Я вам не ведьма! - Алексеенко Ксения

Салатонне покачал головой.

– Я лучше посижу тут. Мало ли, опять решу пройти кружным путем, но найду здесь уже твой хладный труп? Аката мне не простит.

– Верно… Лучшие годы жизни – впустую, – улыбнулась я. – Вы ей… кто?

– Никто. Просто колдуны и ведьмы все хоть шапочно, да знакомы, – пожал плечами Салатонне, – нас не так много. Я старше твой тети на пару лет, мы учились бок о бок, иногда пересекались, знали друг друга в лицо, вот и все. А когда наши дети связались друг с другом, пришлось завести знакомство поближе.

Он так просто сказал «наши дети». Как долго он заботился о Щице после поспешного бегства его отца? Щиц не врал, когда рассказывал мне свою историю; циркач Салатонне же в последние годы болтался по стране, всплывая в газетных сводках то тут, то там, он не мог быть «отцом в Шене». И правда – всего лишь друг отца? Учитель?

Учитель, который говорит «мой ребенок», сам того не замечая? Насколько же ты к этому ребенку, который в распрямленном виде, наверное, головой в потолок упирается, привязан?

И почему появился только сейчас?

Я хотела спросить об этом, но понимала, что вряд ли могу рассчитывать на откровенность. К тому же это дела его и Щица, и я не видела особенной необходимости в них лезть. Удовлетворить любопытство? Про юную тетеньку мне было бы куда интереснее послушать.

– Тетенька, она… всегда была такой, да?

– Ну… – протянул Салатонне, – у меня не лучшая память, но я смутно припоминаю чей-то день рождения, где она умудрилась получить корону Королевы Пива. Тогда в «Зеленых Бесах» еще не так разбавляли, и это можно было пить… Впрочем, тебе только предстоит это увлекательнейшее исследование.

Что может быть увлекательного в исследовании окрестных пивных? Я фыркнула.

– Трудновато поверить.

– Просто она оставила ее здесь. Вместе с преподаванием, – После долгих обшариваний карманов Салатонне извлек на свет измятую конфету и скептически ее оглядел. – Как думаешь, она испортилась?

– Я бы не рискнула.

– Да? – он загрустил. – А я хотел отдать ее тебе. Ничто так не помогает, как сладкое. Вот, держи, – он вложил конфету мне в ладонь и сжал мои пальцы в кулак, – кто не рискует, тот не жует? Или вроде того, ну.

– Вы похожи. С Щицем. Немного.

– Да ладно? – Салатонне вытянул перед собой руки и с удивлением воззрился на испачканные в растаявшем шоколаде ладони. – Быть не может.

– Не… внешностью. Повадками, что ли.

Так же, как я хотела поговорить о тетеньке, он хотел поговорить о Щице; я приняла это как сделку. К тому же я говорила правду.

– Вот как!

– Что вы хотите для него сделать? – спросила я.

– Ты тоже похожа на свою тетку, – улыбнулся Салатонне, и улыбка эта – улыбка уставшего и многое повидавшего человека, – удивительно не шла к его фальшивому мальчишескому лицу, – ты спрашиваешь напрямую.

– У меня в арсенале есть два подхода: папенькин и тетенькин, но для папенькиного мне не хватает богато накрытого стола и пары бутылей домашнего вина по секретному рецепту нэйе Улины, – лучезарно улыбнулась я и добавила: – А больше всего не хватает времени.

– Я бы хотел, чтобы он мог закончить обучение, – серьезно сказал Салатонне, – он ведь очень талантливый парень. Я хотел бы, чтобы ему не мешали грехи его отца и мои. Я мечтатель по натуре своей…

– И потому стали мошенником по профессии?

Я не могла его не поддеть.

– Я продаю людям мечту – кто виноват, что мечтают они о глупостях?

– Типа той русалки?

– Никто не должен был увидеть шва: я же не знал, что мне на пути встретится одна маленькая любопытная ведьма, которой нипочем мороки? – Он слегка нажал пальцем мне на кончик носа, возвращая мою выходку в самом начале нашего знакомства.

– Я вовсе не ведьма, – надулась я, – я просто… жертва обстоятельств.

– А вот это ты зря, – нахмурился Салатонне, – никто не пожелает своему ребенку быть жертвой. Лучше уж ведьмой. И я не исключение. И твоя тетя тоже.

– Сомневаюсь, – буркнула я.

Но уточнять не стала. Зачем совершенно постороннему человеку знать, что меня, возможно, преследует с не самыми благими намерениями родная и вся такая исключительная бабушка? Он расскажет тетеньке, та забеспокоится… или, что хуже, не поверит.

Неверие Онни я могла пережить, она ведь всего лишь преподает мне математику; а вот тетенька… я не знала, чего боялась больше – ее за меня беспокойства или ее ко мне безразличия.

Я перевела тему.

– А если быть реалистом?

– Надеюсь, у тебя будет возможность вывезти его за пределы академии и снять заклятие, – пожал плечами Салатонне, – когда-нибудь. Самостоятельно или с моей помощью… Я ведь тоже кое-что умею. И друзья у меня есть…

– Хотите и его научить бегать? Звучит как-то… не очень законно.

– Видимо, необходимость бегать – его родовое проклятие.

– Он ведь не согласится, – фыркнула я, – и вы это отлично знаете. Никогда не встречала бегуна бездарнее.

– Ты его уговоришь.

– Я?

– Не я же, ну. Твой фамильяр, тебе и уговаривать. Мы с Акатой договорились, что она выбьет для тебя разрешение уехать и устроить какой-то там ваш бал…

Я мысленно пролистала календарь, покосилась на весеннее солнышко.

– Разве что Летний.

– Ну, Летний. Какая разница?

Я постаралась не показать, как задело меня это безразличие. Мне нравились балы. Вот достал бы он тысячу слонов для своего цирка, а я сказала бы: «ну, слоны»… вот тогда бы он меня понял!

Но мне не было нужно, чтобы Салатонне меня понимал. Я спросила:

– А что мне за это будет?

– Что?

– Я не спрашиваю, как вы договорились с тетенькой, но что мне за это будет? Щиц удобный фамильяр, не хочется так просто расставаться.

– Сможешь нормально колдовать?

– Парой лет раньше, парой лет позже…

– И чего же ты хочешь, маленькая хитрая ведьма-вымогательница?

Я задумалась.

– Вашу помощь.

– В чем?

– Вы не поняли. Вы станете моей феей… и у меня будет одно желание. Любое. Потом, когда все кончится и Щиц выпрямится. Однажды я смогу попросить вас о чем угодно. В любой момент. Сразу после. Через год. Через десять лет. Сделка?

Я протянула руку, оттопырив мизинец. Когда я читала про этот способ магических клятв, так смеялась: подумать только, детишки, оказывается, творят магические клятвы и не замечают! Был еще вариант с плевком на ладонь, но этот мне показался куда гигиеничнее.

Конечно, я собиралась отпустить Щица при любой возможности, но не стребовать с его заботливого опекуна услугу, когда он чуть ли не сам меня об этом попросил – это было выше моих сил.

– Аката говорила, что ты чуткий, милый ребенок и…

– …жуткая растяпа, – продолжила я за него с невиннейшим видом.

– Вроде того.

– Что бы тетенька обо мне ни думала, я никогда не была жертвой, – фыркнула я, – ну как, по рукам, или я поползу отсюда?

– По рукам.

Мы как раз пожимали друг другу руки, когда в беседку быстрым шагом вошел Щиц. В своем настоящем облике, что настораживало, но живой и не квакающий, что, учитывая привычку Онни превращать неугодных учеников в жаб на пару-тройку часиков до выяснения всех обстоятельств, – или до тех пор, пока она не остынет, – очень радовало.

– Стоит мне на секунду отвернуться, и ты находишь себе нового парня, – насмешливо фыркнул Щиц, – надеюсь, хоть этот не будет бегать за мной по всему бараку, упрашивая устроить вам встречу…

Я увидела взгляд Салатонне, устремленный на Щица. В этих глазах плескался целый океан вины.

– У нас чисто деловые отношения, – я встала, покачнулась, но Щиц привычно поймал меня и закинул мою руку себе на шею.

– Она чего-то сбледнула, чуть не отрубилась, и я посидел с ней, пока ты шел, – Салатонне наконец-то взял себя в руки.

Бросаться к ученику с объятиями он не спешил, но это была не моя тайна и не мое дело. Не хочет Салатонне раскрывать свою личность и, что важнее, способен ее от Щица скрыть – что же, это его выбор. Зла он ему не причинит… а уж кому как не мне понимать чужое нежелание объясняться!