Второй кощей (СИ) - Билик Дмитрий Александрович

До Торфяновки мы добрались примерно за час. Витя жил на самом выезде из Выборга, да и дорога оказалась пустой. А Зверь, давно истосковавшийся по водительской руке, будто бы даже ожил, пытаясь ехать быстрее, чем следовало. В общем, когда Витя махнул рукой, я резко ударил по тормозам. Дальше хрен поймешь, где там вообще можно развернуться.

— Вон кафе, видишь?

— Вижу, — признался я.

Ничего примечательного. Современное вместительное заведение, обшитое сайдингом. Можно было даже предположить, что там вкусно кормят. По крайней мере, в это время суток народу порядочно, несмотря на пустые дороги. В любом случае, иных вариантов набить живот здесь я не видел.

— А вон автомойка, — продолжал Следопыт работать экскурсоводом для слепых. — Там у них и есть схрон.

— В смысле, на обычной чужанской мойке?

— Ага. Там даже печатей никаких, чтобы не привлекать внимание. Лишь эта… сигнализация. Но ее можно и хистом вырубить.

— Угу, какой хитрый, тебя же потом по этому промыслу и срисуют.

Витя потупил взор, и я понял, что на это и был основной расчет Следопыта. Ну да, ну да, даже если занимаешься с рубежником общим делом, никогда нельзя сбрасывать со счетов, что тебя могут подставить или кинуть. Как я мог про это забыть?

— В общем, я тебе все показал. Послезавтра вэтте собирают караван в Выборг из Хамины. Две машины.

— Ты откуда знаешь?

— У меня свои связи, — уклончиво ответил Следопыт. — Когда они выедут, мой человек позвонит. А я позвоню тебе. Ты же сделаешь все основное. Приедешь, дождешься и заберешь.

— Понял, принял, — ответил я, сдерживаясь, чтобы не вмазать Вите. Но ничего, за меня Прошка отомстит. Со временем. Мне так почему-то казалось.

— Артефакты делим пополам.

— Две трети моих, одна твоя, — возразил я. И прежде, чем Следопыт открыл рот, добавил. — Если не согласен, давай разъедемся. Торговаться я не буду.

Витя много что мог сказать. Но не стал. Понимал, что находится в патовой ситуации. Лишь кивнул, после чего мы заключили договор и поручкались. Правда, это были не все пакости от моего стола Витиному. Доехав до Большого Поля, я остановился на обочине.

— Поймаешь попутку, мне тут заехать кое-куда надо.

Витя опять промолчал и согласно кивнул. Да и что ему напрягаться — просто руку поднял, хист выплеснул — и выбирай авто на свой вкус. Я же свернул с трассы в ближайший магазин, взяв плетенку с маком, слойку с яблоком и прочую сдобу. Конечно, все упаковано в фабричный целлофан и не чета тем свежим кренделям, которые я привозил лешему раньше. Но тут уж не до жиру. Чем богаты.

До нужного пня я мчал так, словно от этого зависела собственная жизнь. Зато когда остановился, долго не решался выйти. Будто боялся грядущего разговора.

— И чего мы сс… здесь делаем? — наконец пришла в себя Лихо.

— К старому другу приехал. Ты не против, если посидишь в машине?

— Сс… — многозначительно прошипела Юния. Я же счел это за «да».

Сам же вышел из авто, подошел к пню и стал бережно распаковывать выпечку. Даже не заметив, в какой момент появился леший.

Батюшко стоял, упершись в дерево и хитро посматривая на меня. Выглядел он отменно. Наверное, даже лучше, чем в первую нашу встречу. Получается, вернулись силы после всех перипетий с водяными.

— Ты только мусор вот этот за собой убери, — указал он на обертки. — А то больше всего не люблю этих, которые придут, расстелятся на полянке, поедят, а потом по сторонам все разбросают.

— Батюшко!

Я сам не понял, как подскочил к нему и обнял. Да так, что леший стал удивленно покряхтывал.

— Да будет тебе, будет, — сначала словно бы сопротивлялся главный над лесной нечистью, да потом все же успокоился.

Даже сам обнял меня. И от его руки пошло такое тепло и спокойствие, что не хотелось никуда уходить.

— Силен стал, почти кощей. Думал, спину сломаешь. Зачастил, смотрю. Не к ларю ли опять?

Я отрицательно помотал головой. И только теперь голос лешего из шутливого стал серьезным.

— Глаза-то я смотрю на мокром месте. Что такое, муторно на душе?

— Муторно, — признался я.

— Ну так садись рядом, рассказывай.

Он мягко отодвинул меня от себя и плюхнулся на поваленный ствол дерева. Которого точно здесь не было еще минуту назад.

— Как понять, правильно ты делаешь или нет?

— Ох, Матвей, вот не соскучишься с тобой, — усмехнулся леший. — То ты сам говоришь, что все знаешь и умеешь. То приходишь с такими вопросами. Да разве можно понять? Каждый человек или нечисть, если уж совсем не пропащий, всегда думает, что поступает правильно.

— Так ли уж каждый?

— Каждый. Даже взять того же Большака. Думаешь, он от злобы такой? Да нет, воспитали подобным образом. И то Большак считает, что для своих чертей он добрый батька. И даже если худо с ними поступает, то лишь для того, чтобы уму-разуму учить. Это что за невидаль такая, черная внутри?

— Слойка с маком.

— Вкусная какая. А то ты все крендели, да крендели. Я уж и сказать тебе стесняюсь, что приелись они мне.

— А что делать, если я точно знаю, что мой поступок будет плохим?

Леший усмехнулся, утерев рот:

— Вот скажи, часто плохой человек себе подобные вопросы задает? Вот то-то и оно, что нет. А ты, смотри-ка, даже страдаешь. Сдается мне, на распутье ты находишься. И не знаешь, в какую сторону пойти. Но я тебе так скажу — я много рубежников повидал. А такого как ты, первый раз встречаю. Может, и ошибаюсь. Вдруг вскружит тебе хист голову. Собьет с пути. Однако пока до этого далеко. Сколько бы рубцов ты ни получал, а все равно человеком остаешься.

Я тяжело вздохнул.

— Ну, если тебе так тяжко на душе, ты расскажи. Глядишь, и правда советом каким помогу. Все-таки опыт какой-никакой у меня есть.

Мне будто только того и надо было, поэтому я сразу стал говорить. С самого начала — про Васильича, его сына, судьбу Фекоя, полукриминальное дело, которое будто бы само подвернулось. Леший слушал внимательно, перебив всего лишь раз. И то ради того, что поинтересоваться, с какой начинкой пирожок.

— Стяжательство и татьба — это, конечно, дело дурное. Я подобное не приветствую. Однако как сказал ты про сына и отца, у меня сердце кровью облилось. Знаю я, что такое детей терять. Пусть давно это было, да и детки не мои, чужие. Сам понимаешь…

Я молча кивнул.

— Что до нечисти, так ты по поводу вэтте не переживай. Эти хуже чертей, тоже клейма ставить негде. Только если черти народ простой, бесхитростный, чухонцы все наперед считают. Вот ты говоришь, с тобой они всегда честно себя вели. Так то лишь для собственной выгоду. И запомни, вэтте в убыток никогда торговать не будут. От тех артефактов они не обеднеют. Единственнее, будь осторожен. Не верю я, чтобы они свои вещи просто так без надзору оставили.

— Про это я уже думал.

— И после аккуратнее будь. У них много людей и нечисти. Продавать надо лишь проверенному торговцу. А я, слышал, у тебя проблемы в Выборге с этим.

— Ты-то откуда знаешь?

— Земля слухами полнится. К воеводе вэтте, конечно, не пойдут. Но все же, поберегись. Лишним не будет.

Вообще, про то, куда сбывать шкуру еще неубитого медведя, я даже не думал. Пока остановился на моральных угрызениях совести.

— Меня вот другое беспокоит, Матвей. Я в том, ином мире, не бывал, конечно. Но многое о нем слышал от рубежников, что по моим лесам гуляли. Вроде как Изнанка просто так ничего не делает. И если отметила кого проклятием, то, возможно, были на то свои причины. В тебе вот она сразу хорошего человека разглядела.

— Бывает так, что мы становимся плохими под влиянием обстоятельств.

И сразу вспомнил про Лео. Вот уж на что положительный персонаж, а тоже проклятый.

— Так-то оно, конечно, так, — вроде согласился леший. — Только поставь того Рехона на свое место. Вот скажи, долго ли бы тот сомневался и думал? Страдал ли перед выбором?

— Так или иначе, я должен ему помочь. И Федору Васильевичу.

— Ну вот и вернулся Матвей, которого я знаю, — весело хлопнул себя по коленям леший, поднимаясь на ноги. — А то, батюшко, помоги, батюшко подскажи, так ли поступаю, батюшко? Будто ивашка какой.