно, господин?

Палавек положил на пластиковую столешницу красную стобатовую бумажку.

—   Найди надежного лодочника, который бы покатал ме­ня вдоль пристани. Это — задаток...

На реке гуднул пароход. Повар не мог взять в толк, что от него хотят. Шевелил пальцами ног, обутых в резиновые шле­панцы с петлей на один палец. Рот открылся, и вдоль широ­кого носа выступили бисеринки пота. Воровато оглянулся на хозяйку. Расставив колени, уронив руки на засаленную юбку между ними, она безучастно разглядывала длинную с вы­щербленным асфальтом улицу, по Которой ветер растягивал шлейф дыма от очага ее заведения. Гирлянды пестрых шляп свисали над лавкой напротив. Одуревший от скуки приказ­чик на корточках выжидал покупателей, упираясь локтями в колени и высоко воздев разведенные будто в удивлении ла­дони. В одной между пальцами дотлевала сигарета. Скорее всего, спал.

—   Так что?

— Не могу уйти, господин. Хозяйка не пустит.

—   Скажи, заболел вдруг.

Парень, скомкав, впихнул кредитку в карман. Развинчен­но размахивая руками, подошел к женщине и обмяк перед ней, выставив углом тощее бедро. Хозяйка, слушая его, взглянула на Палавека, улыбнулась одними губами и кивну­ла.

Повар ленивой рысцой поволокся в сторону реки. За му­жем хозяйки, который мог заработать на Палавеке?

Палавек тихонько поправил «беретта-билити», в котором оставался один патрон, под распашонкой и пересел за сто­лик, выдвигавшийся на тротуар. Метрах в пятидесяти в сто­рону реки, на углу перекрестка, через который тянулись ма­шины, рикши, велосипедисты и мотоциклы, повар пережидал красный светофор. Рядом в светло-салатовой форме выделялся полицейский.

Палавек оттолкнул столик. Убыстряя шаги, пошел в про­тивоположном направлении. Метров через двадцать побе­жал, ввинчиваясь в толпу, огибая и перепрыгивая циновки уличных торговцев, канавы, столбы и куски пестрых мате­рий, натянутых поперек улицы.

Грянул пистолетный выстрел в воздух. Второй. Движение вокруг постепенно замирало. Таково установленное поли­цией негласное правило — транспорту и пешеходам полага­лось остановиться после предупредительного огня, пресле­дуемый оставался единственным, продолжавшим движение...

Палавек вытащил парабеллум. Не всякий решится теперь подставить подножку. Бежал мимо лавок, супных, мастер­ских, вдоль заборов с рекламой, садиков и алтарей, мимо остановившихся, озирающихся людей со сливающимися в одно лицами. Как прав механик! Всегда один...

Заступили дорогу двое в светло-салатовых гимнастерках. Палавек сделал бросок во дворик, опрокинул столик с каки­ми-то красками, растоптал снопики шляпной соломки, обогнул «джип» без колес, по тюкам, приваленным к глухому забору, взобрался наверх.

Перед ним расстилалась улица, запруженная, пока он мог видеть, людьми, которые неторопливо шли, выкрикивая по команде из мегафона какие-то слова. Раздумывать не прихо­дилось: от гребня стены, на которой он сидел на корточках, вцепившись руками в шероховатый бетон, до тротуара было метра три с половиной.

—    Эй,вы. — заорал Палавек, чувствуя, как срывается го­лос. — Подхватывайте меня!

Подхватили. Он стоял на асфальте. Сжали запястья. Он услышал:

—    Братья, провокатор!

Палавек выронил парабеллум.

—       Нет! Нет! — кричал он, не стыдясь прорвавшейся мольбы. — Нет! Нет!

Носком сандалии кто-то пнул «беретта-билити», отлетев­ший в сточную канаву.

—     Ну, увидим... Стрелять, пришелец, ты, во всяком слу­чае, не сможешь... Иди с нами. Но — без выходок!

За много недель впервые накатило почти блаженное, ос­вобождающее и светлое чувство безопасности.

Полицейские стояли вдоль тротуара. Пожарные машины красными квадратными корпусами возвышались над тол­пой по перекресткам. Наемная охрана жидкой цепочкой со­средоточивалась у стальных ворот в доки. Колонна забастов­щиков в спецовках и комбинезонах, легко проткнув ее, втекла в ворота, и никто больше не решался преградить до­рогу или вырвать кого-либо из рядов.

Командир катера «65» передал бинокль лейтенанту Рикки Пхромчана. Подумав в сотый раз, что следовало бы обзаве­стись очками, он подкрутил регулировку резкости. Между корпусами с зубчатыми алюминиевыми крышами, примы­кавшими к докам, скапливались работяги. Рикки разглядел кусок рогожи, поднятый на бамбуковой жерди. Флаг без цве­та. Там не верили никому...

Беспорядки в доках тянулись восьмой час. Судостроите­ли прошлись по городу, втягивая в протест грузчиков, склад­ских кули и поденщиков, и вернулись назад, растеряв кули и поденщиков по распивочным. Профсоюзы поддерживали стальную дисциплину и не дали повода для вмешательства армии.

Лейтенант перевел бинокль в сектор порта, где грудились вдоль мостков у черной трясины низменного берега джонки, сампаны, моторки и лодки дикого флота. Грязь, запущен­ность и убогость. С палуб плавучих трущоб сходило боль­шинство тех, кто снова выстраивалися на территории доков... Не успокоились. Деньги, всегда деньги, только деньги бро­сали в бесконечную суетность тысячи людей.

За белой сеткой специального затона покачивались на желтой воде яхты и пестрые прогулочные лодки с подвесны­ми моторами. Цветные канаты тянулись к оранжевым буям.

Ни одно суденышко не должно пройти без досмотра в направлении моря. Будь то убогая, провонявшая рыбным соусом пирога с надстройкой из дранки или плавучая дача, начиненная электроникой. Палавек, унесший ноги от чиенгмайской полиции, находился в городе и, вне сомнения, ис­кал лазейку в море.

В Бангкок из Чиенгмая Рикки Пхромчана и Чудоч Утта­мо вылетели на рассвете «педальным» самолетиком, вымо­тавшим болтанкой над горами. Накануне, через полчаса по­сле их убытия из гостиницы «Чианг Инн», комиссар позвонил в общежитие, где ночевали гости из центра, и со­общил о трюке с переодеванием трупа телохранителя «очень важной особы». Запрошенные полицией командование ска­утов и армейские офицеры, отвечавшие за патрули оцепле­ния города, сообщили, что никаких частных автомобилей не выпускали. Дали строжайший приказ не пропускать их и впредь без согласования с полицией.

Поскольку после двадцати ноль-ноль из Чиенгмая вые­хал один автобус на Бангкок — от гостиницы «Токио», — дали сигнал тревоги по его маршруту. Перехватить автобус из-за нерасторопности связистов сумели только перед его отходом из Сарабури. Водитель и кондуктор показали, что действительно ехал из Чиенгмая наголо выбритый пассажир в светлом вечернем пиджаке со следами потасовки. Оба опоз­нали портрет-фоторобот Палавека. Водитель сказал также, что случайно приметил, как переодевшийся в крестьянскую рубашку и шорты пассажир нанимал такси — «тойоту» с мя­тым бампером. Посты дорожной полиции перехватили так­си на выезде из Самутпракана. Ехал другой пассажир. Самутпраканское отделение дало тревогу.

Рикки Пхромчана сумел открутиться. Он поступил так, как делал в армии, когда операция срывалась: валил неудачу на других, в данном случае на чиенгмайского майора, аген­тура которого, вместо того чтобы тихо-мирно пасти ино­странца, бросилась за бандитом, не предупредив его, лейте­нанта Рикки Пхромчана. Разнос достался чиенгмайцам, а лейтенанту Пхромчана полковник наказал докончить дело в Самутпракане. Из всех возможных позиций перехвата бег­леца Рикки выбрал последнюю — порт.