Синклер Льюис - Элмер Гентри

Элмер сообразил, что его нашумевший крестовый поход и его «Веселые Воскресные Вечера» таят в себе опасность: вместо великого вождя нравственности в нем начнут видеть просто шута.

«Надо что-нибудь придумать — и достоинство соблюсти и публику завлечь, — размышлял он. — Пусть кривляются за меня другие, а мое дело — стоять на пьедестале. И что-то я уж слишком часто улыбаюсь, это не годится. Видимо, все несчастные болваны решили, что мои воскресные вечера — просто-напросто веселое эстрадное представление. Ну ладно же! Угостим их старой доброй громовой проповедью о геенне огненной, вечных муках. Или ввернем что-нибудь поэтическое — в самый разгар веселья».

Получилось, и очень недурно! Правда, многие из священников-конкурентов продолжали называть его шутом, шарлатаном и любителем дешевых сенсаций, но никто не мог отрицать, что Элмер Гентри обладает возвышенной душою и солидным научным багажом — особенно после того, как хотя бы раз воочию видел его застывшим в молчаливой и скорбной молитве и слышал, как, подняв свой длинный перст, он выговаривал нараспев:

— Вы смеялись сейчас. Вы пели. Вы веселились. Но что хотели вы найти в пустыне сей? Только ли смех? Мне хотелось бы, чтобы вы сейчас задумались на минуту и просто вспомнили, давно ли вам по-настоящему стало ясно, что в любую ночь за вашей душою может явиться смерть и что тогда — как вы ни смейтесь, как ни плачьте — все равно: если вы не обрели мир во Христе, если не признали Иисуса спасителем своим, то не надейтесь, что в последнюю минуту вам удастся покаяться. Нет, вы будете ввергнуты в геенну огненную, обречены на страшные, неслыханные и нестерпимые вечные муки!

Элмер стал такой выдающейся личностью, что был с воодушевлением принят в члены Ротари-клуба.

В Ротари-клуб входили бухгалтеры, портные, остеопаты, ректоры университетов, владельцы фабрик ковровых изделий, владельцы рекламных бюро, магазинов дамских шляп и музыкальных инструментов, фабрик искусственного льда, фабрик-прачечных и тому подобные лидеры общественной мысли. Раз в неделю они собирались, чтобы позавтракать вместе, послушать обращение заезжего актера или речь политикана, направленную против дипломатических отношений с Россией, полюбоваться эксцентрическими танцами эстрадного ансамбля и потешить себя пламенными словопрениями об этике Бизнеса и Служения Народу. Они утверждали, что их единственное желание при всем различии их призваний — вовсе не делать деньги, но лишь служить на благо того, что именуется обществом! Они говорили об этом служении так же искренне и серьезно, как преподобный Элмер Гентри говорил о пороке…

В обществе ротарианцев[186] Элмеру дышалось удивительно привольно; ему здесь нравилось все: и чувствовать себя своим парнем среди таких славных ребят, и произносить коротенькие спичи о том, скажем, что «Будь Иисус Христос жив в наши дни, он стал бы членом Ротари-клуба; Линкольн был бы сегодня членом Ротари-клуба; Уильям Мак-Кинли[187] был бы тоже ротарианцем в наши дни. Ибо все эти люди проповедовали принципы Ротари: один за всех, и все за одного; будь готов помогать своим ближним и почитай бога».

Одним из правил этой организации, бурлящей весельем и задорными шутками в перерывах между вдохновенными речами, было называть друг друга за завтраком по имени. Преподобного мистера Гентри окликали: «Элмер» или «Элм», — и он, в свою очередь, тоже называл своего галантерейщика «Айк», а своего сапожника ласково звал «Руди». Несколько лет назад подобная фамильярность могла бы вызвать у него желание держаться развязно, ввернуть вульгарное словцо или даже выпить. Но теперь он уже прочно вошел в роль человека достойного и, уронив невзначай: «Шикарный денек, Шорти!», — поспешно и гладко завершал в высокопарных тонах: «Полагаю, вам удалось на этой неделе насладиться красотою молодой листвы на лоне природы». И Шорти — да и его приятели — не уставали трубить на всех углах и перекрестках, что преподобный Гентри — «отличный парень, душа компании, и вместе с тем глубокий философ и просто потрясающий оратор».

Когда Элмер рассказал о невинных радостях Ротари-клуба Т. Дж. Риггу, адвокат поскреб подбородок.

— Недурно. Но вот какое дело, брат Элмер. Вы кое-что упускаете из виду. Вы забыли, что на свете есть денежные тузы, люди с тугими кошельками. С ними необходимо познакомиться. Методистов среди них не так уж много — они по большей части предпочитают епископальную церковь, пресвитерианскую, конгрегационалистов или Христианскую науку, а не то вообще не принадлежат ни к какой церкви. Однако это еще не означает, что мы не можем обратить их денежки в методистскую веру. В загородном клубе Тонаванда — я туда попал только благодаря одному субъекту, который спекулировал пшеницей, да еще пришлось его, можно сказать, прямо-таки шантажировать, — так вот в загородном клубе Тонаванда едва ли встретишь многих из этих ваших ротарианцев.

— Но, но как же так, Т. Дж.? Ведь ротарианцы — это… Ведь там и Айра Ранион — а он главный редактор «Адвоката», — видные агенты по продаже недвижимого, например, Уин Грант…

— Так-то так, но хозяина этого самого «Адвоката» и банкира, который позволяет Уину Гранту копошиться, пока он не прогорит, членов правления корпорации, которая всех их спасает от тюрьмы, — вот их-то, злодеев, вы не встретите на каком-то клубном завтраке; эти вам не станут верещать о служении обществу! Их вы найдете за маленькими столиками старого Юнион-клуба[188], где они надрывают себе животы, высмеивая это самое служение. А играть в гольф они ездят в Тонаванду. В Юнион-клуб мне вас не протащить. Там не потерпят священника, который разглагольствует о пороке. Священники, которые состоят членами Юниона, обсуждают последнюю модель кадиллака и сетуют на то, как трудно достать настоящий итальянский вермут. Но Тонаванда — это другое дело. Туда могут и пустить. Для пущей респектабельности. Чтобы доказать, что тех бутылок с джином, что спрятаны в потайных ящичках их потайных шкафчиков, просто-напросто не может быть на свете.

Шесть месяцев времени и хитроумные тайные маневры стратега Т. Дж. — и дело было сделано.

Уэллспрингский приход, а вместе с ним и пастор Уэллспринга расцвели от гордости, что Элмер достиг такого высокого социального положения: еще бы — ему разрешили играть в гольф с банкирами!

Одна беда: он не умел играть в гольф…

С апреля по июль, ни разу не показываясь на поляне одновременно с другими игроками, Элмер брал уроки у клубного тренера-профессионала, приезжая в Тонаванду по утрам три раза в неделю на элегантном новеньком бьюике, недавно купленном и почти уже оплаченном.

Тренер был, как водится, маленький и рыжий ворчун-шотландец (из Индианы) и — опять-таки, как водится, — такой грубиян, что Элмер при нем держался овечкой.

— Выбили дерн — кладите обратно! Что это вам, церковь, что ли? — рычал тренер.

— А, черт! Забываю, Скотти, — заискивающе оправдывался Элмер. — Достается вам с нами, священниками, да?

— Священники — это мне тьфу, и миллионеры — тоже тьфу, а вот поле для гольфа — это для меня вещь, — ворчал Скотти. (Он был ревностным пресвитерианином, и колоритно грубить клиентам-христианам ему было так же тяжко, как и сохранять шотландский акцент, которому он научился у настоящего ирландца из Ливерпуля.)

Элмер был силен и покладист — на свежем воздухе, — и глаз у него был верный. Когда он впервые при всем народе вышел на поле Тонаванды в составе четверки: он, Т. Дж. Ригг и два самых уважаемых в городе врача, — он сам и его игра привлекли внимание и детально обсуждались. А когда, переодеваясь потом в гардеробной, он подчеркнуто не заметил плоской бутылочки, что ходила по рукам в десяти футах от него, он был признан и принят как человек вполне светский.

Уильям Доллинджер Стайлс, член правления Тонаванды и президент легендарной Компании металлических изделий «У. Д. Стайлс», — тот самый Стайлс, который ввел в обиход всей страны от Луисвиля до Детройта Обоюдоострый Топорик, а в обиход тонавандского клуба белые бриджи, — да, да, тот самый Стайлс, этот барон, этот епископ бизнеса, сам представился Элмеру и приветствовал его как нового члена клуба.

— Рад вас здесь видеть, святой отец! В гольф давно играете?

— Нет, только научился, но, будьте покойны, заболел всерьез и надолго.

— Правильно, ваше преподобие. Я лично придерживаюсь такого взгляда на этот счет: для нас, кому приходится сидеть за письменным столом и принимать решения, которые определяют жизнь простого народа, ваши — в религиозном плане, мои — в коммерческом, — для нас, как я сказал, а через нас и для простых людей очень полезно, знаете, выбраться иной раз на природу, поддерживать себя в форме, чтобы справляться с решением наших сложных проблем (я, кстати, недавно как раз говорил об этом на банкете Торговой палаты) и сохранять здравый, разумный взгляд на вещи, чтобы не поддаваться всем и всяческим переливам в непостоянном и капризном общественном мнении, что неизбежно привело бы…