Валерий Тихомиров - Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок

— Точно, они, — поддержал он друга.

— Надо освобождать маму! — смело предложил Потрошилов, ощущая себя терминатором.

— Как? — спросил Клим.

Никого похожего на маму посреди юрт и чумов местного дизайна во дворе не было.

— Это элементарно. Моя мама может быть только в главном чуме.

— Резонно, — кивнул Клим, — пошли.

Алик привычно потянул из туалета швабру. Распутин прихватил баллончик с дихлофосом. Поверх плохо отмытых следов гуталина они привычно натянули еще одни разрезанные колготки мамы. Устав от спасательных операций, Доктора Ватсона взяли с собой. Чтобы разорвать порочный круг похищений.

Альберт Степанович предлагал добежать до яранги, пока все спят. И вытащить маму, пока никто не проснулся. Клим сильно возражал. В предложенном плане не было ничего экстремального или необычного. Один банальный рационализм. Слишком просто для Клима Распутина. Скучно и неинтересно. Следовало срочно изобрести что-нибудь похитроумнее. С засадами, погонями и драками. Однако вслух Клим сказал убедительно:

— Этого-то они от нас и ждут!

Алик поразмыслил и согласился:

— Точно. Идти нельзя. Они могут… — он осекся и вспотел, вдруг осознав, что безжалостная якутская мафия может сделать с мамой.

Клим вспомнил Валентина Петровну и якутов. Якутов почему-то стало жалко. Он вздрогнул за компанию с Аликом.

— Надо идти лесом, — предложил он.

Альберт Степанович живо представил себе мох и муравейники. Конечно, в родном лесопарке заблудиться было трудно. Но мама…

— Лучше замаскируемся под якутов, — предложил он, — и пройдем как шпионы.

Алик менял облик чаще, чем змея кожу. Так и положено агенту, работающему под прикрытием. Клима идея вдохновила. За это они выпили по стопке. И еще по одной за успех операции.

В утренней дьмке из заурядного подъезда дома номер тринадцать вышли два якута. Один толстый, другой высокий. Несмотря на лето, оба были в зимних шапках с опущенными ушами. Мягко ступая шерстяными носками, обмотанными бисером, они направились к яранге вождей Питерского филиала племени Белого Оленя. Аборигены мирно плавали в галлюцинациях с северной тематикой. Урожай поганок в этом году оказался рекордным. Коварные грибочки в стойбище не переводились.

На окне пенсионера Кузькина шевельнулась занавеска. Валентна Петровна не могла оставить сына без присмотра. Она организовала пост наблюдения в соседской квартире. Как и все тихие законопослушные граждане, Кузькины обожали события. Поэтому сразу согласились. Наличие в квартире якутов и шамана их не смущало. Сократ и Диоген с неподдельным любопытством и искренним уважением следили за походом диверсантов. В их крепких руках шуршала вяленая вобла Кузькина. Соленая и вонючая. Зато подаренная от чистого сердца.

Алик путался в маминой шубе. Клим сильно потел в трех шерстяных безрукавках. Среди юрт, чумов и яранг из полиэтилена они смотрелись как неотъемлемая часть пейзажа.

На полпути Климу стало скучно. Таким образом можно было дойти до цели безо всяких препятствий. А ему хотелось приключений.

— Тихо! — горячо прошептал он. — Кажется, нас засекли! Бежим!

Алик грустно вздохнул. Последнюю неделю он занимался совершенно непривычными физическими упражнениями. Тело болело во всех местах подряд. Особенно в тех, которыми надо было бегать. Если бы не любовь к маме, он бы не смог даже ползти. Проклиная энтузиазм друга, Альберт Степанович подобрал полы шубы и старательно изобразил галоп.

По стойбищу разнесся мягкий топот. В кармане Потрошилова заверещал проснувшийся хомяк. По пути Клим пнул подвернувшиеся под ноги санки. Те врезались в стенку полиэтиленовой яранги. Грянул чей-то возмущенный вопль. Громко залаяла ездовой ротвейлер Дуся. Но Алик уже рванул на себя дверцу холодильника. Они ввалились внутрь. Потрошилов выставил перед собой швабру и отчаянно крикнул:

— Мама?!

Клим выхватил дихлофос, угрожающе заревев. Спасательная операция тихо крякнула и провалилась. В яранге было пусто. Ни мамы, ни якутов, ни вообще чего бы то ни было. Кроме кастрюли с остатками грибного супа на дне. На крышке лежал листок бумаги. На нем ровным каллиграфическим почерком учителя биологии с тридцатилетним стажем было написано:

«Алик, меня увезли в Якутию. Адрес: семьдесят градусов северной широты, сто сорок — восточной долготы. Стойбище Белого Оленя. Спросить Потрошилова С. С. Приезжай, мама».

В неверном утреннем свете буквы вдруг расплылись и помутнели. На глаза Альберта Степановича навернулись слезы. Маму увезли в холод и дичь. Он представил несчастную Валентину Петровну, сжавшуюся у костра в окружении вопящих и танцующих якутов. Ему стало плохо в духоте яранги. Клим бережно приобнял друга за плечи. Они выбрались из опустевшего логова «якутсы» и побрели домой.

Не очень проснувшиеся Белые Олени из дома номер тринадцать повылезали из своих жилищ и смотрели на них с недоумением. Шум в стойбище стих. Еще никто не выходил из главной яранги в грустном виде. Но вопросов новым якутам задавать не стали. Не то из чувства такта, не то вследствие полного утреннего равнодушия.

Алик и Клим поднялись на свой второй этаж. Внезапно Распутин остановился. Перед дверью стояла тележка с сумкой. Это скорбное средство перемещения дачного бремени Альберт Степанович узнал бы из тысячи других. На ручке болтались ключи от дачи и мамина косынка. На подгибающихся ногах он подошел к тележке. В крепко притороченной сумке зловеще лежали восемь зеленых кабачков. Последний привет от Валентины Петровны и уходящего лета.

— Это намек, — ошарашенно сказал Клим, потрясенный коварством «якутсы», — сначала вернули тележку, потом…

Какую неотъемлемую часть мамы пришлет подлая северная мафия в следующий раз, Альберт не услышал. Стресс стукнул его по затылку мягкой увесистой колотушкой. Потрошилов рухнул лицом вперед, круша кабачки волевым подбородком. В квартире напротив синхронно отпала от глазка Валентина Петровна. Растроганное материнское сердце дало сбой. Над ней склонились Рыжов и пенсионер Кузькин. Сократ и Диоген остались сидеть на кухне. Минутной слабости будущего вождя Белых Оленей они не увидели.

Альберт Потрошилов сидел в прихожей на сумке с парашютом и мучительно покусывал кончик карандаша. Слова роились в мозгу, как мухи над коровьей лепешкой, а садиться на бумагу никак не хотели. Между мозгом и клетчатым тетрадным листком пролегла пропасть. Альберт пучил глаза, дул щеки, прохаживался от стены к стене и трепал себя за волосы. В общем, делал все, что должен делать каждый писатель в период литературных потуг. Не помогало. Слова-мухи сбились в кучу и не собирались выстраиваться в ряды.

«Аликс — Юстису» — написал .он и тут же вспотел от напряжения. Выход на связь с «конторой» давался нелегко. Алик знал — у него нет права на ошибку. Он должен быть краток и непредвзят. Только информация. Никаких эмоций. Эмоции для гимназисток. Агент, работающий под прикрытием, — это холодная сталь!

«Здравствуйте, дорогие мои коллеги. Как же я соскучился…» — сама по себе вывела рука каллиграфическим почерком. Альберт в сердцах плюнул на пол, сложил листок вчетверо и швырнул в конец коридора. Потом принес тряпку, вытер плевок и выбросил испорченный лист в мусорное ведро. Тихо поскуливая, он умылся холодной водой и вернулся к перу и бумаге.

«Настоящим сообщаю, — полезли, наконец, казенные штампы, — что секретным агентом, работающим под прикрытием, то есть мною, произведена проверка четырнадцати почтовых ящиков по месту прописки капитана Потрошилова, то есть меня. Несмотря на то что с момента последнего контакта прошла неделя, предложений по способу передачи информации там не обнаружено. Потому продолжаю пользоваться прежним каналом в одностороннем порядке».

Альберт Степанович отложил в сторону бумагу и снова пошел умываться. Серьезное дело требовало колоссальных энергетических затрат. Пот лил градом. По пути он заглянул в комнату, где, раскинув в стороны руки, на диване мирно спал Клим. Рядом на подушке посапывал Ватсон и автоматически шевелил челюстями. Альберт скромно улыбнулся. Пока он рядом, они могут спать спокойно!

После трудного старта докладная пошла легче.

«Теперь о главном. В сложной обстановке борьбы с мафией, для конспирации, я был вынужден резко сменить внешность и стиль поведения. Роль непростая. Дается нелегко. В настоящее время я — красавец-мачо, аморал и любитель выпить. После этого в городе сложилась катастрофическая ситуация. Якутские мафиозные круги совершили прямую попытку подкупа сотрудника милиции Потрошилова А. С., то есть меня. В обмен на согласие занять пост главаря преступного сообщества, ему, то есть мне, было предложено вознаграждение. На преступном сленге — „понты“. На мой отказ принять чемодан с „понтами“ последовала незамедлительная реакция. Обиженный восточно-европейский криминал руками своих представителей славянской национальности пошел на все! В отношении существа (в целях безопасности имени не называю), близкого неподкупному сотруднику милиции, то есть мне, был совершен киднеппинг. В результате силовой акций хомяк тайного агента 108-го отделения милиции, то есть мой, по кличке Доктор Ватсон, был освобожден из плена! Виновники жестоко наказаны! Справедливость восторжествовала!