Владимир Кунин - Дорога к звездам

— Кыся! Я оставляю тебя встречать и занимать гостей, а сам пойду приму ванну и переоденусь. В конце концов, Рождество есть Рождество, и никто не имеет права нам его испортить!

— Только, пожалуйста, возьми с собой телефон, — сказал я ему. — Мало ли что...

Я знал, что у Франца Мозера есть свои ключи от калитки, но если позвонит Гельмут Хартманн, а он, по моим расчетам, обязательно позвонит часам к шести, то пусть он лучше разговаривает с Фридрихом. Потому что этот Швайне-Хунд в Человеческом образе все равно меня не поймет...

По-моему, немцы придумали грандиозное ругательство — «швайне-хунд». То есть «„свинячья собака“... Абсолютно алогичное, нелепое, но для нас, Котов, очень даже выразительное! Не вставая с кресла, я разглядывал „Свой собственный документ“, изготовленный старым русским жуликом, осчастливившим разными сроками своего присутствия почти всё тюрьмы Европы. Теперь этот документ, повествующий об „исторической“ любви „моих“ предков — Кошки шведского короля Карла и Боевого (???) Кота Государя Всея Руси Петра Великого — был заключен под стекло, в очень дорогую старинную рамочку красного дерева, окаймленную настоящим чеканным серебром,.

Замечательная по своей наивности и наглости, моя «родовая грамота» стояла на самом видном месте нашей огромной гостиной — на камине темно-красного мрамора, рядом с разными небольшими семейными реликвиями семьи фон Тифенбах.

Но стояла она там как шутка. Как веселое напоминание о нашем первом дне знакомства. И мне это ужасно нравилось! Да и всем, кто к нам приходил, тоже. Даже сегодняшней полиции...

Однако сейчас я смотрел на эту дурацкую грамоту, почти не видя ее. Мне нужно было на чем-то остановить свой взгляд, и на глаза случайно попалась эта рамочка красного дерева в серебре.

А в голове у меня все время проворачивалась МОЯ КОМБИНАЦИЯ сегодняшнего вечера. Которую я противопоставил всей Криминальной полиции Мюнхена. Только бы не сорвалось... Только бы не разрушилось!..

Я просчитывал десятки вариантов, понимал, что срыв может произойти в любом из звеньев: может быть, испугается Мозер, или перетрусит Гельмут, или кто-то из них случайно обнаружит матрешку под сиденьем серебристого «мерседеса»; или — что самое страшное — Моника неожиданно согласится подождать, пока Франц и Гельмут «починят» их автомобиль, и поедет к отцу вместе с Гельмутом. А там еще и Дженни...

Голова у меня шла кругом, и я молился всем нашим Котово-Кошачьим Богам, чтобы все шло так, как придумал Я, как это должно было бы идти, если подходить ко всему этому с мерками СПРАВЕДЛИВОСТИ.

Очнулся я только тогда, когда случайно заметил в окне идущих уже по саду Таню Кох, Фолькмара фон Дейна и Франца Мозера. Сначала я подумал, что прослушал звонок в дверь, а потом вспомнил, что у Мозера есть свои ключи от калитки и гаража. Наверное, все трое одновременно подъехали к нашему дому, и звонка попросту не было.

А тут, кстати, в гостиную спустился и Фридрих. Но в каком виде?!

В смокинге (это мне когда-то Шура Плоткин объяснял...), в белой «бабочке», с маленьким ярким живым цветочком на черном шелковом лацкане и в очень строгих, черных, почти без блеска, туфлях.

— Какой ты красивый, Фридрих! — восхитился я и увидел, что Фридрих очень обрадовался моему впечатлению.

— Тебе действительно нравится? — смущенно спросил он, словно надел смокинг впервые в жизни.

— Очень! — с удовольствием сказал я. — Ну просто — отпад!!!

— Что? — не понял Фридрих. — Как ты сказал?..

На мое счастье, раздался звонок в дверь, и мне не пришлось объяснять Фридриху значение слова «отпад». Для меня всегда это почти непосильная задача — растолковывать ему то или иное наше выраженьице и переводить его на удобоваримый язык. Поэтому последнее время при Фридрихе я опасаюсь пользоваться нашим уличным жаргоном. Это я только сейчас, на нервной почве, ухо завалил...

Вот, кстати, попробуй, объясни Фридриху, что это такое! Себе дороже...

... Потом все друг друга поздравляли с праздником и дарили подарки.

Этому подонку Мозеру Фридрих вручил объемистый конверт с «Вайнахтсгельд» — рождественскими деньгами.

Фолькмару фон Дейну — настоящий рисунок какого-то Дюрера, о котором я никогда и слыхом не слыхивал...

А Тане Кох Фридрих преподнес коробочку с такой сверкающей цацкой внутри, что, когда Таня открыла коробочку, она чуть в обморок не упала!

Мне же Таня подарила красно-золотую жилетку с белой манишкой и таким же бантиком, как у Фридриха. Чуть поменьше.

— Ты что, Таня?.. — тихо спросил я ее на Нашей Волне. — У тебя совсем крыша поехала?! Я же никаких жилеток не ношу...

— Кыся, миленький... Ну, пожалуйста, надень жилеточку! — вслух запричитала Таня; — Только на сегодняшний вечер! Я так старалась... Пожалуйста, очень прошу тебя... Это сейчас ужасно модно! Все телевизионные модераторы, и мужчины, и женщины, теперь только в жилетках! Причем в самых разных... Я помогу ее тебе надеть. Ну, пожалуйста, Кот!..

— Телевизионные модераторы, даже самые популярные и талантливые, — далеко не образец хорошего вкуса, — заметил Фридрих. — Но тебе, мой дорогой друг Кыся, эта жилетка действительно очень к лицу. Ты в ней так импозантен..

Я и сломался. Таня была так красива, так элегантна в своем вечернем платье, а Фридрих посоветовал мне надеть жилет таким тоном, что я дал слабину и позволил напялить на себя жилетку вместе с манишкой и белым бантиком. Это было не бог весть как удобно, но почти не стесняло движений. И я смирился.

— Я, пожалуй, пойду в гараж, приготовлю фейерверк? — спокойно спросил Франц Мозер.

— Конечно, конечно! Я же для этого и просил вас заехать сюда на полчасика, — тут же согласился Фридрих.

А я с замирающим сердцем ждал телефонного звонка от Гельмута Хартманна, и внутри у меня все дребезжало от нервного напряга. И в тот момент когда Мозер направился было к дверям, раздался звонок телефона.

Откуда-то я точно ЗНАЛ, что это звонит Гельмут.

Мало того, когда Фридрих взял телефонную трубку (заметьте, без «громкой связи»!..), я УСЛЫШАЛ не только то, что говорил Фридрих фон Тифенбах, но и то, что говорил ему Гельмут Хартманн с другого конца Грюнвальда!.. Вот ОНО, НАШЕ — КОТОВОЕ, НЕОБЪЯСНИМОЕ!!!

— Фридрих, добрый вечер. У меня опять не заводится мой проклятый «мерседес», — сказал Гельмут. — Нет ли у вас герра Мозера?

— Есть, — ответил Фридрих и жестом остановил уже уходящего Франца..

— Фридрих, будьте любезны, попросите герра Мозера заехать за нами на одной из ваших машин. А может быть, он мне и поможет завести мой автомобиль. Он уже это несколько раз делал. Тогда вообще не будет никаких хлопот с возвращением домой ночью...

— Хорошо, Гельмут,—коротко ответил Фридрих, отключил телефон и сказал Мозеру: — У герра Хартманна опять проблемы с его «мерседесом». Пожалуйста, Франц, возьмите машину и съездите за ними.

— А как же фейерверк? — осторожно спросил Франц Мозер, и я почувствовал его внутреннее ликование — все шло так, как они с Хартманном и планировали!

— Ничего страшного. Я думаю, пока фрау Кох накрывает на стол, мы с профессором сумеем сами подготовить все ракеты к запуску. А так как сегодня навалило много снега, возьмите «чероки», чтобы у вас самих не возникло никаких проблем по дороге.

— Слушаюсь, герр фон Тифенбах! — И Мозер вышел из гостиной.

Я тут же юркнул за ним. Лишь бы он не открывал ящик с ракетами! Лишь бы не лапал мешок «Русский сувенир»!.. Если же он это попробует сделать, я постараюсь ему как-нибудь помешать. Как — я понятия не имел, но надеялся, что в экстремальный момент мне это придет в голову...

Как я и ожидал, спустившись в гараж, Мозер тут же открыл ящик с ракетами, заглянул туда, увидел знакомый пластиковый пакет (недаром я после отъезда полиции еще полчаса корячился — снова запихивал туда пакет с лыжным ботинком!..), и чтобы не дать Мозеру прикоснуться к нему и подумать — на месте ли бомба матрешка, я неожиданно, перед самым носом Мозера, даже хлестнув его хвостом по лицу, вспрыгнул на крышу «гранд-чероки».

Мозер в испуге отпрянул от ящика, прикрыл его и дрогнувшим голосом спросил меня:

— Тоже поедешь со мной, русская сволочь?

Но я сделал вид, что ничего не понял, и даже потерся брылями о плечо Мозера. Можете представить, чего мне это стоило!..

И когда Мозер открыл дверцу «чероки», я первым прыгнул в кабину. Там, у Хартманнов, я хоть смогу повлиять через Дженни на Монику — если она заартачится и не захочет ехать сама на «чероки»...

Но мне этого делать не пришлось.

Нужно было видеть, как Моника и Дженни обрадовались, увидев меня в красно-золотой жилетке и белой манишке с беленькой «бабочкой»!

Дженни от меня просто глаз не отрывала, а Моника тут же согласилась сесть за руль «чероки» и вместе со мной и Дженни ехать прямо к отцу. И там подождать Гельмута с его капризным «мерседесом» — герр Мозер утверждает, что починка займет всего минут двадцать, — а потом уже сесть всем вместе за праздничный стол!..