Саша Черный - Собрание сочинений. Т. 1

«Здесь в комнате тихо, а там, за стеклом…»*

Здесь в комнате тихо, а там, за стеклом,По мокрому саду в веселии злом         Катается ветер упругий.Свистит и лохматит больные кусты,У хмурых грачей раздувает хвосты,         Гнет клены в покорные дуги…

Взлетают иззябшие листья снопом,И в небе бездонном, и в небе слепом         Мелькают, как дикие птицы.Метутся безумные волосы ив…В малиннике дикий предсмертный извив,         Дождь мечет жужжащие спицы.

За тучами бурый закат без румян.На клумбе дрожит одинокий бурьян.         Стекло дребезжит и трепещет.Но странно… Из сада, где буря и мгла,Вдруг тихая бодрость мне в душу вплыла         И в сердце задумчиво плещет.

Под низкий, несдержанный яростный гуд,Как рыцари, смелые клятвы встают,         И дали все шире и шире…Знакомые книги мерцают вдоль стен,Вчерашние дни, как бессмысленный плен.         Как старые, ржавые гири.

ВОРОБЬИНАЯ ЭЛЕГИЯ*

У крыльца воробьи с наслаждениемКувыркаются в листьях гнилых…Я взираю на них с сожалением,И невольно мне страшно за них:

Как живете вы так, без правительства,Без участков и без податей?Есть у вас или нет право жительства?Как без метрик растите детей?

Как воюете без дипломатии,—Без реляций, гранат и штыков,Вырывая у собственной братииПух и перья из бойких хвостов?

Кто внедряет в вас всех просвещениеИ основы моралей родных?Кто за скверное вас поведениеИсключает из списка живых?

Где у вас здесь простые, где знатные?Без одежд вы так пресно равны…Где мундиры торжественно-ватные?Где шитье под изгибом спины?

Нынче здесь вы, а завтра в Швейцарии,—Без прописки и без паспортовРаспеваете вольные арииМиллионом незамкнутых ртов…

Искрошил воробьям я с полбублика,Встал с крыльца и тревожно вздохнул:Это даже, увы, не республика,А анархии дикий разгул!

Улетайте… Лихими дворянамиВ корне зло решено ведь пресечь —Не сравняли бы вас с хулиганамиИ не стали б безжалостно сечь!

ФЛОРЕНТИЙСКИЙ ДЕНЬ*

         «Здравствуй, бронзовый кабан,—         Помнишь сказку Андерсена?»         Я погладил скользкий стан,         Преклонив в душе колено…Ступеньки, — за ними веселенький ад:Соломенный рынок в тени колоннад.

         Соблазнительнейший рынок,—         Даже мутно в голове:         Вееров, панам, корзинок!         А в кармане… лиры две.Дородные донны зовут к ларькам:«Что, милый синьор, угодно вам?»

         Мне угодно? Боже мой…         Ничего. Вот смех, ей-богу,—         Ведь в России, там, зимой         Так желаний было много!Насупились донны. Без четверти час…Налево иль вправо пойти мне сейчас?

Здесь обед торжественней мистерии,Здесь я принц за два четвертака.У хозяйки крошечной остерииОт усердия волнуются бока.

За окном, как чудо, Ponte Vecchio.Зеленеет мутное Арно.Мыслю. Ем. Смотрю. «Эй, человекио,Отчего сегодня пьяное вино?»

Хмель — смычок. Грудь стала легкой скрипкою,Струны из моих горячих жил…Не с кем чокнуться… Я вспомнил вдруг с улыбкоюВсех богинь, которым я служил.

Если б их сюда, на Ponte Vecchio.Парами построить и гулять…Вот бы было счастье!.. «Человекио,Помоги-ка мне, голубчик, встать».

         Лег на прохладный подоконник.Над маленькою площадью — луна…Прошел, шурша сутаною, каноник.И скрылся. Тишина.

         Напротив, под старинною колонной,Мигают над тележкою рожки:Белеет мальчик, резко освещенный.Алеют сочные арбузные кружки…

         Как бабочка ночная, замираю…Смотрю голодными глазами за окноИ радость жизни медленно впиваю,Как редкое, бесценное вино.

В СТАРОМ КРЫМУ*

Над головой белеют сакли,Ай-Петри — глаз не отвести!Ряд кипарисов в пыльной паклеТорчит вдоль знойного пути.         Над сизой чащей винограда         Сверкает известью ограда.Сижу и жарюсь… Вот и всё.

Бока — обломовское тесто…Зной расплавляет горизонт.Лениво, не вставая с места,Влюбляюсь в каждый дамский зонт.         Глотаю бусы виноградин,         Бью комаров, свирепых гадин.Смотрю на море… Вот и всё.

Рычит сирена… Меркнет море.Дым томно к облаку плывет.Пузатый шмель — и тот в МисхореИспанским тенором поет…         Съел виноград. Вздремнул немножко.         Ем дыню роговою ложкой…Курю и мыслю… Вот и всё.

Зире! Лукавая татарка!Раздвинь-ка над верандой тент.Смеется… Дьявол! Ей не жарко…Скрипит натянутый брезент.         Освобождаю тыл из кресла.         В халат запахиваю чресла…Иду купаться… Вот и всё.

<<1911>>?

<1923>

НОЙ*

(поэма)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

         Они кричали: «Эй, старик!Смотри, как знойны наши жены!Завидно, правда? Иль отвык?Что ж ты молчишь, петух бессонный?»Но Ной, полузакрыв глаза,Шел мимо, скорбно и сурово,И не гремело, как гроза,В ответ бичующее слово.Дивились люди: Ной умолк!Давно ли, гневный, на закатеОн, обходя шатры, как волк,Метал в них молнии проклятий…Глупец! Лишь Иафет и СимСтрашились старческого лая,Да дети бегали за ним,Его проклятья повторяя…Помет летел ему в лицо,А жены, тешась пляской смелой,Сплетались вкруг него в кольцоИ с визгом обнажали тело…Когда в смущенье перед нимСмолкали песни и тимпаны?Лишь Иафет и толстый СимБегут веселья, как бараны…Но Ной замолк — и в первый раз,Хоть вслед хула летела градом,—Печаль полузакрытых глазВлилась в их души темным ядом.

         Народ собрался у колодца,Где Хам за камнем сладко спал.«Хам, Хам, вставай!»Хам встал, смеется:«Пришли? Ха-ха! Я вас не звал».Передний пнул его ногою:«Послушай, что со стариком?»Лениво выгнув грудь дугою,Хам звонко щелкнул языком:«С отцом? Ага, теперь скучнее!Ной перестал совать свой нос?Сменяем жен! Твоя тучнее…Тогда отвечу на вопрос».Тот молча взял его за глотку.«Что ты спешишь? — закаркал Хам,—Сим что-то говорил про лодку,Да он не знает толком сам…Подите к Ною — мне не жалко!Я сам сказал бы, если б знал…»Передний замахнулся палкой,Хам дико взвизгнул и удрал.«Эй, Хам, вернись!» Но сук колючийПопал обидчику в висок.Пошли к шатрам. Клубились тучи.Темнел в вечерней мгле песок…А Хам разрыл у камня ямуИ у колодца лег опять.«Ага, ушли! Вернетесь к Хаму!Да только Хам хитер, как тать…»

         Спугнув болтливый круг старух,Под дубом в середине станаСим крикнул, привлекая слух:«Кто даст секиру за барана?»— Толстяк, ведь ты пастух. Зачем? —Смутился Сим: «Не знаю… Надо».— Ого, не знаешь… Спелся с тем! —Орут. Придвинулись, как стадо.— Смотри, бичи разбудят прыть!Иль страх тебе заклеил губы? —«Ной запретил мне говорить»,—Ответил Сим, прижавшись к дубу.— Га, запретил! Молчишь? Постой!Морочишь стан… Дурак, а хитрый!..—Но миг, и хлынули толпойНа зов вдали запевшей цитры.Забыт был Сим, и Хам, и Ной,Смех раскатился до ущелья…Всю ночь стонал там грех хмельной,И, словно смерч, росло веселье.Когда же люди и скотыСвалились на заре устало,Над станом в гулкие щитыЗловеще эхо застучало.Оставив пир, толпой к шатрамМетнулись в диком страхе крысы:Ной с Иафетом, Сим и ХамВ горах рубили кипарисы.

         И днем и ночью Ной и детиСвозили крепкие стволы.Ослы кричали, выли плети,Клубился душный дым смолы.День изо дня, как сон недобрый,Росла громада на холме,И ночью сквозь крутые ребраЛуна сквозила в дымной тьме…Послали самых старых к Ною:«Народ велел спросить, зачем?»Ной повернулся к ним спиноюИ был, как мертвый, глух и нем.Звериный гнев зажег всех в стане:«Огней! Огней! Молчит? Так сжечь!»Текут, как лава… На полянеВдали ждал Ной, прямой, как меч.С холма неслись протяжно стуки.Смолк крик. Как псы, бегут к нему.Но Ной безмолвно поднял руки —И гаснут факелы в дыму.Проклятья, тьма, хула и стоныСлились в слепой ревущий ад,И дети, псы, мужи и женыРванулись в ужасе назад.А сверху Хам, склонясь над долом,В огне костров, как вепрь в крови,Кричал им в бешенстве веселом:«Го-го! Дави, дави, дави…»

         Ли, Иафетова жена,С Ноамою, женою Сима,Следят с холма всю ночь без сна,Как тучи проплывают мимо.Обняв задумчивую Ли,Шепнула робкая Ноама:«Постой, ты слышишь? Там вдалиКак будто крик и хохот Хама?»— Нет, это ветер средь камней…—«Спросила Ноя, что брать в лодку?»— Да. В первый раз за много днейОн улыбнулся. Кротко-кротко…Ноама, спишь? Ах, долго ль ждать?Как будет весело, Ноама!Вчера мне говорила мать,Что мы помчимся к солнцу прямо…—«Она сама не знает, Ли,Никто не знает, кроме Ноя».Шептались жены, а вдалиСветило встало огневое.В долине, в мертвой полумгле,Как море, волновались люди:Вверху на каменном челеСвет солнца возвестил о чуде…Умолкли вскрики топоров.Что на горе? Не стены ль храма?«Ковчег готов, ковчег готов!» —Шепнула робкая Ноама.

         Из горных чащ, вдоль водопадовХам гнал, как скот, со свистом в пленМохнатых скорпионов, гадов,Шакалов, тигров, крыс, гиен…Не страшно! Ной сказал не много:Как стадо коз, всю злую тварьОт паука до носорогаПусть Хам пригонит пред алтарь.И он пригнал. В дверях ковчега,Когда зверье сбивалось в вал,Под хохот падал бич с разбегаИ тяжело помост стонал.Сим гнал привычною рукоюДомашний и убойный скот.Волнистой, длинной чередоюШли пары мирные вперед.И с песней из лесных ущелийПригнал к ковчегу ИафетОленей, ланей и газелей,И всех, кто красит божий свет…Как три реки, вливались звериВ ковчег покорною волной.Дымилась пыль. Зияли двери.На кровле ждал безмолвный Ной.А там внизу ловили женыДомашних, злых и певчих птиц,Следя в испуге затаенномЗа беглым трепетом зарниц.

7.          В последний раз к полудню НойСпустился к людям в дол зеленый.В шатрах, объятых тишиной,Укрылись вспугнутые жены.На солнце, греясь, как ужи,Лежали люди, тешась зноем.Ной шел, и дерзкие мужиВставали в первый раз пред Ноем.Никто молчанья не прервал,И только мальчик звероловаС вершины дуба закричал:«Ной, Ной, ты к нам вернулся снова?»Ной тихо обошел весь станИ скорбно замер у колодца.Сквозь мутный старческий туманЧей образ там в воде смеется?Не он ли звонкие кремниМетал о воду с детским смехом,И не к нему ль в сырой тениВзлетали всплески влажным эхом?Как много там таких в шатрах —Невинных, словно цвет граната,Но Бог велел — Ной червь и прах…Быть может, в них зерно разврата…Он встал, взял посох и пошел.Кружились голуби над Ноем,И псы, тоской смущая дол,Следы его лизали с воем.

         Из дальних северных просторовПримчался ветер грозовой.В горах запели сотни хоров.Лес стал безвольною травой.Гремят каменья по стремнинам,Забились вихри в пасти скал,И рвутся в бешенстве к равнинам,Взнося стволы за перевал.Седые медленные тучиПлывут все ниже, все темнейИ разрывают грудь о кручи,Сливаясь с хаосом камней…Вперед! Быстрее и быстрееВодоворот свистящей мглы,—И вот, вытягивая шеи,Взлетают вихри, как орлы.Все исступленней, выше, ширеВихрят вдоль туч края их риз,И вдруг, как пьяные вампиры,Рванулись жадной сворой вниз.Трепещет дол… Ревут верблюды,Шумят полотнища шатров.Ослы и козы сбились в груды,Диск солнца мутен и багров.Где кров? Где близкие? Где дети?Шипя, встает песок горбом —Даль, словно дым тысячелетий…И хлынул дождь густым столбом.

         Кружась, плывут стволы дубов,Прильнув к коре, трепещут львицы,—И, не страшась их злых зубов,Прижались к ним отроковицы.Но грозный ливень льет и льет,И, слившись с ветром в темном вое,Смывает прочь людей и скот,Зверей и птиц, — все, все живое.Смывает с горных круч стадаИ пастухов в ущельях душит.Все шире зыбкая вода,Все уже пятна верной суши…Напрасно матери детейНад головами подымают:Проклятый ливень все лютей,И волны жалости не знают.Тогда впервые сотни рукПростерлись ввысь к стенам ковчега,И дрогнул склон, как мощный лук,Под дикой бурею набега.Скорей! Ковчег велик, как кит.Скорее! Волны лижут пятки…И вот всползли… Ковчег закрыт.Кричат и рвутся в беспорядке.«Ной! Ной!» — Но вздрогнула корма,Бока вздымаются, как груди.Потоп покрыл чело холма.Ковчег плывет… и гибнут люди.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ