За СССР. Старик на ринге - Никита Андреевич Борисов

будучи взрослой женщиной, она снова ощутила себя нашкодившей девчонкой.

— Мама бы тебе всыпала за такую выходку, — тихо сказала Елена, и её голос дрогнул. — Она всегда говорила, что ты упрямый как осёл.

— И любила меня за это, — мягко ответил Воронин. — Присядь, Ленка. Чаю выпей. Поговорим.

Вся семья расположилась за кухонным столом. Юрий, муж Натальи, молча наливал чай. Алексей сидел рядом с дедом, как телохранитель, готовый в любой момент встать на его защиту. Наталья и Елена устроились напротив, и их лица выражали сочетание тревоги, раздражения и бессилия.

— Папа, я понимаю твои чувства, — снова начала Наталья, уже спокойнее. — Ты гордишься своим прошлым, своими достижениями. Но нельзя вечно жить воспоминаниями. Ты пожилой человек...

— Старик, — поправил её Воронин с усмешкой. — Не нужно подбирать слова. Я знаю, сколько мне лет.

— Хорошо, — кивнула Наталья. — Ты старик. С целым букетом возрастных заболеваний. Артрит, гипертония, последствия контузии. В твоём возрасте люди сидят на лавочке у подъезда, а не выходят на ринг против профессиональных боксёров.

— Вот именно! — подхватила Елена. — Папа, я вообще не понимаю, как ты прошёл медкомиссию! Наверняка эти бюрократы из Спорткомитета всё подделали! Им ведь главное — шоу устроить!

— Лена, — спокойно сказал Воронин, — ты не на митинге. Успокойся.

— Я не успокоюсь! — вскинулась Елена. — Не тогда, когда мой отец идёт на верную смерть ради... ради чего, пап? Ради чьих-то политических игр?

Воронин вздохнул и отпил чай. Затем медленно поставил чашку и обвёл взглядом родных.

— Послушайте меня внимательно, — сказал он тихо, но твёрдо. — Я прожил долгую жизнь. Видел много всякого — и хорошего, и плохого. Пережил войну, которая забрала моего брата и многих друзей. Стал чемпионом, когда страна только поднималась из руин. Вырастил двух прекрасных дочерей и внука. Похоронил любимую жену...

Он сделал паузу, собираясь с мыслями.

— За всё это время я понял одну простую вещь: жизнь имеет смысл, только когда ты делаешь то, что считаешь правильным. Не то, что удобно. Не то, что безопасно. А то, что правильно.

— И выйти на ринг против молодого чемпиона в твоём возрасте — это правильно? — с горечью спросила Наталья.

— Да, — просто ответил Воронин. — Потому что речь не о победе, дочка. Речь о том, чтобы показать — мы не боимся. Что мы можем встать и принять бой, даже когда шансов нет. Как под Сталинградом.

— Но это не война, пап! — воскликнула Елена. — Это спорт!

— Всё — война, — неожиданно жёстко сказал Воронин. — Просто формы разные. Сегодня они бьют по нашему престижу, завтра начнут бить ракетами. А наша задача — показать, что мы стоим твёрдо.

Повисла тяжёлая тишина. Каждый понимал, что спор бесполезен. Воронин принял решение, и изменить его уже ничто не могло.

— Юрий, — неожиданно обратился Воронин к зятю, — ты-то что думаешь? Сидишь молчишь.

Муж Натальи поправил очки и откашлялся.

— Я... я военный человек, Михаил Петрович. Понимаю долг и честь. Но как муж вашей дочери и как человек, который вас уважает... я бы предпочёл, чтобы вы не рисковали здоровьем.

— Спасибо за честность, — кивнул Воронин. — Но решение принято.

Елена вдруг вскочила, глаза её наполнились слезами.

— Ты всегда был таким! — закричала она. — Всегда всё решал сам! Никогда не считался с нашими чувствами! Даже когда мама умирала, ты был на своих дурацких сборах!

— Лена! — одёрнула её Наталья. — Не смей!

Но Елена была слишком взвинчена, чтобы остановиться.

— Она лежала и спрашивала о тебе! А ты был далеко, тренировал своих чемпионов! Теперь вот снова — тебе плевать на нас! На то, что мы будем чувствовать, глядя, как тебя избивают на ринге!

Лицо Воронина окаменело, в глазах появилась боль. Эта старая рана никогда полностью не затягивалась. Девять лет назад, когда его жена Клавдия умирала от рака, Михаил Петрович действительно был на сборах в Алма-Ате с молодёжной сборной. Врачи говорили, что у неё есть ещё месяц, но она ушла внезапно, за несколько дней. Он не успел попрощаться. И Елена, всегда была маминой дочкой, так и не простила ему этого.

— Достаточно, — тихо, но твёрдо сказал Воронин. — Я понимаю твою боль, Лена. Но не нужно бередить старые раны.

Елена закрыла лицо руками и выбежала из кухни. Через несколько секунд хлопнула входная дверь.

— Я пойду за ней, — сказала Наталья, поднимаясь. — Она расстроена.

— Иди, — кивнул Воронин. — Объясни ей, что я не держу зла. Она права в чём-то. Я не всегда был хорошим отцом и мужем.

Когда Наталья ушла, на кухне остались только Воронин, Алексей и Юрий. Мужчины молчали, понимая друг друга без слов.

— Деда, — наконец сказал Алексей, — я буду с тобой. Что бы ни случилось.

— Знаю, сынок, — Воронин положил руку на плечо внука. — На тебя я всегда мог положиться.

Глава 5

Несмотря на протесты родных, Михаил Петрович приступил к тренировкам на следующее утро. Время было ограничено — всего два дня до боя, но старый боксёр знал, что важнее разогреть мышцы и вспомнить основные движения, чем изнурять себя серьёзными нагрузками.

Они с Алексеем отправились в старый боксёрский зал спортивного общества "Динамо", где Воронин когда-то тренировался сам, а потом тренировал других. Зал мало изменился за прошедшие годы — те же потёртые мешки, те же скрипучие полы, тот же запах пота и кожи.

— Как в молодость вернулся, — пробормотал Воронин, входя в раздевалку.

Старые тренеры и работники зала встретили его с уважением и некоторой опаской. Все уже знали о предстоящем бое, и мнения разделились: кто-то восхищался смелостью ветерана, кто-то считал затею безумием.

— Михал Петрович, не шутите с этим делом, — сказал седой администратор, пожимая ему руку. — Этот американец — зверь. Двадцать пять нокаутов.

— И что? — усмехнулся Воронин. — У меня тоже в своё время было немало.

Разминка началась с лёгкой растяжки. Алексей внимательно следил за дедом, готовый в любой момент прийти на помощь. Но Воронин двигался на удивление легко для своих лет. Годы тренировок и дисциплины не прошли даром — его тело, пусть и утратившее былую силу, сохранило гибкость и координацию.

После