Ибрагим Абдуллин - Поднять на смех!

ЗИМНИЕ БЕСЕДЫ-ДОСАДЫ

Так вы незнакомы с Хагсу-Хвастуном?Он правит совхозом. При этомОн только зимой вспоминает о том,О чем забывает он летом.Он знает, что значит в совхозе зима:Бушует шурган за дворами,И если зимою пусты закрома,То поздно бежать за кормами…Но вы незнакомы еще с Болсуном,Он фермами правит. При этомЗимой он заботится лишь об одном,О чем не заботится летом…Вот, сытно откушавши, в первом часуВдвоем с Болсуном БолтуновымВ брезентовом «газике» едет ХагсуК овечкам… баранам… коровам…Их «газик» к ближайшей кошаре довез,Где блеяли овцы спросонок,Где больно царапался белый мороз,Как сытый, игривый котенок.Кошара казалась невестой с грехом,Покрытой фатой неуместнойИ брошенной солнцем — ее женихом,Сбежавшим с другою невестой.Где ветер в загоне-клетушке листалВчерашней соломы остатки,Товарищ Хагсу разговаривать сталС одной племенной овцематкой.— Бе-бе, — прохрипела овца по слогам,Болсун перевел, как по нотам:— Овца говорит, что готовится к вамПрийти с небывалым приплодом…— Ну, что же, — Хагсу Болсуну отвечал, —Понятно овечье желаньеДать базу моим прошлогодним речам,Помочь мне сдержать обещанье.Что ж дальше она продолжает твердить?Что значит «ме-ме» в переводе? —Болсун, ободренный, стал переводить:— Овца говорит при народе,Что если ее не накормят зимой,Напрасно приплода вы ждете:Не только ягненка, но даже самойОвцы по весне не найдете! —И тут же Хагсу изменился в лице:— Ну, это уж тупость баранья! —И вышел, спиной повернувшись к овце,Проститься забыв на прощанье…Он в «газике» молча сидел с Болсуном.Они не обмолвились словом.Беседа с овцою казалась им сном,А явью — поездка к коровам…Вот ребра жердей обозначили бокСтоянки в заснеженном мраке —Стояла разбитой стоянка-базок,Точь-в-точь разгильдяй после драки.Начальство направилось на сеновал,Но сено здесь не ночевало,Тут даже камыш не шумел, а шуршал —Для шума его было мало…И в этот мороз, в эту стынь, снеговерть,Просунув рога под жердями,Стояла корова, худая, как жердь,И ела начальство глазами.Корова сказала охрипшее «му»,Как будто мычать ей мешали,И тут же язык показала ему,Изрезанный весь камышами.Болсун это «му» перевел с языкаКоровьего на человечий:— Камыш не запарив, не жди молока,Он только желудки калечит. —И снова Хагсу изменился в лице:— Откуда такое нахальство,Чтоб каждой корове и каждой овцеПозорить прямое начальство?! —Тем временем «газик» вдали за базкомПростился с брезентовым кровом:Коровы слизали брезент языкомВ буквальном значении слова.Корову на месте с поличным застав,Увидев состав преступленья,Болсун весь наличный пастуший составЗаставил пойти в наступленье.Коровы успели сыграть свою роль,Коров изловили не скоро…А в «газике» голом, как голый король,Хагсу удирал от позора!Кто в деле не смыслит ни «бе» и ни «му»,Командует им неумело,И будет спокойней и нам и ему,Коль он удалится от дела…

Перевод с калмыцкого А. Внукова.

МАГОМЕТ ХУБИЕВ

АЛАН-ВЕСЕЛЬЧАК

Мыты отличался красноречием и любил учить людей правильно понимать жизнь. Однажды он сказал:

— Человек ежедневно должен обогащаться новыми знаниями. Если же в какой-то день он не пополнил свои знания, значит, в этот день он не жил.

— Правильно, — согласился Алан и добавил: — Судя по твоим знаниям, ты еще не родился.

— Как там у вас Шамай работает? — спросил Алана Джамног. — Он все жаловался, что директор завода — плохой человек.

— Того директора уже перевели на другой завод, а вместо него теперь новый.

— Вот, наверное, Шамай радуется?

— Нет, не радуется.

— Почему?

— Потому, что прежний директор ограничивался тем, что ругал его за прогулы, а новый директор понял, что ругать бесполезно, и уволил.

— А что теперь делает Шамай?

— Просится к старому директору.

Однажды Бадай подошел к Алану и спросил:

— Ты мне друг?

— Друг.

— Тогда больше не разговаривай с Узеиром.

— Почему?

— Я с ним поругался. Не разговаривай и с Дебошом.

— А с ним почему?

— Он — друг Узеира. Не разговаривай и с Мухтаром — он зять Узеира, с Джанхотом тоже, он брат его снохи…

— Не-ет, — возразил Алан, — чем не разговаривать с половиной аула, лучше перестану разговаривать с одним тобой.

Алан и его жена встретили Дауле на улице спустя три дня после его повышения. Они, как и раньше, поздоровались с ним приветливо, а тот только кивнул головой и прошел мимо.

— Что же он своих вчерашних друзей не узнает? — возмутилась жена Алана.

— Он сейчас не только друзей, но и себя не узнал бы, если бы вдруг встретил на улице, — заметил Алан.

Бийберт давно решил написать научную работу, но не знал, о чем и с чего начать.

Однажды Алан спросил его о том, как продвигается дело.

— О-о! Теперь хорошо!

— Что, наткнулся на истину?

— Нет, на книгу. Ее автор, кажется, Бекболат. В ней так хорошо изложены все мои мысли, что я сразу понял, о чем должен писать.

— Кто бы мог подумать, что Бекболат такой проворный, — сказал сокрушенно Алан, — сумел украсть твои мысли на десять лет раньше, чем они к тебе пришли.

Зетул начал писать недавно, а Джетул уже имел солидный поэтический стаж. Они часто спорили между собой о том, кто из них талантливей. Зетул считал, что стихи Джетула просто бессмыслица. А Джетул был уверен, что стихи Зетула набор пустых слов.

— Скажи, пожалуйста, — обратились они к Алану. — Кто из нас прав?

— Я совершенно согласен с той оценкой, какую вы даете стихам друг друга, — ответил Алан.

К Алану в гости приезжал Басул. Побыл три дня и собрался уезжать. За час до отъезда он начал стегать своего коня плеткой.

— За что ты так бьешь беззащитное животное? — подбежал Алан.

— Понимаешь, когда я собирался к тебе, набил полные артмаки[9] и хотел привязать их к седлу, но он никак не дал, паршивец, — сказал Расул, не переставая бить коня.

Алан, поняв намек гостя, сказал:

— Тогда бесполезно бить, раз уж он дома не дал привязать артмаки, то в гостях и подавно не даст.

В разгар рабочего дня в цех пришел председатель рабочкома и объявил:

— Имеется одна путевка в дом отдыха. Давайте посоветуемся, кого послать.

— У Джумука самый трудный участок, пусть он едет, — сказал один.

— Разве участок Халима легче? Его тоже можно послать! — сказал другой.

— Если уж кого посылать, — предложил Алан, — то давайте пошлем Мотду.

— За что ему такая честь? — возразили рабочие. — Он и на работе отдыхает. Он ни одного дня не работал до устали!

— Не торопитесь, друзья, — остановил их Алан. — Предлагая поехать Мотду, я думаю не о нем, а о работе.

— Как это так?

— А вот так: если мы пошлем Мотду, наша работа нисколько не пострадает.

После назначения Шидака директором совхоза, Теке стал мрачнеть и таять.

— Что с тобой? Что ты нос повесил? — спросил его Алан.

— Если бы с тобой случилось то же, что со мною, ты еще не так повесил бы свой нос, — ответил Теке.

— Скажи, в чем дело-то?

— Понимаешь, Шидак совершенно непонятный человек: сколько раз я его ни приглашал в ресторан, сколько раз ни звал к себе домой, он каждый раз находит какую-нибудь причину увильнуть.

— А ты не переживай: когда станешь директором совхоза, отомсти ему тем же, — посоветовал Алан.

Тембот был на свадьбе. Увидев чужих парней, решил познакомиться с ними.

— Ты чей сын, джигит? — спросил он одного из них.

— Улута.

— Так чего же ты стоишь? Дай руку! Я с твоим отцом выпил столько шайтанской воды… А ты чей будешь? — обратился он к следующему.