Карусель - Семен Теодорович Альтов

приезжай! — захлебывался в трубке приятель Федосеева — директор шахматного клуба. — Обнаружился вундеркинд! Мальчику всего пятнадцать, а он уже умеет ставить мат ферзем одинокому королю!

— Потом как-нибудь, — вяло среагировал Федосеев. — Я занят сейчас, готовлюсь к разговору с женой…

И он снова возлег на кровати.

«Ш-ш-ш-ш», — послышалось снизу.

«Пусть», — уже засыпая, подумал Федосеев.

Он опустил руку в щель между кроватью и стеной, погладил удава по головке и забылся в тревожном сне.

Снились ему жена и Ящуров. Они сидели за столом, ели из одной банки рыбные консервы и писали на него, Федосеева, стихотворную пародию.

Огромным усилием воли Федосеев полностью загнал себя в работу.

Он выбивал фонды на фазовые множители, устранял коэффициенты двоичного разложения, страстно боролся с неоднозначностью амплитуд, яростно сражался с аморфностью функции, отчаянно преодолевал изотропическую инвариантность дифференциального сечения и в результате резко улучшил дисперсионные соотношения и заметно повысил класс эквивалентности.

— Молодец! Ах, какой молодец! — заломив в экстазе руки, отзывался о Федосееве Ящуров.

Он прибавил Федосееву рубль к зарплате, специально вызванный скульптор изваял Федосеева в камне, и скульптуру установили в вестибюле учреждения, женщины и дети бросали Федосееву цветы, но все это Федосеева не трогало.

Электронная приставка была сдана досрочно, с оценкой «отлично», и Федосеев тут же подал Ящурову заявление об уходе по собственному желанию.

— Одумайся! Одумайся! — Ящуров упал на колени и попытался поцеловать Федосееву край одежды. — Такой специалист!.. Я готов на все… Оставайся. Ну, хочешь, повысим тебе зарплату еще на пятьдесят копеек?

— Подите вы… — брезгливо поморщился Федосеев и вышел прочь.

Он целыми днями лежал, прислушивался иногда к веселой возне под кроватью, часто и подолгу смотрел в потолок.

«Где-то сейчас моя жена? — вздыхал он. — Что делает? Помнит ли меня?.. Зря, в общем-то, я ее обманывал… Эх…»

Вечерами под окнами Федосеева раздавались пистолетные выстрелы, Ящуров звонил ему в дверь, просовывал записки, пытался прорваться по телефону. Федосеев не реагировал.

Однажды натужливое кряхтение Ящурова раздалось из-под кровати, и, распугивая звериный молодняк, он выбрался-таки оттуда в комнату.

Федосеев повернулся к стене и закрыл глаза.

— Пойми же! — закричал Ящуров. — Все это было так давно! Она не была еще твоей женой! Совсем не знала тебя! И вообще ничего такого не было!

Ящуров закашлялся, присел перед придвинутым к кровати журнальным столиком, хватанул из стакана недопитого Федосеевым чая, автоматически проглотил дюжину конфет из раскрытого шоколадного набора, торопливо сжевал несколько зефирин, парочку лимонных пастилок, заел все кусочком молочного шербета и горстью сваренных в меду орешков и запил, постанывая, ананасным соком прямо из импортной жестяной банки.

— Молодая неопытная девушка блуждала в потемках, — страстно заговорил Ящуров, вытирая рот салфеткой, — и я просто обязан был на многое раскрыть ей глаза, выявить лучшие качества натуры, помочь взвесить и оценить нравственные ценности, компактно уложить духовный багаж…

Федосеев открыл глаза, сгреб Ящурова в охапку и выбросил в окно.

Подхваченный свежим порывом ветра, Ящуров взмыл к небу, долго фланировал в воздухе и наконец с шуршанием скользнул по асфальту, прямо под ноги прохожим.

— А ведь пустой оказался человек! — с удивлением констатировал Федосеев.

Падение Ящурова несколько развеселило Федосеева.

«Съездить, что ли, в клуб, поглядеть на вундеркинда?» — прикинул он.

Пробиться к клубу было практически невозможно: известие о шахматном феномене уже облетело город. На подступах к зданию толпились возбужденные любители древнейшей игры, тесно стояли фургоны телевидения и кинохроники.

Приятель пустил Федосеева через служебный ход и сразу же потащил в зал.

На сцене стоял шахматный столик, два стула.

Первым из-за кулис вышел известный в прошлом гроссмейстер. Он грузно опустился на сиденье, нервно потрогал стоявшего на доске одинокого черного короля. И сразу же следом вышел ничем не примечательный тоненький мальчуган с крохотными усиками и жиденькой бородкой. Уверенной рукой он утвердил на доске две белые фигуры: короля и ферзя.

Тут же были включены и часы. А через час все было кончено: растерянный, потный и красный гроссмейстер поздравлял паренька с победой — король гроссмейстера получил мат.

Зал гремел овациями, Федосеев тоже похлопал юному виртуозу.

— У мальчика — прекрасное будущее! — восторженно произнес приятель.

— И совсем еще нет прошлого! — думая о своем, прибавил Федосеев.

— Брось! — сказал приятель. — Все будет хорошо!

И здесь произошло неожиданное: волны печали, горечи, разочарования, омывавшие душу Федосеева последнее время, вдруг как-то резко отхлынули. Федосеев высоко поднял голову, заулыбался и задышал полной грудью.

Он возвратился домой и увидел жену.

Рдея румянцем и опустив глаза долу, она встречала его в прихожей.

— Моя дорогая жена! — высоким чистым тенором запел Федосеев. — Ты пришла! Как я счастлив!

— И я счастлива! И я счастлива! — запела жена в ответ низким грудным контральто.

Они прошли в комнату.

— Где же ты была? Куда уезжала? — придвигая жене вазочку с очищенной морковью, поинтересовался Федосеев.

— А никуда я не уезжала! — озорно блеснула глазами жена. — Все время была здесь, в одной квартире с тобой. Разве ты не замечал, что каждый день тебя ждет на столе горячий обед?

— И в самом деле! — хлопнул себя по лбу Федосеев. — Но почему же я тебя не видел?

— Когда ты был в комнате, — сдерживая смех, объяснила жена, — я выходила готовить на кухню. Когда на кухне появлялся ты — я переходила стирать в ванную. Ты был в ванной — я прибирала в комнате…

Они долго сидели и, любуясь друг другом, разговаривали обо всем на свете. И только одной темы не затрагивали они: Ящуров.

А меж тем имя Ящурова было уже знаменито — как же, ведь этот человек сказал новое слово в науке!

О Ящурове сейчас много пишут и говорят.

И если жена Федосеева включит невпопад радио или телевизор и там идет передача о Ящурове — Федосеев набрасывает на плечи пальто и выходит.

Он не обманывает жену: говорит, что идет погулять по проспекту, и действительно идет на проспект.

4. Встречи с Кустанайцевым

— Кустанайцев в городе! — ошеломил Федосеева его приятель, директор шахматного клуба. — Пробудет недолго — всего четыреста дней. Выступит в лектории.

— Надо же как-то попасть! — занервничала жена Федосеева. — Может, сделаем подкоп?

— Не успеем, — покачал головой директор. — Я предлагаю попробовать с воздуха, через крышу.

— Воздушное пространство надежно охраняется! — предупредил Федосеев.

— Так что же делать? — простерли к нему руки жена и приятель.

— Придется взять билеты, — вздохнул Федосеев.

Блистали ложи, уборщицы подтирали лужи. На улице светало. Кустанайцев запаздывал.

Он появился на сцене, стремительный, целеустремленный, с активной жизненной позицией, прошел, не снимая светлого плаща-дождевика, прямо к трибуне и высоким хриплым голосом сказал:

— Сегодня я прочитаю лекцию