Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

Ботинки с брезентовым верхом жали. Палавек надрезал кинжалом кожаные носы. Пальцы высовывались, но в тем­ноте сходило. До встречи с Цзо оставалось меньше получаса.

На пересечении Рачждамнен-роуд с западной стеной ци­тадели Палавек помахал армейскому «джипу». Перед лейте­нантом рейнджеров в бортовой защелке торчал карабин М- 16. В каске, зажатой между бутсами, грудились помидо­ры. Свет приборной доски выхватывал срезанный подборо­док с редкими волосками и нагрудную нашивку с обозначе­нием разведотдела. Блеснули очки. Палавек поднял ладонь к шляпе.

—     Штабной сержант Креанг, господин лейтенант. Рота прожектористов.

—   Вижу. Что нужно?

—     Если по пути, помощи. Нуждаюсь в перемещении в район бараков Кавила, в расположение транспортного отде­ла...

Дремавший на заднем сиденье солдат в голубом берете, пахнувший потом и рыбным соусом, на поворотах навали­вался жирным боком на Палавека.

Фонарики цветным прямоугольником обрамляли дверь «Джимкхан-клуба». Овальная площадка перед заведением едва освещалась. В углу ее проглядывалась серым пятном палатка детоксикационного поста.

«Крайслер-ньюйоркер» подъехал не от центра, со стороны моста Манграй, а по дороге с вокзала. Медленно сделал круг по площадке, высвечивая фарами штабель носилок, сани­тарную машину, мотоциклы, бугорки спальных мешков с солдатами, груды противогазных коробок. Две Палавек по­добрал для себя и Цзо.

Машина притормозила у входа «Джимкхан-клуба». Цвет­ные фонарики отразились в лакированном крыле.

В небо с шипением пошли зеленые ракеты. Их запускали от палатки с пятисекундным интервалом. Словно по сигналу атаки, Палавек, надев противогаз, в несколько прыжков ока­зался у перламутровой машины. Застучал костяшками пальцев о стекло со стороны водителя, приткнувшись к окну так, чтобы явственно различались форма и противогаз.

Водитель нажал кнопку управления стеклом. Едва оно утопилось, Палавек ударил водителя в темя рукоятью «беретта-билити», одновременно другой рукой поднимая кноп­ку блокировки дверей. Выдернул водителя и сбросил вниз. Ринулся внутрь машины, ударившись больно о руль. Пере­гнувшись, утопая коленями в податливом подлокотнике, ткнул парабеллум в лицо Майкла Цзо на заднем сиденье. Подняв нижнюю часть маски, сказал по-английски:

—   Майкл Цзо, шевельнетесь — я пристрелю вас. Вот противогаз. Наденьте и переберитесь, не выходя из машины, на сиденье водителя. Вы отвезете меня в район подстанции на окружной. Там выберете для себя место умереть...

В салоне отвратительно запахло.

—   Сколько вы хотите за мою жизнь, господин Палавек?

—   Цена одна. Ваша жизнь... Перебирайтесь за руль.

—   Есть другая жизнь, которая стоит дороже.

—   Чья же?

—   Того, кто приказывал мне действовать...

«Крайслер-ньюйоркер» с автоматической коробкой пере­дач бесшумно и мягко катил по асфальту. Если бы не мель­кание темных контуров домов и редких фонарей, можно было подумать, что они не двигаются.

У моста Наварат на реке утюгами лежали два монитора. Пост скаутов просветил машину прожектором. Палавек при­жал к паху Цзо «беретта-билити». Приметив форму и проти­вогазы, патруль приветственно помахал.

—     Поворачивайте к этому человеку, — сказал Палавек.— Только помните: попытка оторваться — пуля...

«Отсрочку выиграл, — подумал Цзо. — Два выстрела у него были в Бангкоке. Звонивший во время осады мондопа комиссар сказал, что четыре он сделал в Ват Дой Сутхеп. Значит, в обойме его тринадцатизарядного осталось семь патронов. Удалось бы их вытянуть... Не следовало бы выез­жать, зная, что Палавек вырвался из мешка... Соблазнитель­ная бесовка оказалась подсадной...»

Досада и страх вновь переполнили его. Он не владел со­бой. То, что случилось с желудком, едва он узнал в сержанте с противогазами Палавека, продолжалось. Может, помог бы стакан виски.

Цзо вел машину, не замечая дороги. Семь патронов... Виски... Клятва под противоправным нажимом... Он не мог бороться с силой. Страх парализовал и волю, и опыт.

Полыхнула в темном небе кроваво-красная надпись гос­тиницы «Токио». На Лой Кро-роуд, на углу парка, в середине которого высвечивались стилизованные под пчелиные соты окна гостиницы «Чианг Инн», пришлось пережидать, пока вытянется в направлении квартала административных служб колонна скаутов и рейнджеров в противогазах. Шли вразброд, потеряв ногу. Разведывательный взвод двигался кошачьим шагом, полупригнувшись. Показушничали...

Цзо теперь и стошнило на руль. Он безостановочно икал. Страх гангстера подбадривал Палавека. Он предвидел охран­ников на пути к главному воротиле. У него оставалось девять патронов. Один — Майкла Цзо. Восемь — на полную битву... Противогаз не предохранял от мерзости, которой пропах салон.

Палавек вылез из «крайслера-ньюйоркера» вслед за Цзо, в ту же дверь, передвинувшись со своего сиденья, утопая солдатскими бутсами в его мякоть. Противогазы они стяну­ли. Бой в позументах и аксельбантах, вышколенно не заме­чая мокрых штанов Цзо, подался услужливо к ним. С дивана у ручейка, омывавшего холл гостиницы между кадками с пальмами и кустами, выдавились, привстав, полупоклоном  отметились у Цзо трое в кремовых смокингах. Верхушки деревцев, растущих из пола, перехлестываясь, упирались в зеркальный потолок, в котором отражались ручей с черепа­хами и цветными рыбками, вся растущая зелень и белые суматранские попугаи в вольере.

Администратор за стойкой по кивку Цзо нажал клавишу у телефонного пульта. Бесшумно раздвинулись створки бо­кового лифта. Никаких кнопок внутри. Кабина пошла.

Створки раздвинулись в ярко освещенном коридоре из грубых цементных плит. Швы с подтеками черного раство­ра. Ворсистый пол глушил шаги. Палавек ухватил Цзо за брючный ремень.

Выдвинувшемуся из бронированной двери человеку в по­лосатом свитере и вязаной шапочке, с автоматом «Узи» на локте, Цзо бросил единственное слово:

— Представится.

Они вошли в комнату, где удлиненную стену занимало зашторенное окно. Густой аромат алтарных воскурений сто­ял в спертом воздухе. Жертвенные палочки тлели перед час­токолом лакированных табличек с инкрустированными иероглифами имен предков. Коричневый письменный стол перегораживал противоположный алтарю угол, образуемый блочными цементными стенами, до половины зашитыми в деревянные панели. В жестком кресле, едва касаясь коротки­ми ногами подставки-скамеечки, корчился за столом над тазом-плевательницей глубокий старец в стеганом халате со стоячим воротником. Булькающий кашель дергал иссох­шую шею, сотрясал плечи и узкую спину так, будто в хилом теле что-то кипело.

Натужно отхаркавшись, старик поднял овальную голову. Крапины старческих веснушек обсыпали пергаментное ли­цо. Губы обесцветились и утончились так, что линия рта почти не выделялась в паутине морщин.

Вошедший следом охранник с «Узи» убрал плевательни­цу со стола под алтарь предков.

Ни телефонов, ни других средств сигнализации зритель­но не обнаруживалось. Спрятаны в панелях?

Палавек кивнул на охранника.

—     Выйди, — сказал Майкл Цзо на кантонском диалек­те. — Можешь не беспокоиться, я здесь.

Охранник покосился на его брюки. Старик молчал. Видел ли?

Бухнула бронированная дверь за человеком с «Узи».

—   Меня зовут Йот, — сказал Палавек, переходя на приня­тый у них язык.

Старик игнорировал всех. Он игнорировал и парабеллум, который Палавек, отступая к двери, направлял теперь попе­ременно на Цзо и его хозяина. Расчет простой — огонь от­крыть от косяка, тогда человек в свитере, бросившись на выстрелы в комнату, окажется с незащищенным флангом.

Старик тускло воспринимал происходящее. Гудение мо­шек давным-давно, десятки лет, не тревожило его ушей. Па­лавек оставался мошкой, прихлопыванием которых занима­лись люди, специально нанятые для этого. Такие, как Йот, в этой комнате обычно не появлялись. К Самому старшему брату «Союза цветов дракона» обращались только высокие персоны. Такие высокие, с чьей волей приходилось считать­ся миру. Как он ненавидел их! Всю жизнь...

Там, где стоит ничтожный Йот с пистолетом, никому не страшным, помутневшие от времени глаза Самого старшего брата три часа назад видели другого человека — с приколо­тым к карману рубашки крестиком и называвшего себя ка­пелланом. Непочтительно держался, хотя бегло говорил на кантонском наречии, единственном, которое понимал ста­рик.